Развитие образования и культуры татар. История развития религиозного (мусульманского) образования в Татарстане Богатое наследие оказалось потерянным

Выстраивание системы образования, отвечающей современным реалиям, сегодня является серьезной задачей для мусульманской общественности России. Ведь именно малограмотные в религиозном плане молодые люди в основном становятся приверженцами радикальных течений. Просвещение - одно из основных направлений деятельности и для Духовного управления мусульман РТ.

О том, что делает татарское духовенство, чтобы люди понимали ислам правильно, корреспонденту "РГ" рассказал муфтий Татарстана Камиль хазрат Самигуллин.

Мусульмане нашей республики, как и всей страны, воспитываются в рамках традиционного исламского образования. Однако можно сказать, что многие не до конца понимают этот термин. Каково его значение?

Камиль Самигуллин: Данное словосочетание легко объясняется - это обучение на основе многовекового духовного наследия. А татарская богословская школа считается одной из старейших и сильнейших не только в России, но и во всем исламском мире.

В целом в нашей стране два мазхаба - это правовые школы сохранения религиозных традиций. На Кавказе придерживаются Шафиитского мазхаба и ашаритской идеологии, в Поволжье и Центральной России - Ханафитского мазхаба и Матуридитского вероубеждения. Все это составляющие большого суннитского направления ислама.

Известный татарский ученый Мухаммад Мурад Рамзи аль-Казани еще в 1908 году писал, что "татарские имамы всегда были суннитами, матуридитами в убеждениях и ханафитами в действиях, и среди них не было тех, кто распространял нововведения".

Основой нашего образования является преемственность, то есть знания передаются по цепочке от учителя к ученику, далее его ученику... Это максимально исключает возможность искажения в толковании книжных трудов, нравственных и правовых норм.

По подсчетам специалистов, до революции татарским народом было издано свыше 30 тысяч наименований научных трудов. И затрагивали они не только религию, но и другие аспекты жизни: медицину, астрономию, географию, химию. И эти работы ценились в мире. Можно сказать, что у нас есть огромная научная база, не хватает единственного - изучать эти источники.

Богатое наследие оказалось потерянным?

Камиль Самигуллин: Философские воззрения Аристотеля или Платона до сих пор изучаются почти во всех университетах мира, эти знания не считают устаревшими или ненужными. А из изданий, отражающих нашу историю, лишь несколько сотен переведены на современный татарский и русский языки.

Немалую роль в этом, конечно, сыграл советский период, когда "священными" считались совсем другие книги. Несколько поколений наших сограждан выросли в антирелигиозной атмосфере. В Средней Азии или на Северном Кавказе данный процесс проходил менее болезненно - ислам там всегда сохранялся в народной среде.

Татарстану же, находящемуся в центре государства, был нанесен наибольший ущерб. Представьте, в 1991 году в Казани функционировала лишь одна мечеть и не было ни одного медресе. Все наше богословское наследие было утрачено. Но сегодня без преувеличения можно сказать, что система исламского образования в Татарстане переживает свое возрождение. Она уже сформирована содержательно, имеет достаточную материально-техническую базу, достойный преподавательский состав и соответствует принятым образовательным стандартам.

Знания по основам ислама в республике преподают более 1,4 тысячи специалистов. Курсы при мечетях ежегодно посещают около 30 тысяч человек. А в высших учебных заведениях обучается четыре тысячи шакирдов. Стратегической задачей этой системы является воспитание татарской мусульманской интеллигенции, которая сможет стать духовно-нравственным ориентиром.

С началом деятельности Болгарской исламской академии система религиозного образования в Татарстане стала четырехступенчатой и выполняет полный цикл задач: воскресные курсы при мечетях - медресе - институт - академия. И теперь, чтобы получить исламское образование, не нужно ехать в какую-либо страну, как это было раньше. У нас можно даже получить звание доктора наук.

То есть религиозное образование, полученное за рубежом, негативно сказалось на мусульманском сообществе в Татарстане и стране в целом?

Камиль Самигуллин: Оценивать, плохо это сказалось или хорошо, неверно. Но то, что у людей, получивших знания в другой стране, несколько меняется мировоззрение, это факт. Например, в 17 лет молодой человек уехал в Саудовскую Аравию - монорелигиозное государство. Возвращается он на родину 27-летним мужчиной, личность которого сформировалась в условиях, где нет межрелигиозного диалога. Он совершенно по-другому воспринимает нашу действительность, где сталкивается с другими реалиями и вопросами. Конечно, он может оказывать определенное воздействие как минимум на свое окружение.

Давайте вспомним 90-е годы, когда в нашей стране и появились зачатки многих сегодняшних проблем на религиозной почве. Тогда многочисленные эмиссары международных организаций, прикрывающихся религией, пришли и начали учить нас исламу. В тот период у нас был вакуум - не было собственных богословов, ученых не осталось. Мы, как губка, впитывали все, что говорилось. Лишь позже поняли, что действовали эти посланники не бескорыстно.

Преследуя какие-то цели, они распространяли радикальные идеи и искали новых последователей?

Камиль Самигуллин: Тогда в нашей стране действительно была благодатная почва для людей, которые несли чуждую нашему народу идеологию религиозной нетерпимости и крайности под видом богоугодной. Но если углубиться в историю, то можно сказать, что исламский радикализм зародился после XVIII века, когда европейские державы предприняли попытки колонизировать государства с преимущественно мусульманским населением. Может, прозвучит громко, но мусульмане были избраны своего рода мировой жертвой.

Самое страшное, что так оно и случилось: люди поверили в лжеценности, которые проповедовались. А как иначе бороться с мусульманами? Наркотиками или алкоголем их не возьмешь. Остается только вселить в их умы идею священной войны во имя Аллаха, пользуясь их безграмотностью.

Ислам очернили, но в действительности он не пропитан злобой, и история это доказала на протяжении многих веков. У мусульманских империй, занимавших в определенный период лидирующие позиции в мире, была возможность уничтожить другие конфессии. Но этого не было сделано, наоборот, создавались условия и возможности для их развития.

Кроме того, в исламе никогда не противопоставлялись религия и наука. Мусульмане понимали, что все на Земле создал Господь, а значит, любые научные процессы и явления не могут противоречить нашей религии, они естественные.

В качестве примера можно привести образцы греческой философии. Они дошли до наших времен во многом благодаря ученым Багдада, где сохранились в университете, именуемом в переводе на русский язык "Домом мудрости". В X веке эти труды переводились на арабский язык. Впоследствии европейцы восстанавливали их по переводам.

Культуру мусульмане также всегда превозносили. Тюркское слово "мэдэният", означающее "культура", пошло от названия города Мэдэни - известная нам Медина. В основе его существования были идеи равенства, люди различались лишь по своей богобоязненности.

В этом городе и сформировались многие устои настоящего ислама. Как, например, институт закята - ежегодный обязательный налог в пользу малоимущих. Закят призван утвердить в обществе принципы социальной справедливости и способствует снятию социальной напряженности в обществе между различными категориями населения. Ведь не только религиозная безграмотность служит почвой для терроризма и экстремизма, также здесь играет роль и социальное недовольство.

Вот почему помогать людям, страдающим наркоманией или алкоголизмом, а также оказавшимся в местах заключения, в наших же интересах. Они ведь ходят по одной с нами улице, бывают в местах, где играют наши дети. Не найдя поддержки в здоровом обществе, они получают ее от людей, обещающих величие и попадание в рай. Плачевных результатов здесь, к сожалению, много.

В чем именно заключается профилактическая деятельность ДУМ РТ по противодействию экстремистским взглядам?

Камиль Самигуллин: Ведется комплексная работа по многим направлениям. В первую очередь это информационное противодействие. В современном мире информацию практически невозможно локализовать или запретить. Ее можно победить лишь другой информацией. У нас организована духовно-просветительская кампания в СМИ, есть несколько медиапроектов.

Главным достижением в этой области стал мусульманский телеканал "Хузур ТВ", вещающий в кабельном формате на территории Татарстана и в Башкирии. Есть печатные СМИ, издаются книги, работают интернет-ресурсы. Конечно, они охватывают не всех, но общая аудитория уже приблизилась к миллиону человек.

Вообще нужно сказать, что идеологических террористов и экстремистов в действительности очень мало. Большинство из них недовольны социальным положением. Но ведь у человека просто не останется времени на какие-то радикальные мысли, если он будет занят делом и заботой о семье. Важно его направить к этому, что должны делать грамотные люди, ведь если врачебная ошибка может искалечить здоровье человека, то ошибка имама способна искалечить душу.

Становление и развитие исламского религиозного образования на Волго-Камье в Средние века происходили под воздействием культурного развития исламского мира, прежде всего Средней Азии, После завоевания Казанского ханства в регионе произошли кардинальные изменения в со-циальной структуре местного населения. Лишение государственной под-держки, ослабление татарской феодальной прослойки, вынужденное пере-селение мусульман в сельскую местность и другие факторы способствовали исчезновению учебных заведений, готовящих религиозные кадры.

Лишь появление во второй половине XVIII в. новой национальной элиты в лице купечества сделало возможным возрождение полноценной системы исламского образования у татар. Предприниматели сыграли клю-чевую роль в закреплении в татарских учебных заведениях среднеазиат-ской модели исламского образования - в Волго-Уральском регионе появи-лись выпускники бухарских медресе.

В российских реалиях для татар имело принципиальное значение об-учение подрастающего поколения основам ислама и грамоте, что восприни-малось не только как основа формирования «истинного мусульманина», но и закрепление в сознании детей сегментов этно-конфессиональной идентично-сти. Национальные школы во многом олицетворяли собой символ сохране-ния традиций и уверенность в будущем мусульманства в России. Во второй четверти XIX в. К. Фукс, проживавший в Старо-Татарской слободе Казани и хорошо знавший жизнь населения края, отмечал, что «Татарин, не умеющий читать и писать, презирается своими земляками и, как гражданин, не пользу-ется уважением других. По сему-то всякий отец старается как можно ранее записать детей своих в училище, где бы они выучились, по крайней мере, читать, писать и узнали бы начала своей религии. Для споспешествования сему при каждой мечети полагается училище, состоящее под особенным надзором ахуна; мулла мечети здесь учитель, ежедневно занимающийся об-учением всем этим предметам.,. .Дети поступают в училище на 7-м или 8-м году своего возраста; курс их учения продолжается по меньшей мере 5 лет. Те же, кои посвящают себя наукам, т. е. желают со временем сделаться свя-щеннослужителями или учителями, остаются в школе гораздо долее».

Благоприятное воздействие на возрождение и развитие исламского образования также оказали политика «религиозного дисциплинирования» Екатерины II и признание ислама одной из «терпимых» религий в Российской империи. По итогам испытания в религиозном управлении -Оренбургском магометанском духовном собрании - будущие имамы и муэдзины удостаивались не только духовного звания, но и преподаватель-ских званий мударриса (преподавателя медресе), мугаллима (учителя) или мугаллим-сабиана (учителя детей), что означало их исключительное пра-во на ведение образовательной деятельности в своем приходе - махалле.

Медресе представляли собой средние и высшие учебные заведения, готовящие мусульманских духовных лиц, знатоков мусульманского пра-ва. Для прохождения полного курса требовалось 10-15 лет. По поводу названии традиционных школ татар известный тюрколог, инспектор татарских, башкирских и киргизских школ в Казанском учебном округе В. В Радлов отмечал, что «у татар восточной России эти названия в разных местах имеют разные значения; так, напр., в Казанской губернии сло-во мектеб» почти не употребляется, а все школы, и самые маленькие, называются медресами».

В татарских мектебе и медресе реализовывался важнейший принцип исламского религиозного образования - его доступность для каждого правоверного независимо от его сословного статуса, материального по-ложения и места жительства. Однако длительный срок обучения в медре-се требовал определенных материальных затрат. Поэтому мечтой каждой крестьянской семьи было обучение хотя бы одного из сыновей в медресе и выведение его в муллы - сделать его ученым, авторитетным и уважаемым в татарском сообществе человеком.

Являясь частными или общественными учебными заведениями при мечетях, мектебы и медресе не имели официально утвержденных про-грамм и уставов. За редким исключением в этих школах не было единого определенного курса учения. Каждый мулла-учитель учил тому, что знал сам, и так, как учили его самого. Традиционная программа включала из-учение морфологии (сарф) и синтаксиса (наху) арабского языка, логики (мантыйк), философии (хикмат), догматики (калам) и мусульманскою права (фикх). Показателем продвижения шакирда являлись изучаемые книги: учебный курс заключался в изучении в строгой последователь-ности общепринятых книг, написанных в XI-XVI вв. Основу программы составляло богословие. Общеобразовательных предметов было немного, они носили вспомогательный характер.

Важно отметить, что после присоединения Средней Азии к России авторитет Бухары как центра мусульманской учености резко упал, этало-ном для татар стали учебные заведения Османской империи и Египта.

Здания татарских начальных школ являлись органической частью сельской застройки. Их размеры, рассчитанные на обучение двух десятков мальчиков - детей прихожан, и облик редко выделялись среди крестьян-ских строений. К тому же часть начальных школ располагалась в усадьбе приходского духовенства. По своему облику и строению русские началь-ные школы, строительство которых осуществлялось за казенный счет и регламентировалось привнесенными с запада санитарными нормативами, выгодно отличались от мусульманских учебных заведений.

Крупные медресе существовали благодаря или попечению богатых купцов, или вакфам, которые в сельской местности практически отсут-ствовали. Материальное благосостояние медресе зависело от многих при-чин: учености мударриса, количества учеников, щедрости благотворите-лей и т. д. Постоянного и стабильного источника дохода у большинства из них не было. Приходские начальные школы содержались за счет местных жителей, членов поземельной общины.

Татарских девочек, как правило, обучали жены мусульманских духов-ных лиц, которых называли «остабикэ» или «абыстай». Целью обучения было исключительно религиозно-нравственное воспитание будущих ма-терей мусульманских семейств, послушных носительниц вековых тради-ций и нравов ислама- Определенных научно выработанных методов пре-подавания также не было.

В дореформенный период правительство специально не контролиро-вало мусульманские учебные заведения. Поскольку по закону мектебе и медресе находились «при мечети», они считались в ведении религиозного управления. Ими интересовались исключительно ученые-востоковеды и миссионеры. Поэтому в делопроизводственной документации региональ-ных органов власти дореформенного периода сведения о татарских шко-лах носят случайный и фрагментарный характер.

Лишь после введения «Правил о мерах к образованию населяющих Россию инородцев» от 26 марта 1870 г., установивших правовые осно-вы школьной политики в Казанском и Одесском учебном округах, на-чалось изучение традиционных школ татар. Важно отметить, что татар-ские школы Волго-Уральского региона в 1874 г. были переданы в ведение Министерства народного просвещения, которое с 1882 г. получило полно-мочия на контроль их образовательной деятельности. В 1890-е гг. дирек-ции народных училищ губерний начали собирать статистические и другие сведения о мусульманских школах.

Разработав «Правила» от 26 марта 1870 г., правительство поставило своей целью введение в татарскую национальную систему образования из-учение государственного языка и обязало всех детей моложе 16 лет, посе-щающих мектебе и медресе, обучаться в русских классах при них. Расходы на изучение русского языка предполагалось возложить на самих татар. Предусматривалось также открытие русско-татарских начальных училищ за счет казны. Предполагалось «распространять среди татарского племени русский язык и образование, не порождая подозрений в посягательстве на их веру». Однако полицейские меры при открытии новых школ привели к усилению у местного населения подозрений в искренности намерений пра-вительства. Вмешательство власти в сферу мусульманского образования, которая являлась сокровенной для религиозной общины, способствовали распространению различных слухов. Говорили о намерении правительства сделать обязательным обучение русскому языку для «всех детей мусуль-ман» с последующим закрытием традиционных мусульманских школ. В результате в Волго-Камье русские классы удалось учредить лишь при мед-ресе. Однако когда в 1891 г. был введен русский образовательный ценз для лиц, желающих занять должности имама, хатиба и ахуна, соискатели, как правило, старались заниматься в частных школах, игнорируя русские клас-сы и русско-татарские школы. В начале XX в. в Волго-Камье число рус-ских классов при медресе было настолько мало, что не могло быть и речи о каком-то заметном их влиянии на татарское образование.

Крымско-татарский просветитель Исмаил-бей Гаспринский (1851-1914) - главный идеолог модернизации тюрко-татар в России - начал свои преобразования с реформы начальной школы, издав в 1884 г. букварь «Ходжаи сыйбиян» («Учитель детей»). Изучение грамоты по звуковому методу позволяло существенно сократить сроки обучения. За счет осво-бодившегося учебного времени появлялась возможность для введения общеобразовательных (светских) предметов, а также русского языка.

В конце XIX в. в Волго-Камье новометодные школы получили рас-пространение главным образом в городах и больших торговых селениях.

Сторонники традиционного обучения считали медресе и мектебе ис-ключительно религиозными школами. Они объявляли ересью не только введение русского языка как учебного предмета, но и замену традицион-ных религиозных дисциплин другими исламскими науками. С точки зре-ния старометодистов денежная, организационная и всякая иная помощь конфессиональным школам со стороны немусульманского населения, хотя бы и общественных учреждений, была неприемлема.

Последователи же нового метода призывали единоверцев «осмыслить свою веру, очистить ее от суеверий и невежественных толкований мулл и укрепить свою народность, расширяя область применения родного языка в литературной, научной и религиозной сфере и вообще хлопотать о прогрecce на почве ислама и тюркской народности».

В библиотеках при медресе пытливые шакирды занимались само-образованием, расширяли свои познания. Рукописные книги шакирдов, их конспекты свидетельствуют о том, что они были знакомы с классиче-ской литературой Востока, математикой, астрономией, медициной, рито-рикой, поэтикой, историей, географией. Лучшие медресе обеспечивали высокий уровень подготовки. Из самых крупных и известных медресе Казанской губернии следует назвать Кшкарское медресе в Казанском уез-де, Сатышевское медресе в Мамадышском уезде, Акзегитовское медресе в Цивильском уезде.

Кшкарское медресе было основано во второй половине XVIII в. ка-занским купцом Баязитом аль-Кышкари. Основные пожертвования на его содержание оказывали потомки основателя купцы Усмановы. На протяжении всего времени своего существования медресе оставалось старометодным, тем не менее в начале XX в. обучение грамоте было переведено на звуковой метод. В программу обучения был включен так-же русский язык. Среди выпускников Кшкарского медресе известный религиозный и общественный деятель, основатель первой татарской газеты в России - «Hyp» Гатаулла Баязитов, поэт Габдельджаббар Кандалый, певец и журналист Камиль Мутыги, педагог и переводчик Таиб Яхин и др.

Медресе в деревне Сатышево располагалось в специально построен-ном каменном здании. Имелась довольно обширная библиотека, состоя-щая в основном из рукописных книг. Число шакирдов доходило до трех-сот. Медресе в разные годы окончили поэт Миргазиз Забиров (Укмаси), писатель Мухаммед Гали и др.

Медресе в деревне Акзегитово было учреждено в 1870 г. на сред-ства уроженца этой же деревни купца Загидуллы Шафигуллина. Первоначально обучение здесь почти не отличалось от обычных дере-венских школ. Но со временем программа преподавания расширилась, в нее вошли, помимо религиозных, и общеобразовательные предметы. Грамота стала изучаться с применением звукового метода, открылся русский класс. Интересен тот факт, что для пропаганды нового метода обучения Шафигуллин устраивал в своем медресе ежегодные публичные экзамены, на которые приглашал почетных мусульман. Результатом яви-лось открытие нескольких подобных школ в соседних уездах. В медресе обучалось примерно 120 мальчиков. В Акзегитово в также было создано училище для девочек, где преподавались общеобразовательные предметы.

Крупным образовательным центром мусульман было находившееся в деревне Иж-Бобья Вятской губернии новометодное медресе «Буби». В нем преподавались арабский, турецкий и французский языки, всеобщая история, физика, химия, география. Существовал и класс русского я ыка (По словам татар, таких еще центров в России два: один в Казани и)дин в Уфимской губернии». В «Буби» учились и преподавади писатель Наджип Тахтамышев (Думави), поэт, переводчик Даут Губайди, писатель Садри Джалал, педагог, литературовед Джамал Валиди, поэтесса Загира, Байчурина и др.

Именно с медресе «Буби» берет свое начало светское образование девочек. В Волго-Камье это новое социокультурное явление получило распространение, главным образом, в начале XX в. Женские школы были открыты в Чистополе, деревнях Малые Тарханы, Верхняя Корса, Акзегитово, Котаймас (Кышлау) в Казанской губернии, в Бугульме и деревне Каракашлы Бугульминского уезда Самарской губернии.

Последствия политизации «мусульманского вопроса» в начале XX в., официальные обвинения татар в «панисламизме» и «пантюркизме» вы-звали действия правительства, направленные против развития новоме-тодных школ, в борьбу с которыми были вовлечены губернская адми-нистрация, жандармерия, полиция. Активную поддержку правительству оказывали муллы-кадимисты, православные миссионерские круги. Эти структуры активно участвовали в формировании тенденциозных позиций центральных властей к конфессиональным школам татар и процессу их реформирования.

В годы советской власти мектебе и медресе были закрыты, система религиозного образования была предана забвению.

Из книги «Медресе Казанской губернии второй трети XIX - начала XX в.»

Если рассматривать историю Ислама в целом, то нельзя не обратить внимание на то, что, несмотря на преобладающее чувство духовного единства, мусульмане сохранили многие изначально присущие им национальные и региональные элементы. Тем не менее, говоря о всевозможных «вариантах» Ислама, в первую очередь, следует исходить из его универсального характера, отсутствия национальной замкнутости или жесткой привязки к определенному периоду. Этот универсализм обусловлен относительной терпимостью Ислама, допускающего разные точки зрения и интегрировавшего в себя необычайное множество разнообразных национальных и региональных элементов.

В Поволжье, в первую очередь среди татар, Ислам также имел свои особенности. Даже географическое расположение этого региона уже предполагает нюансы в совершении некоторых мусульманских обрядов. Так, Ибн Фадлан, секретарь посольства Багдадского халифа Джафара аль-Муктадира, приехав летом 922 г. в Волжскую Булгарию с удивлением обнаружил невозможность совершения пятикратного намаза по классическим канонам, поскольку в короткие летние ночи последний намаз (Ясту) булгары-мусульмане вынуждены были совмещать с предпоследним (Ахшам).

Но основные особенности, безусловно, были обусловлены не географическими факторами. Они формировались уже в процессе проникновения Ислама в регион и его утверждения и распространения среди татар. При этом, в первую очередь, нужно исходить из того, что распространение Ислама в Восточной Европе, в том числе и в Поволжье, не является только фактором расширения территориальных рамок мусульманского мира. Это, в первую очередь, продолжение формирования универсального религиозного сообщества и переход его в иное качественное состояние. Исламская цивилизация в процессе расширения своих границ вышла за пределы и горизонты арабоязычного мира.

До проникновения в Поволжье Ислам вбирал в себя достижения ирано-индийских, тюркских (в Средней Азии) культурных ареалов, и мусульмане уже жили как бы в условиях общей культуры. Поэтому распространение Ислама в тюркском мире можно рассматривать как проявление дальнейшей культурной и духовной экспансии. Ислам канонизировал некоторые традиции, но при этом на таком огромном пространстве не могло быть и речи о всеобъемлющей унификации жизни мусульман. Универсализм Ислама позволил ему впитывать в себя здоровые местные традиции, если они, конечно, принципиально не противоречили основным канонам религии и соответствовали требованиям своего времени.

Процесс распространения Ислама в Поволжье в целом произошел мирным путем. Начало этого процесса Ш. Марджани связывает с периодом правления халифа Мамуна (813-833). Р. Фахрутдинов допускает возможность еще более ранней датировки: через хазарских тюрков, во времена Абд-аль-Малика ибн Марвана (годы правления 685-705). Некоторые новейшие археологические открытия в Подонье, где жили булгары до их переселения на Среднюю Волгу, также свидетельствуют о довольно ранней мусульманизации населения. Вероятно, они были обращены в Ислам еще после событий 737 года, когда арабский полководец Марван в результате успешных военных походов оказался на хазарской земле.

Можно выделить два главных фактора распространения Ислама в поволжском регионе: деятельность арабских миссионеров и многолетние торгово-экономические и культурные взаимоотношения с восточными странами, в первую очередь, с Ираном и Средней Азией, которые в VII-VIII веках стали составной частью формирующейся мусульманской цивилизации. То, что Ислам в Среднее Поволжье проникает через Среднюю Азию, это означало, что мусульманские традиции и учения богословских школ (в том числе и ханафитского мазхаба) постепенно распространялись и в этом регионе. В преданиях, исторических сочинениях этот сюжет излагается более подробно и распространение Ислама в Булгарии приписывает трём сахабам (сподвижникам) нашего благословенного Пророка Мухаммада (с.а.в.).

Наиболее распространенная версия изложена в книге автора XVIII в. Муслими «Таварихы Болгария», где он подробно описывает, как в 9 г. по хиджре (631/32) для распространения и обучения истинной религии наш благословенный Пророк Мухаммад (с.а.в.) сам лично отправляет в Булгарию трёх сахабов (‘Абдаррахмана ибн Зубайра, Зубайра ибн Джа‘да и Тальху ибн Усмана). Они в течение трёх лет в городе Болгар «обучали основам религии и канонам шариата, отстроили Соборную мечеть. Народ познакомили с Кораном, читали пятничные и праздничные молитвы (намаз) … Открыли медресе». Через три года два сахаба вернулись в Медину, а Зубайр ибн Джа‘да остался в Булгарии.

Правда, отношение к трудам Х. Муслими у татарских историков неоднозначное. Так, Шигабутдин Марджани считает, что этот источник не является достоверным. Но при этом в своей книге «Мустафад аль-ахбар» признает, что «есть свидетельства в пользу того, что арабско-мусульманские проповедники приходили в Булгар в качестве лекарей, и его народ в очень ранний период принял Ислам». Он так же утверждает, что «летом некоторые мусульмане посещают эти руины и, в частности, две могилы, расположенные рядом с этой мечетью, говорят, что это могилы сахабов».

В этой же книге Ш. Марджани косвенно подтверждает мнение Х. Муслими о том, что Булгары посетил знаток тюркского языка из окружения нашего благословлённого Пророка Мухаммада (с.а.в). Опираясь на сохранившиеся источники, Ш. Марджани пишет, что «рядом с Пророком был сподвижник, знавший тюркский язык и написавший письмо какому-то тюркскому народу. Наиболее вероятно, что письмо было отправлено хазарам и булгарам, которые были расположены ближе, чем другие тюркские народы».

Новая веха в истории Волжской Булгарии начинается с 922 года. С этого времени Булгария как государство оформилась окончательно на политической карте мира. И в этом смысле приезд посольства из Багдада сыграл роль официального дипломатического признания нового Исламского государства.

Конец IX – начало X вв. для Волжской Булгарии стал периодом становления не только государственности, но и религиозно-правовой системы. Ханафитский мазхаб с относительной терпимостью к инакомыслию и широким использованием местного обычного права, сложившегося у разных народов в доисламский период (адат), способствовал ускорению завершения этого процесса.

В Золотой Орде в религиозно-правовой сфере ситуация в какой-то степени была схожей с булгарским периодом. Задачей религиозно-политического руководства этого государства стало достижение порядка, мира и благополучия в стране. И одно из важнейших следствий этого – относительная терпимость Ислама, в котором допускались разные точки зрения, если они не навязываются силой и борьба из-за них не ведет к дезинтеграции общества. В Золотой Орде это проявлялось и в отношении Ислама к другим религиям и в отношении к внутри мусульманским различиям. В столице Золотой Орды жили ученые-богословы разных мазхабов (ханафиты, шафииты, маликиты), различные суфийские общины. Определяющую роль здесь скорее сыграл политический, чем религиозный фактор. Лишь при могущественном Узбеке (годы правления 1312-1342), удалось осуществить исламизацию страны.

Подлинное укрепление позиций самого Ислама и мусульманского духовенства, начавшееся в середине XIV столетия, завершилось с образованием самостоятельных татарских ханств: Астраханского, Казанского, Крымского и др. В Среднем Поволжье только с образованием Казанского ханства «век иджтихада» окончательно сменился «веком таклида», что означало установление правовых приоритетов одной из признанных школ мусульманского права – ханафитского мазхаба.

В татарских ханствах сложилась разветвленная система мусульманского духовенства. Ему принадлежало почетное место в государстве. На должность главы духовенства всегда избиралось лицо, принадлежавшее к числу сеидов, то есть потомков нашего благословенного Пророка Мухаммада (с.а.в.). Глава духовенства считался после хана первым лицом в государстве и в моменты междуцарствия он, в силу своего высокого положения, обычно становился во главе временного правительства.

Это свидетельствует о том, что в татарских ханствах религиозная сфера уже слилась с государственной и социальной, религиозные проблемы общества не являлись делом особой замкнутой группы профессионалов. В решении этих проблем социально-политические соображения играли изначально большую роль. Наличие в государстве многочисленной профессионально подготовленной прослойки духовенства дает возможность говорить о том, что оно, безусловно, стремилось адаптировать религиозно-правовую систему ханафитского мазхаба к местным условиям и потребностям государства. В татарских ханствах, находящихся довольно далеко от основных центров мусульманской цивилизации, истинной основой фикха могла стать иджма, согласное мнение правоведов, способное придать религиозному праву гибкость и узаконить региональные различия.

Итак, Ислам, будучи в течение X – первой половины XVI вв. государственной религией и официальной идеологией трех различных государственных образований, развивался не столько в контексте абстрактных мусульманских доктрин, сколько в рамках тех социально-экономических и политических условий, которые складывались в этих государствах.

Во второй половине XVI века татары потеряли свою государственность, и, соответственно, традиционные политические и религиозные институты. Падение татарских ханств нарушило естественный ход жизни татарского общества. Потеря государственности стала трагедией для народа. Она усугублялась еще и тем, что социально-экономическая экспансия Москвы сопровождалась откровенными и грубыми религиозными притеснениями. Царь Федор Иоаннович, сын Ивана Грозного издает указ, в соответствии с которым полагалось «все мечети пометать и вконец их извести». В 1555 году в Казани учреждается кафедра архиепископа для обращения жителей края, в первую очередь татар, в христианство.

Это вызывает недовольство во всех слоях населения. Господство иноверческой Руси и внедрение новых институтов управления воспринимались массами как прямая угроза традиционному образу жизни, национальной культуре. Завоевание усиливало приверженность угнетенных народов прежним духовным, прежде всего религиозным традициям как символу былой независимости. А это, в свою очередь, способствовало перенесению в новые условия средневековых религиозных социально-политических учений и форм борьбы. При этом убеждение в своей принадлежности к «мусульманскому миру» у татар с самого начала переплеталось с формирующимся осознанием этнической общности в рамках определенных географических границ. В отличие от многих мусульманских народов этот процесс начался у татар раньше и имел свои особенности.

Татары для сохранения основ традиционного общества пытались использовать те структуры, которые не поддавались сиюминутному разрушению и были прочно вплетены в духовную жизнь народа. Роль такого древнего общественного института как джиен в XVI-XVIII вв. несколько усилилась. Сельская община имела свою довольно четкую структуру.

Во главе каждой общины стояла группа стариков-аксакалов, обладавших большим жизненным опытом, пользовавшихся авторитетом у населения. Решения совета старейших являлись обязательными для всех членов общины. Кроме совета старейшин и общего собрания, во главе каждого селения стояло еще одно лицо – абыз (буквально «старейший», «просвещенный»). Абызы являлись постоянными представителями местной власти и обладали определенными функциями управления. Можно сказать, что институт абызничества совместно с джиенно-общинными порядками выполняли функции органов самоуправления.

Рассматривая проблему использования внутренних потенциальных возможностей татарского общества в XVI-XVIII вв., нельзя не упомянуть и о суфизме, который в этот период значительно усилил свои позиции среди татар.

Суфизм в Среднем Поволжье распространяется очень рано, практически одновременно с Исламом. Применительно к XVI-XVIII вв. можно сказать, что в этот период суфизм способствовал сплочению мусульманской уммы перед лицом внешней опасности и внутренней нестабильности. Он был направлен на противопоставление насилию и жестокости враждебного мира внутренних ресурсов личности, ее духовного богатства.

Суфизм частично заполнил идеологический, идейно-политический и социально-структурный вакуум, который образовался в татарском обществе в XVI-XVIII веках. Можно сказать, что Ислам в татарском обществе в XVI-XVIII вв. обеспечивал стабильность.

Не избавляя общество от потрясений, Ислам способствовал сохранению в нем элементов социальной структуры и продлению культурной традиции. Религия в татарском обществе обнаружила высокую способность к выживанию, беря на себя в немалой степени функции социальной интеграции, роль поборника и стража «правопорядка». Сохранившиеся религиозные институты обеспечивали единение и примирение социально и политически разнородных элементов и делали возможным самоорганизацию татарского общества. Вместе с тем, во второй половине XVIII в. уже стало ясно, что общество, располагающее только религиозной организацией, лишено возможности полноценного развития.

Универсалистские функции Ислама, первоначально способствовавшие стабилизации общественной жизни, во многом нуждались в создании дополнительных социально-политических и идеологических институтов. Ситуация усугублялась еще и тем, что в XVI-XVIII вв. интегрирующая роль Ислама не могла быть полной и безусловной в силу многих причин.

Постоянно заявляли о своих особых интересах этнические и национальные группы, социальные слои, стремившиеся истолковать достигнутое единство в свою пользу, добиться большей свободы действий, что способствовало формированию «малых» традиций или усилению «народной религии», которая находилась в неустойчивом равновесии с классическими канонами Ислама, деформируя его универсалистские ориентации и внося в общественное сознание мифологизированные государственно-этнические культы.

Постепенно и российское правительство, особенно при Екатерине II, осознало, что татарское общество, функционирующее в основном на универсалистских связях Ислама, оставалось довольно серьезным потенциальным очагом сепаратизма внутри России. Поэтому необходимо было выработать более эффективные, чем насильственная христианизация, механизмы вовлечения татарского общества в российскую государственную систему. В 1788 году было создано Духовное управление мусульман. Предполагалось, что оно будет контролировать деятельность татарского духовенства в интересах царизма. «Великодушное» разрешение Екатерины II строить мечети привело к неожиданным для правительства результатам.

Интенсивное строительство мечетей и открытие при них мектебов и медресе в конце XVIII – начале XIX веков татары использовали для создания независимой от официальной идеологии системы народного образования. Со временем она стала мощной интеллектуальной базой для распространения новых идей и обновления социальной базы национально- освободительного движения среди татар.

XVIII век наметил поворот татарского общества на путь современного развития, но одновременно общественное сознание развивалось в тесной связи с традиционными исламскими представлениями и идеями. Общественная и религиозная мысль конца XVIII – начала XIX веков отражала именно эту двойственность общественного сознания. Она возникла как результат взаимодействия двух направлений: понимания необходимости радикальных идейных изменений и сохранения мощного консервативного пласта – силы традиций, Ислама. В этих условиях новые взгляды, концепции и нормы могли быть осмыслены только сквозь призму Ислама в привычных для на- рода образах и понятиях.

Джадидизм, определявший одну из основных тенденций татарской общественной мысли второй половины XIX – начала XX вв., возник как реформа системы религиозного образования. Он изначально был призван выполнять более широкие задачи, выходящие далеко за пределы этой системы: татарское общество нуждалось в новой системе мироощущения, в новых ценностных ориентирах.

Старая мусульманская школа давала знания, состоявшие из религиозных и моральных ценностей, которые считались вечными и самодостаточными. Другим формам знания, даже тем, которые были бы полезны в практических целях, в старых медресе уделяли мало внимания. Джадидские учебные заведения призваны были прилагать большие усилия к тому, чтобы навести мосты между современным (в том числе и западным) знанием и мусульманской культурой, внедрить современные науки в систему мусульманских знаний.

Это означало внедрение элементов светской модели мировосприятия, основанной на принципах рациональности, универсальности и объективности. Безусловно, такой подход вызвал ожесточенные споры среди татарской интеллигенции, поскольку речь шла об использовании двух культурных концепций познания. Сторонники старого метода (кадимисты) резко выступали против джадидизма, видя в нем угрозу мусульманской культуре и мировоззрению.

Теоретической базой кадимизма стала идея о том, что фундаментом общества является естественным образом сложившаяся целостность, имеющая органический характер. Данная общность, в основе своей конфессиональная, обладает самодостаточным характером.

Важнейшим элементом кадимизма является так же тезис о необходимости сохранения традиций, представляющих собой мудрость предков, отрицание которых может привести к исчезновению татар как этноконфессиональной общности. Представители кадимизма апеллировали не к индивидуальному, а коллективному разуму, накопленному опытом многих поколений. Выступая за защиту традиций, кадимизм предполагает сохранение наследия как единого целого, а не в отдельных сферах (махалля, семья, религиозные обряды и т.д.), поэтому изменение любых сторон духовной жизни общества представляется опасным для существования целого.

Новые идеи в татарском обществе вызвали ожесточенные споры. Дело в данном случае, конечно, не только в новизне подходов. Многие в татарском обществе опасались, что распространение джадидизма будет порождать опасность вырождения религиозной веры в идеологию. Спор, возникший вокруг ответа на этот вопрос, не стихал в татарском обществе вплоть до революции 1917 года.

До начала XX века Ислам оставался важнейшим элементом мировоззрения и определял не только морально-этические, но и общественно-политические представления значительной части населения. Развитие общественной мысли шло в условиях подчиненности людей, особенно в деревне, системе обычаев, укладу жизни, сложившимся под влиянием Ислама.

С одной стороны, в обществе усиливается поляризация политических сил, особенно после российской революции 1905-1907 годов, с другой – обращаясь к массовому сознанию, эти политические силы должны были учитывать исламский фактор. Захват власти большевиками в Поволжье в октябре 1917 года не сразу внёс кардинальные изменения в общественно-политическую жизнь региона. Свою роль сыграло и то, что в течение 1917 года татары успели сформировать политические институты, способные составить основу национальной государственности.

Милли Меджлис как своеобразная форма национального парламента имел практическую возможность развернуть деятельность по установлению своей власти на местах. Примерно в течение двух месяцев органы советской власти и национальные институты сосуществовали, не вмешиваясь в дела друг друга. После окончательного запрета деятельности Милли Идаре – правительства штата «Идель–Урал» 13 апреля 1918г. татарской политической элите, национальной интеллигенции и духовенству необходимо было сделать сложный выбор в пользу тех или иных политических сил, которые с переменным успехом преобладали на территории Поволжья и Приуралья.

В сложившейся ситуации после ликвидации всех без исключения политических институтов, имеющих хотя бы незначительные шансы на сохранение и возрождение национальной культуры и традиционного образа жизни, татарская интеллигенция определенные надежды возлагала на Духовное управление, которое являлось единственным функционирующим органом духовно-религиозного типа. Идея использования Духовного управления, как консолидирующего органа тюрко-татар, духовенством вынашивалась еще в середине 1917 года. Но возможность реализации идей Милли Меджлис, осуществление проекта «Идель–Урал» для интеллигенции казались более привлекательными и реальными.

Духовному управлению в этих проектах отводилась роль одного из составляющих. Мысль, высказанная муфтием Г. Баруди в 1920 году по этому поводу, во многом является примечательным и отражает одну из точек зрения на проблему консолидации татарского народа: «Нация… издавна возлагала на нас большие надежды. Мы выработали идею постепенного действия, считая свойственный социалистам метод разрушения неприемлемым. Но возник Милли Меджлис и развеял наши планы, ограничил, как и прежде Романовы, нашу силу и энергию. Испугавшись успехов шариатского учреждения, позавидовали рождению прекрасных дел по укреплению религии и реформ… подготовили лишь путь для осуществления целей коммунистов… и сами остановились, оказались в катастрофическом положении ».

Татарская интеллигенция и духовенство возлагало определенные надежды на советскую власть. Но уже не в плане сотрудничества, а с надеждой на разработку правовых и политических норм, способных обеспечивать принцип невмешательства во внутренние дела Духовного управления и сохранения его целостности.

Не случайно, в начале 1920-х годов эта проблема активно обсуждалась в татарском обществе. Г. Баруди в связи с подготовкой съезда обратил внимание на то, что «Духовное управление по-прежнему ис пытывает притеснения со стороны местных властей. Трудно предугадать, что случится в будущем. Было решено довести до сведения нации и это обстоятельство ».

Большое значение уделялось проблемам религиозного образования и средствам массовой информации, которые оставались основными средствами оказания влияния на мусульманское население.

Не случайно на съездах российских мусульман 1920, 1923 и 1926 годах сохранению и, при возможности, развитию системы образования уделялось огромное значение. Действительно, до конца 1920-х годов определенные условия для сохранения этой системы ещё были.

Так, на 3-м съезде мусульман Внутренней России и Сибири приводились сведения о наличии 13650 приходов в составе ЦДУМ и 969 школах, в которых обучалось около 100 000 учащихся.

Но генеральная линия партии большевиков по атеизации населения не претерпела кардинальных изменений. Она шла в направлении ужесточения предпринимаемых мер. Сначала эти меры разрабатывались в рамках определенных законодательных актов, а потом приняли форму открытых репрессивных мер.

В 1929г. ВЦИК принимает постановление «О религиозных объединениях». В соответствии с этим документом деятельность религиозных организаций сводилась только к удовлетворению религиозных потребностей верующих в рамках молитвенных зданий.

Это положение вытесняло религиозные объединения из всех сфер общественной жизни, устанавливало множество ограничений, жестко регламентировал их работу. Плачевные итоги религиозной политики большевиков в 1930г. в своем письменном докладе председателю ВЦИК М.И. Калинину подвел муфтий Р. Фахретдинов: «…все религиозные организации мусульман находятся накануне полнейшего разрушения и исчезновения с лица земли… громадное большинство мусульманских приходов закрылось, служившие связующим звеном между ЦДУМ и отдельными приходами управления мухтасибов принуждены перестать функционировать… В итоге 87% мухтасибатов закрылись ».

Признание официальными властями наличия перегибов в проводимой религиозной политике не стало сдерживать волну юридически оформленных антирелигиозных действий властей, которые своего пика достигли к середине 1930-х годов.

Верующие практически потеряли связь с религиозной организацией и официальной религиозной идеологией. Немногочисленные же мечети пытались только сохранить религиозную обрядность, в минимальной степени знакомя с религиозным мировоззрением. Ислам переместился на бытовой и обрядовый уровень. Но именно эта сфера оказалась практически недосягаемой для официальной идеологии.

Попытки создать систему новых советских обычаев и обрядов оказались также безуспешными. Ученые утверждают, что «среди мусульман, которые составляют почти 15 процентов всего населения страны, религия и культура настолько тождественны, что было бы наивным предположить, будто какая-то часть населения осознанно не религиозна», поэтому «весьма правдоподобна точка зрения, согласно которой 60 процентов мусульманского населения в 1980-е годы были верующими».

Правда, по данным социологических исследований 1980 года, 43,5 процента респондентов свою причастность к Исламу связывали с соблюдением определенных обрядов.

Все эти процессы шли на фоне общей «деинтеллектуализации» Ислама. В условиях отсутствия системы религиозного образования, ограниченности количества действующих мечетей, официальная религиозная структура во главе с ДУМЕС не смогла полностью удовлетворять культовые потребности верующих.

Если в 1917 году в Казанской губернии было 1152 мечети, то в 1952 году количество зарегистрированных мечетей по всей стране снизилось до 351, а к концу хрущевской антирелигиозной кампании – к началу 1965 года – до 305.

Поэтому стихийное формирование института неофициальных священнослужителей (неофициальных мулл), знающих Коран и способных совершить необходимые культовые ритуалы, вполне объяснимо.

Если в начале 1964 года было зарегистрировано 395 мулл, то не менее чем 2346 незарегистрированных служителей мусульманского культа были известны представителям Совета по делам религий. Не имея элементарной богословской подготовки, эти муллы, однако, сохраняли позиции Ислама на бытовом и обрядовом уровне. При этом Ислам «архаизировался», терял многие выработанные веками позиции.

И все же многолетние усилия большевиков по атеизации мусульман не увенчались успехом. По результатам этносоциологических исследований, проведенных в Республике Татарстан в 60-е годы, верующими себя считали 17,9 процента опрошенных. Считающих же себя атеистами оказалось еще меньше – 15,8 процента. В этом можно видеть завидную устойчивость Ислама как формы общественного сознания, его способность адаптироваться к изменяющимся социальным и по- литическим условиям благодаря перенесению центра тяжести на те компоненты религиозного комплекса, которые более созвучны происходящим в обществе трансформациям.

Сегодня внутри уммы России происходят серьезные процессы, требующие ответа на принципиальные вопросы, связанные с перспективой исламского возрождения. Проблему можно сформулировать следующим образом: можно ли говорить о том, что в стране происходит исламское возрождение? Сегодня идет процесс религиозного обновления, но это пока не возрождение многовековых исламских традиций мусульман, живущих в России и, в первую очередь, татар. Более того, создается впечатление, что умма из года в год отдаляется от своих исконных традиций.

Дело в том, что сегодня мусульманское сообщество вступило в очень важный этап своего становления. Оно организационно-структурно оформилось, но не определилось в богословских ориентирах и основных принципах своего функционирования. Особая значимость этого этапа заключается и в том, что сегодня необходимо приложить большое интеллектуальное усилие, чтобы четко обозначить будущие ориентиры исламского возрождения.

Эти ориентиры в общих чертах уже обозначены. Но в них практически нет места для национальных традиций. Все больше и больше места занимают нехарактерные для татар традиции. Безусловно, это не просто личный выбор представителей мусульманской элиты России, но и стечение некоторых объективных обстоятельств. Сложность и неоднозначность ситуации в умме России заключается в том, что процесс возвращения исламских ценностей в общество сопровождается попыткой смены традиционной обрядовой системы.

Неподготовленному человеку и непосвященному в специфику Ислама в различных регионах страны эти изменения преподносятся как возвращение в лоно истинного Ислама.

У татар, потерявших во второй половине XVI к. государственность и возможность развивать свою городскую, а значит, и профессиональную культуру, она имела замкнутое пространство для функционирования ограниченное рамками сельской общины, интеллектуальную базу. Общественная жизнь опиралась в основном на традиционные обычаи, которые. В свою очередь, сами нуждались в новом осмыслении в контексте происходящих в татарском и российском обществе и изменений. Перемены, которое наметились в общественной жизни России в конце XVIII в.. создали Определеннее политико-правовые, экономические и интеллектуальные предпосылки для кардинальных изменении духовной жизни татарского народа. среди них в первую очередь необходимо выделить участие татар в органах местного самоуправления, создание национальной системы народного образования, средств массовой информации и книгопечатания, которые в конечном счете стали основой формирования обновленной общественной жизни народа.

Народное образование у татар как разветвленная система формировалось еще в Волжской Булгарии, традиции которой развивались в период и Золотой Орды, и Казанского ханства. После потери татарами независимости объективные условия для функционирования высокоразвитой культуры исчезли. Это коснулось и народного образования, которое потеряло поддержку и материальные основы существования. В силу отсутствия педагогических кадров, утери многих местных традиций учебные заведения возрождались по типу среднеазиатских. Во-первых, потому, что к этому времени Средняя Азия, состоявшая из нескольких самостоятельных ханств, являлась одним из главных центров мусульманской образованности, где основным очагом ее была Бухара. И хотя научная мысль в мусульманском мире давно уже потеряла былой прогрессивный характер и застыла в своей клерикальной и схоластической исключительности, тем не менее, сюда стекались "искатели света ислама и восточной философской мудрости" не только из России, но и из других мусульманских стран. Во-вторых, к этому времени татарские купцы постепенно восстанавливали торговые связи со Средней Азией. Они привозили много рукописей и книг, которые тогда высоко ценились среди казанских татар. Представители купечества видели, как ценится в мусульманских странах знание и каким покровительством со стороны общества пользуются там ученые. Именно они стали практически первыми меценатами татарских учебных заведений. Человек, получивший образование в Бухаре, имел почет. Выпускники бухарских Медресе не ограничивались исполнением обязанности имама, они, открыв медресе, собирали учеников - готовили рядовых священнослужителей для медресе продолжали свое образование в Бухаре. Еще в конце XVIII в. обратил внимание на то, что у татар во всякой деревушке имеется обособленная молебная школа, и даже в больших деревнях есть подобные им девичьи школы.

У татар учебные заведения разделялись на два типа мзктэб (низший) и мэдрэсэ (средний н высший). Мэктеб как начальная школа присутствовала при каждой мечети, которой руководил мулла своей махалли. Классов или отделений, а также определенных учебных программ в мэктебе не было. Преподавание велось с каждым учеником персонально по книгам. содержание которых состояло из догматов веры и нравоучительных рассказов, обычно из жизни самих пророков. Сроки обучения в мектебе также не определялись. Основную массу учеников составляли мальчики от 8 до 14 лет. Девочки учились в доме муллы, у его жены. Мектебы содержались на средства населения. Помещения представляли собой обычные деревенские дома из одной или нескольких комнат, которые были и классом, и общежитием для многих учащихся. Здесь они готовили пищу, вели хозяйство, проводили свободное время. Мулла и основные учителя - халифы не получали жалованья. Они жили приношениями и дарами учеников.

Медресе, как и мектебы. состояли при мечети и находились под заведованием махаллинского духовенства. Но не каждая мехалли имела свое медресе. Они открывались только в городах. Содержание и методы обучений в медресе вплоть до середины XIX в. носили чисто конфессиональный характер. Правда, наряду е богословскими дисциплинами учащимся давали и элементарные знания по арифметике, геометрии, некоторые сведении по географии, астрономии, медицине. Но уровень преподавания светских дисциплин не выходил за пределы средневековых религиозных представлений о мире, практически не учитывались последние достижения науки и техники.

Основными преподавателями в медресе, как и в мектебах, были хальфы. Во главе медресе стоял мударрис, имеющий, как правило, солидное богословское образование, полученное в восточных странах. Материальное положение медресе было довольно сложным. Неблагоустроенные комнаты служили нередко аудиториями и общежитием. Данная ситуация усугублялась еще и тем, что закят (одна сороковая часть богатства имущих людей, отчисляемая по шариату на благотворительность), по толкованию схоластических правоведов, считался действительным только тогда, когда он раздавался в собственность отдельным неимущим людям. Поскольку общественная благотворительность не считалась формой закята, богатые свои закяты давали бедным людям, а на содержание медресе выделяли очень скудные средства. Поэтому не случайно татарская интеллигенция была заинтересована в создании благотворительных организаций, способных в какой-то степени аккумулировать и соответственно разумно распределять хотя бы часть принадлежащего народу национального богатства, в том числе и закята. И действительно, со второй половины XVI в., в условиях, когда государство практически игнорировало интересы инородческого населения России, благотворительность для татар являлась единственным источником финансирования социальных, духовных и просветительских нужд. Новые веяния в общественную жизнь татар проникли со второй половины ХIХ в. А до того татарские медресе представляли собой традиционное мусульманские учебное заведение. Учебные заведения бухарского типа к середине XIX в. не удовлетворяли потребностям татарского общества. Их необходимо было адаптировать к новым реалиям российской действительности и к идеологическим потребностям самого татарского общества, в первую очередь его за рождающейся буржуазии. Школа не могла оставаться в прежнем состоянии, ибо требовался качественный сдвиг к сторону серьезного привлечения светских наук для практической подготовки подрастающего поколения к жизни. Решение этой задачи стало основополагающим моментом реформы системы народного образования. "Джадидские" медресе в первую очередь были нацелены на использование нового (звукового) метода обучения и полноценного преподавания светских дисциплин. При этом нужно признать, что хотя в новометодные учебные заведения изначально и были заложены иные, чем в кадимистские. идеологические функции, их нельзя противопоставлять, поскольку они стали составляющими единой системы национальною образования. Также нужно иметь в виду, что татарские сельские общины оставались оплотом традиционного мусульманского общества

Поэтому не случайно учебные заведения оказались в эпицентре довольно жесткой идеологической борьбы за умы подрастающего поколения, поскольку они стали наиболее эффективным (до начала XX в. практически единственным} инструментом воздействия на общественное сознание, В 1912 в России было уже 779 медресе. 8117 мектебов, где получали образование 267 476 учащихся и в этой среде наметились довольно определенные тенденции. Так, к 1910 г. до 90% всех мектебов и медресе Казанской губернии примкнули к звуковому методу, тем самым отдав предпочтение не только новой системе образования, но и идеологии национального обновления общества. Как отмечалось в циркуляре правительства губернаторам России, еще в 1900 г. сторонники нового метода призывали "татарское население России к образованию, к приобретению практических познаний как в области ремесел и промышленности, так и в изучении иностранных языков, дабы оно было культурно и богато".

Практически во всех регионах компактного проживания татар появились крупнейшие джадидские медресе, ставшие очагами татарской культуры: "Талия". "Усмания" (Уфа). "Хусаиния" (Оренбург), "Расулия" (Троицк), "Мухаммадия", "Мард-жани", Апанаевское (Казань). "Буби" (д. Ижбобья) и др.

Одновременно в рамках реализации национальной политики российского государства в планах миссионерства, открывались школы для крещеных татар и нерусского населения в целом. Старая система, строящаяся на принципах насильственного крещения, себя не оправдала. Система, разработанная Н.И Ильменским, во главе угла ставила распространение православия среди нерусского населения на их родном языке. Для этой цели печатали учебники и религиозные книги на основе русского алфавита на родном языке учащихся. Конечной целью обучения должно стать "обрусение инородцев и совершенное слияние с русским народом по вере и языку". На основе этой системы была организована значительная сеть школ.

Татарская интеллигенция предпринимала энергичные меры, направленные на превращение этих школ в новомодные учебные заведения с обязательным преподаванием Корана, основ веры и шариата. Одной из особенностей татарского образования конца XIX - начала XX в. стало то, что именно н этот период получило широкое развитие женское образование, отражающее новые прогрессивные сдвиги в решении женского вопроса в татарском обществе.

В целом можно сказать, что конец XIX - начало XX в. ознаменовались выходом арену новых сил, качественным изменением общественного сознания на базе религиозного реформаторства, просветительства и либеральных идей формировались основные направления общественной мысли, которые образовали теоретическую основу последовавшего мощного подъема национального движении татар по пути процесса и стремления стать активными творцами своей истории. Именно в этот период были серьезно поколеблены основы традиционного мировоззрения, заложена база секуляризации общественной мысли. Эти тенденции особенно отчетливо проявились после революции 1905-1907 гг., когда широкое распространение получили периодические издания, светское образование, пробудился интерес к достижениям современной науки и техники, появилась возможность создавать политические партии и объединения, относительно свободно выражать свои политические взгляды.

Глава IV

Фаизхани и образование российских мусульман

Традиционное образование у татар

Р. Фахретдин писал, что после уничтожения Казанского ханства часть мусульман бежала в Дагестан, в Крым и даже в Турцию. Через некоторое время часть этих бежавших вернулась обратно: «Среди этих вернувшихся были люди, учившиеся у ученых людей и в местах получения образования, и они переписали и принесли домой некоторые сочинения и книги». Фахретдин считает, что «после падения Казанского ханства, занимавшиеся сельским хозяйством наши предки, вначале получили упорядоченное образование от улемов Дагестана и известно, что через некоторое время стали получать образование в Бухаре». По мнению ученого, если образование в Дагестане принесло пользу, то образование в Бухаре было бесполезным или даже вредным.

Образование на Кавказе отличалось в целом свободой и отсутствием государственного контроля. По словам Р. Фахретдина, авторитет дагестанских улемов и особенно Мухаммада бине Гали ад-Дагыстани был связан с тем, что мусульмане Волги, Булгара, Казани, Урала после уничтожения Казанского ханства потеряли основы общемусульманской книжной культуры и арабского языка. Особое значение Фахретдин придавал роли дагестанских улемов в передаче знаний по таким дисциплинам, как право, хадисоведение, риторика, лексикология и морфология арабского языка. Таким образом, именно выходцы из Дагестана и их татарские ученики восстановили систему образования в медресе. Фахретдин указывает на их ключевую роль в формировании мировоззрения на такие базовые вопросы, как Судный день, смерть, любовь и скорбь. Дагестанцы ввели традицию меджлисов и пения в медресе. Основным правилом обучения он называет «предпочтение важнейшего важному». По словам Фахретдина, дагестанцы заложили основы «религиозного братства и национального уважения».

Среди дагестанских улемов Фахретдин указывает на роль улема-энциклопедиста Мухаммада б. Мусу аль-Кудуки (1652 - 1717) как учителя шейхов Булгара и Казани. К сожалению, как в «Асаре», так и биографии Мухаммада аль-Кудуки не указываются конкретные имена его учеников из Поволжья. Его обучение не включало догматики (акаид) или философии (хикмет) и характеризовалось отсутствием схоластики и ориентацией на правовой и гуманитарный аспекты обучения. Он являлся основателем нового возобновленного суфизма и, по словам Фахретдина: «Наши шейхи из Булгара и Казани связаны с этим лицом, передавшим им силсила (суфийскую преемственность)». Вторым дагестанским учителем Фахретдин называет Муртазу бин Кутлугуша ас-Симети, который также получил образование в Дагестане, вернулся на родину и создал медресе в Мамадышском уезде, где и умер после 1723 г.

Марджани упоминает трех улемов, получивших образование в Дагестане. Во-первых, муллу Мухаммеда ад-Дагестани, бывшего ранее казыем в Дагестане, преподававшего в Кондырау близ Оренбурга, имевшего многочисленных учеников, в том числе и будущего муфтия Мухаммеджана Хусаина. Во-вторых, муллу Мухаммедрахима Ашити - имама и мударриса в Мачкаре и первоначального учителя Г. Курсави. В-третьих, - казанского ахуна, имама и мударриса Первого прихода Ибрагима Худжаши. Последний, по утверждениям Ш. Марджани и Р. Фахретдина, был крупным специалистом по мусульманскому богословию; приложил много усилий по распространению и соблюдению религиозных обычаев и обрядов мусульманским населением Казани и уезда.

Хасан-Гата Габяши утверждал, что до эпохи Екатерины II и Духовного собрания образование татар находилось под влиянием дагестанской модели обучения. Эффективность образования заключалась в том, что такие предметы, как нахве, сарыф, фикх, ахлак, акаид, тафсир и хадисы были истинными исламскими науками. К тому же их преподавали по книгам мутакаддимунов, то есть противников калама и истинных исламских ученых досхоластического периода.

Таким образом, лица, получившие образование на Кавказе, в XVIII веке оказали значительное влияние на возрождение и развитие классического мусульманского образования и суфизма в Казани, Заказанье и Приуралье. Мы можем говорить во многом о начале возрождения мусульманского образования еще до создания Духовного собрания и превалирования влияния Бухары. Вместе с тем, необходимо отметить, что отношения с Кавказом не носили экономического характера, как отношения с Бухарой, что и обусловило слабость кавказской модели, по сравнению с бухарской.

Загир Биги утверждает, что основы бухарской схоластической системы образования возникли в медресе, созданных Тамерланом в Самарканде. Если ранее в медресе изучались шариат и фикх, хикмет, философия и литературные науки, то теперь их место заняли каламистские толкования в виде шархов и хашия. Основателями этой системы были такие каламисты как Тафтазани и Саид аль-Джурджани. Изучение толкований и логики полностью заменило изучение религиозных, философских и научных дисциплин. Впоследствии эта система распространилась на Турцию, Египет, Индию, арабские страны, Иран и Туркестан.

В 1909 г. Ю. Акчура отмечал, что основной причиной регресса в образовании была изоляция Центральной Азии от драматических изменений, происходящих в Европе, начиная с XVI века. В результате, она потеряла свое значение и динамизм в политике, науке и торговле.

Буржуазия, экономически зависимая от Средней Азии, как уже отмечалось выше, была вынуждена принять все формальные стороны бухарского образа жизни. Это касалось как обычаев и морали, так и религиозных и образовательных образцов. Наиболее адекватную характеристику данному процессу дал Марджани: «Люди, вернувшиеся после обучения в Бухаре были очень немногочисленны. А вернувшиеся отличались одеждой, речью и обычаями от остальных». Марджани с иронией пишет, что на них смотрели чуть ли не как на подобных ангелам. Столь же ироничное отношение к бухарской системе образования, особенно в связи с его опорой на мнения деятелей схоластического периода, испытывал и Фаизхани. Особенно его возмущала ориентация на взгляды Бахааддина Накшбанда, основателя тариката «Накшбандийа» как на высшую инстанцию. Фаизани, как и Марджани, считал, что истинное знание должно основываться на Коране и Сунне.

Основным достоинством среднеазиатского культурного влияния стало возвращение татар к схоластической исламской традиции. На место народного ислама абызов пришел ислам схоластический. В 1908 г. Р. Фахретдин писал: «У нашего народа в течение почти целого века была введена схоластика... Римляне по причине схоластики вымерли. Греки погибли от схоластики». Ученый утверждал, что схоластика приводит к уничтожению и стагнации всех народов, использующих ее.

По данным М. Н. Фархшатова, в 1800-1860 гг. число мударрисов с территории современного Башкортостана, обучавшихся за рубежом, составляло 21,5%, а в 1860 - 1890 гг. - 13,4%.

Для Поволжского региона, основываясь на данных «Мустафад», можно получить достаточно адекватную картину роли образования в мусульманских государствах, и особенно в Бухаре, для татар. В Средней Азии получил образование первый мусульманский улем эпохи после падения Казанского ханства Юнус Иванай. В Бухаре обучался первый муфтий ОМДС М. Хусаин, что во многом определило его стремление заместить бухарскими выпускниками нелояльных ему абызов. По данным Марджани, почти каждый из обучавшихся в зарубежных исламских центрах был мударрисом и имел целый ряд учеников, что подтверждает высокий статус такого рода образования. Именно выпускники Бухары создали практически все знаменитые медресе Волго-Уральского региона. Среднеазиатская система образования была основным примером и образцом для подражания.

Таким образом, к моменту создания Оренбургского духовного собрания татары обладали целым рядом медресе, где обучение велось по образцам, заимствованным в Дагестане и Мавераннахре. При этом татарские улемы зачастую заимствовали традиции суфийских тарикатов с их идеей духовной автономии от официальных властей. Сама система функционирования Оренбургского духовного собрания не противоречила такой системе образования в случае отсутствия конфронтации ее представителей с российскими властями и самим Собранием.

Лучшее представление о системе обучения в старометодном медресе бухарского типа дал Дж. Валиди. В медресе обычно поступали после окончания мектеба. Первый год обучения посвящался сарыф, а следующие два - нахве. На четвертый год начиналось обучение умственным наукам «аклият». Валиди так оценивал роль этого этапа схоластической школы: «Ее катехизическая система требовала от шакирда полного напряжения умственных способностей, мелочность ее рассуждений не могла не содействовать развитию силы критического анализа, а богатство всевозможных научно-философских знаний давало возможность более или менее свободно оперировать в области отвлеченной мысли» Последним этапом обучения был «наклият», то есть преподавание религиозных дисциплин «калама», «фикха» и «ысул-фикха».

В результате обучения получался специалист по мусульманскому праву и догматике. Слабое знание арабского литературного языка и арабо-мусульманской классической литературы было также характерными признаками образования в татарском медресе. В этом проявлялось отличие бухарской схоластики от мусульманской науки Дагестана, где из-за наличия огромного количества местных наречий арабский язык выполнял функции lingua franco . Бухарская методика не уделяла внимания риторике, но в теоретическом плане концентрировалась на догматике и философии.

В 1788 г. Екатерина II создала единственный орган, объединявший всех мусульман Внутренней России и Сибири — Оренбургское магометанское духовное собрание (ОМДС). 22 сентября 1788 г. был принят именной указ императрицы «Об определении мулл и прочих духовных чинов магометанского закона и об учреждении в Уфе духовного собрания для заведывания всеми духовными чинами того закона, в России пребывающими». Таким образом, мусульманское духовенство ставилось под контроль государства, полностью определявшего его кадровый состав. Если учесть, что в России уже существовала свобода вероисповедания, то этот указ устанавливал механизм надзора за духовными лицами, при этом основное место уделялось их лояльности российскому государству («люди, в верности надежные...»). В этот же день по именному указу Сенату ахун Каргалы Мухаммеджан Хусаин стал муфтием всех мусульман России, «исключая Таврическую область». Принцип назначаемости муфтия и принцип избираемости казыев из числа улемов Казанской губернии давали возможность сочетать интересы как имперской власти, так и самих мусульман. Если учесть, что все муфтии до Сафы Баязитова (до 1915 г.) были выходцами из Уральского региона, из башкирского сословия, то казыи представляли интересы татар Поволжья. До 1871 г. избрание казыев проходило в Казани коллегией местных имамов фактически под контролем городской мусульманской элиты.

Духовному собранию были поручены следующие вопросы: «давать мусульманам подчиненного им округа фетвы о верности или ошибочности деяний в религиозных или духовных делах; принятие экзаменов у лиц, назначаемых на должности выполняющих обязанности по шариату ахунов, мухтасибов, мударрисов, хатыбов, имамов и муэдзинов в вопросах науки, практики и морали; выдача разрешений на строительство и ремонт мечетей; раздел имущества мусульман по шариату».

Таким образом, кроме чисто богослужебной сферы, мусульмане обладали особыми правами в области брачного и семейного права, то есть никаха (брака), талака (развода) и мираса (раздела имущества). Статус Духовного собрания не предусматривал централизованной системы образования или подготовки к сдаче экзаменов на духовный чин. Лица, сдавшие экзамен, получали Указ и поэтому назывались указными муллами. Само Духовное собрание подчинялось Министерству внутренних дел. До 1874 г. МВД контролировало и мусульманские школы, имевшие статус частных учебных заведений. Их открытие проводилось фактически в уведомительном порядке. Первые правила, регулирующие их деятельность, были изданы только в 1870 г., и система открытия конфессиональных школ перешла к разрешительному порядку. С 1874 г. эти школы были переданы в ведение Министерства народного просвещения, что привело к фактически двойному подчинению имамов, являвшихся, как правило, и мударрисами.

Напомним, что на протяжении всего XIX века не прекращались действия, направленные на совмещение религиозных и светских дисциплин в медресе. 10 сентября 1818 г. муфтий М. Хусаин обратился с ходатайством к министру народного просвещения об открытии училища для татар в Казани и Оренбурге с целью подготовки духовенства, имеющего светское образование. Их лучшие выпускники могли бы продолжить образование наравне с христианами в Казанском университете. Этот проект не был реализован. Таким образом, создание религиозной элиты, сочетающей богословское образование с достижениями европейских наук, было инициативой руководства ОМДС, которое жестко боролось за сохранение и модернизацию мусульманской элиты. Единственная реальная возможность предоставляется, когда по инициативе муфтия Г. Габдрахимова (учившегося в Каргале) после эпидемии холеры 1831 г. начинается обучение мусульман на медфаке Казанского университета.

В лице Габдулвахида Сулейманова (Габдельвахид б. Сулейман аль-Джабали аль-Арбашчи, 1786-1862) ОМДС получает первого муфтия, владеющего русским языком. По происхождению он был из аула Ырбишче Нижегородского уезда. Отец был имамом и ахуном в ауле Ура ныне Балтасинского района Татарстана. Сулейманова родился в Стерлитамакском уезде Уфимской губернии. Высшее религиозное образование получил в медресе Каргалы у мударриса Габдуррахмана б. Мухаммадшарифа. С 1822 г. он — гражданский имам-хатыб г. Санкт-Петербурга. С 1828 г. — преподаватель мусульманского вероучения воспитанников Кавказского полуэскадрона, с 1835 г. — Царскосельского кадетского корпуса. Он состоял внештатным переводчиком Департамента духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел. В июне 1840 г. по рекомендации великого князя Михаила Павловича указом Николая I Сулейманов назначен муфтием, председателем ОМДС. Он был сторонником преподавания светских предметов в мусульманских учебных заведениях, выписывал русские и турецкие книги и газеты. К сожалению, годы правления Сулейманова были либо периодом реакции, либо только началом эпохи реформ. В это время крепостное право еще существовало и значит была невозможной целостная реформа образования мусульман.