История военной контрразведки. Военная контрразведка фсб. С праздником, военная контрразведка

100 лет создания РККА и РККФ (Советской Армии и ВМФ)!

Светлой памяти Г. А. Соколовой посвящается…

«Россия нам отечество: ее судьба и в славе и в уничижении равно для нас достопамятна», - писал в свое время отец русской истории Николай Михайлович Карамзин. События лета 1941 года вряд ли можно отнести к славным страницам нашей истории. Скорее уж к трагическим, но в этой трагедии, помимо горечи поражения, было нечто еще более горькое - паника и деморализация армии. Это явление не то чтобы скрывалось в советской историографии войны - его масштабы были слишком велики для этого, - но упоминалось как бы вскользь, неохотно, мол, да, была паника, но были и те, кто героически выполнял свой долг… И дальше шел рассказ о героизме храбрых. Это и понятно - рассказывать о героях, пусть и проигранных сражений, куда поучительнее и интереснее, чем о тех, кто, бросая позиции и оружие, бежал куда глаза глядят… Но без этого рассказа, без рассмотрения этого явления, его причин и последствий мы никогда не сможем полностью понять, что же произошло в роковом июне 1941 года. Поэтому пришло время приподнять покров тайны с одной из самых горьких страниц нашей истории.

Внезапность, которой не было

Одной из главных причин, которой советская историография объясняла неудачное начало войны, была пресловутая «внезапность нападения». Мы остановимся на этом вопросе подробно, потому что именно внезапность нападения в советской историографии считалась чуть ли не единственной причиной тех фактов паники, которые нехотя признавались.

Можно проследить эволюцию этой версии от 1941 года до наших дней.

Впервые о внезапности нападения как одной из причин поражения Советской Армии в приграничных сражениях заговорил не кто иной, как сам товарищ Сталин. Говоря о причинах неудач РККА, он заявил: «Немалое значение имело здесь и то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении, заключенный в 1939 году между ней и СССР… Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск…»

Впрочем, через некоторое время причину успеха немецкого нападения стали видеть в деятельности… самого товарища Сталина. Преемник Сталина во главе советского государства Н. С. Хрущев с трибуны XX съезда партии обличал ушедшего в мир иной вождя, рассматривая тезис о внезапности как попытку самооправдания Сталина: «В ходе войны и после нее Сталин выдвинул такой тезис, что трагедия, которую пережил наш народ в начальный период войны, является якобы результатом „внезапности“ нападения немцев на Советский Союз. Но ведь это, товарищи, совершенно не соответствует действительности».

Подлинными причинами успеха немцев, по мнению Хрущева, являлись «беспечность и игнорирование очевидных фактов» со стороны самого Сталина.

Но после ухода Хрущева от власти тезис о «внезапности» вновь вернулся на место главного фактора успеха германской армии летом 1941 года, при этом в качестве причин достижения немцами внезапности одно из первых мест заняли «просчеты советского руководства и лично Сталина».

В многочисленных публицистических статьях и исторических исследованиях позднесоветского периода появились тезисы о том, что Сталин «не верил в возможность нападения на СССР» или «боялся Гитлера» и т. д. В общем, тезис о «внезапности» нападения немцев оказался весьма живуч.

Однако публикация в самом конце XX - начале XXI века многих документов и нецензурированных мемуаров позволяет нам не просто отнестись к нему критически, но и полностью отвергнуть его.

Рассмотрим ситуацию на основании того, что мы знаем сейчас. Осенью 1939 года советское руководство приняло решение о нейтралитете страны в начавшейся Второй мировой войне. У этого решения были очевидные плюсы (они подробно описаны еще советской историографией, поэтому здесь мы их рассматривать не будем), но были также и весьма серьезные минусы, главным из которых была крайне неблагоприятная ситуация для Советской Армии в случае конфликта с Германией.

Начав войну, немцы провели полную мобилизацию и укомплектовали армию по штатам военного времени. Советские же вооруженные силы после окончания Польского похода и Зимней войны вернулись к состоянию мирного времени. Для приведения их в боеготовность необходимо было провести мобилизацию, сосредоточение и развертывание согласно заранее разработанным планам. Все это требует времени, причем немцы получают значительную фору - их войска уже отмобилизованы, а для сосредоточения и развертывания им нужно куда меньше времени, чем советским войскам, благодаря наличию более развитой транспортной инфраструктуры и меньших расстояний.

Первоначально советское руководство полагало, что располагает достаточным запасом времени, однако быстрый разгром немцами французской армии и английского экспедиционного корпуса резко изменили ситуацию. Точкой отсчета, по-видимому, стали берлинские переговоры между наркомом иностранных дел СССР В. М. Молотовым и гитлеровским руководством. Именно после них Гитлер подписал свою директиву № 18, известную как план «Барбаросса». Советское руководство также стало предполагать возможность развития событий по наихудшему варианту.

В январе 1941 года в Генштабе РККА при активном интересе со стороны политического руководства страны прошла серия штабных игр на картах с участием высшего командного состава армии. Примечательно, что все игры были посвящены возможному развитию событий на советско-германском рубеже соприкосновения. По итогам этого мероприятия были произведены значительные кадровые перестановки в высшем эшелоне армии.

Весной 1941 года внешняя разведка СССР стала информировать советское военное и политическое руководство о намерении Германии решить все проблемы в отношениях с СССР военным путем. Безусловно, информация носила весьма отрывочный, малодостоверный, а подчас и сумбурный характер, но и из нее были сделаны вполне определенные выводы.

По-видимому, в конце марта война стала считаться вполне вероятной, в апреле-мае под видом «Больших учебных сборов» в войска были призваны около 800 тыс. резервистов - т. е. началась скрытая мобилизация. В это же время началась переброска войск из тыловых округов в приграничные - т. е. скрытое сосредоточение советских войск.

Не позднее 15 мая 1941 года нарком обороны СССР и начальник Генштаба РККА подают Сталину соображения по возможному ведению войны с Германией. Сей документ, опубликованный в 90-е годы XX века, показывает, что как минимум военным руководством СССР война с Германией летом 1941 года воспринималась как вполне вероятное событие. Современные историки предполагают, что представленный документ не был утвержден Сталиным, однако не позднее 20-х чисел мая Генштаб РККА отдает директивы приграничным округам о разработке к 25 мая 1941 года точных планов прикрытия государственной границы.

19 июня наркомат обороны отдает приказ о рассредоточении авиации и маскировке полевых аэродромов.

В это же время отдается распоряжение о выдвижении окружных штабов на специально оборудованные командные пункты.

21 июня политбюро решает вопрос о назначении командующих фронтами, и в тот же день вечером наркомат обороны отдает Директиву № 1 о рассредоточении авиации, занятии огневых точек приграничных укрепрайонов и т. д.

Документы показывают, что советское руководство ожидало войну в конце июня или начале июля 1941 года и в своих расчетах ошиблось совсем не намного.

Как показывают исследования М. Мельтюхова, в результате частичной мобилизации и переброски войск из тыловых округов советское командование сумело сосредоточить у западной границы силы, сопоставимые с армией вторжения.

	Красная Армия	Противник	Соотношение
Дивизии	190	166	1,1:1
Личный состав	3 289 851	4 306 800	1:1,3
Орудия и минометы	59 787	42 601	1,4:1
Танки и штурмовые орудия	15 687	4171	3,8:1
Самолеты	10 743	4846	2,2:1

Как мы видим, за немцами остается лишь незначительное преимущество в личном составе.

Таким образом, опубликованные в настоящее время документы позволяют утверждать, что нападение Германии не было для советского военного и политического руководства неожиданным, его ожидали, к нему готовились. Мы не беремся оценить качество этой подготовки, адекватность и продуманность принятых решений, но сам факт их принятия не позволяет нам говорить о «внезапности» войны для высшего руководства СССР.

И начало войны не вызывает у советского руководства паники или рассеянности. В войска оперативно направляются Директивы № 2 и № 3, явно вытекающие из предвоенных планов, для координации действий войск и помощи командующим фронтами в войска выехали представители Верховного Командования - Г. К. Жуков, Г. И. Кулик, К. А. Мерецков, первые сводки с фронтов обнадеживали, но… Но вскоре ситуация резко ухудшилась, и одной из причин этого стала начавшаяся в войсках паника.

Паника, как это было

Как мы уже упоминали выше, в советской историографии это явление практически не рассматривалось. Только иногда упоминалось: «да, была паника, но…», после чего следовал рассказ о мужестве тех, кто панике не поддался. Лишь отдельные упоминания в мемуарах да опубликованные в наши дни документы донесли до нас описание страшной трагедии.

Из мемуаров Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского:

«Наблюдались случаи, когда даже целые части, попавшие под внезапный фланговый удар небольшой группы вражеских танков и авиации, подвергались панике… Боязнь окружения и страх перед воображаемыми парашютными десантами противника в течение длительного времени были настоящим бичом. И только там, где были крепкие кадры командного и политического состава, люди в любой обстановке дрались уверенно, оказывая врагу организованный отпор.

Как пример приведу случай, имевший место на участке, занимаемом корпусом. На КП корпуса днем был доставлен генерал без оружия, в растерзанном кителе, измученный и выбившийся из сил, который рассказал, что, следуя по заданию штаба фронта в штаб 5-й армии для выяснения обстановки, увидел западнее Ровно стремглав мчавшиеся на восток одна за другой автомашины с нашими бойцами. Словом, генерал уловил панику и, чтобы узнать причину, породившую ее, решил задержать одну из машин. В конце концов это ему удалось. В машине оказалось до 20 человек. Вместо ответов на вопросы, куда они бегут и какой они части, генерала втащили в кузов и хором стали допрашивать. Затем, не долго думая, объявили переодетым диверсантом, отобрали документы и оружие и тут же вынесли смертный приговор. Изловчившись, генерал выпрыгнул на ходу, скатился с дороги в густую рожь. Лесом добрался до нашего КП.

Случаи обстрела лиц, пытавшихся задержать паникеров, имели место и на других участках. Бегущие с фронта поступали так, видимо, из боязни, чтобы их не вернули обратно. Сами же они объясняли свое поведение различными причинами: их части погибли и они остались одни; вырвавшись из окружения, были атакованы высадившимися в тылу парашютистами; не доезжая до части, были обстреляны в лесу „кукушками“, и тому подобное.

Весьма характерен случай самоубийства офицера одного из полков 20-й тд. В память врезались слова его посмертной записки. „Преследующее меня чувство страха, что могу не устоять в бою, - извещалось в ней, - вынудило меня к самоубийству“.

Случаи малодушия и неустойчивости принимали различные формы. То, что они приобрели не единичный характер, беспокоило командный и политический состав, партийные и комсомольские организации, вынуждало принимать экстренные меры для предотвращения этих явлений» .

Из мемуаров генерал-лейтенанта Попеля:

«Когда до Яворова оставалось километров пятнадцать-двадцать, в узком проходе между разбитыми грузовиками и перевернутыми повозками моя „эмка“ нос в нос столкнулась со штабной машиной. Разминуться невозможно. Я вышел на дорогу. За встречным автомобилем тракторы тащили гаубицы.

Меня заинтересовало - что за часть, куда следует. Из машины выскочили майор со старательно закрученными гусарскими усами и маленький круглый капитан. Представились: командир полка, начальник штаба.

- Какая задача?

Майор замялся:

- Спасаем матчасть…

- То есть как - спасаете? Приказ такой получили?

- Нам приказ получать не от кого - штаб корпуса в Яворове остался, а там уже фашисты. Вот и решили спасти технику. У старой границы пригодится…

Второй раз за какие-нибудь час-полтора я слышал о старой границе. Мысль о ней, как о рубеже, до которого можно отступать, а там уж дать бой, накрепко засела в мозгах многих красноармейцев и командиров. Такая мысль примиряла с отступлением от новой государственной границы. Об этом - заметил я у себя в блокноте - надо будет при первой же возможности предупредить политработников.

Что до гаубичного полка, то мне стало ясно: артиллеристы самовольно бросили огневые позиции. Я приказал остановиться, связаться с ближайшим штабом стрелковой части и развернуть орудия на север.

Усатый майор не спешил выполнять приказ. Пришлось пригрозить:

- Если попытаетесь опять „спасать матчасть“, - пойдете под суд» .

Из протокола допроса бывшего командующего Западным фронтом генерала армии Д. Г. Павлова:

«…были поставлены литовские части, которые воевать не хотели. После первого нажима на левое крыло прибалтов литовские части перестреляли своих командиров и разбежались…» .

Из мемуаров генерала армии А. В. Горбатова: «В тот период войны, особенно в первый месяц, часто можно было слышать: „Нас обошли“, „Мы окружены“, „В нашем тылу выброшены парашютисты“ и т. п. Не только солдаты, но и необстрелянные командиры были излишне восприимчивы к таким фактам, обычным в ходе современной войны; многие были склонны верить преувеличенным, а зачастую и просто нелепым слухам.

Не доехав километра три до переднего края обороны, я увидел общий беспорядочный отход по шоссе трехтысячного полка. В гуще солдат шли растерянные командиры различных рангов. На поле изредка рвались снаряды противника, не причиняя вреда. Сойдя с машины, я громко закричал: „Стой, стой, стой!“ - и после того, как все остановились, скомандовал: „Всем повернуться кругом“. Повернув людей лицом к противнику, я подал команду: „Ложись!“ После этого приказал командирам подойти ко мне. Стал выяснять причину отхода. Одни отвечали, что получили команду, переданную по цепи, другие отвечали: „Видим, что все отходят, начали отходить и мы“. Из группы лежащих недалеко солдат раздался голос: „Смотрите, какой огонь открыли немцы, а наша артиллерия молчит“. Другие поддержали это замечание.

Мне стало ясно, что первой причиной отхода явилось воздействие артогня на необстрелянных бойцов, второй причиной - провокационная передача не отданного старшим начальником приказа на отход. Главной же причиной была слабость командиров, которые не сумели остановить панику и сами подчинились стихии отхода.

Вскоре мы стали догонять разрозненные группы, идущие на восток, к станциям Лиозно и Рудня. Останавливая их, я стыдил, ругал, приказывал вернуться, смотрел, как они нехотя возвращаются, и снова догонял следующие группы. Не скрою, что в ряде случаев, подъезжая к голове большой группы, я выходил из машины и тем, кто ехал впереди верхом на лошади, приказывал спешиваться. В отношении самых старших я преступал иногда границы дозволенного. Я сильно себя ругал, даже испытывал угрызения совести, но ведь порой добрые слова бывают бессильны» .

Александр Васильевич Горбатов был заместителем командира 25-го стрелкового корпуса РККА. Недавно опубликованные документы описывают трагическую судьбу этого соединения:

«10–20 июля сего года части 25-го ск, занимавшие оборону в районе города Витебска, Сураж-Витебский, позорно разбежались, открыли дорогу противнику для продвижения на Восток, а впоследствии, попав в окружение, потеряли большинство личного состава и материальную часть.

К 17.00 в тот же день генерал-майор Честохвалов сообщил, что мехчасти противника прорвались в районе Витебска и движутся по шоссе Витебск - Сураж, „штаб окружен“. Приказал корпусным частям отходить на восток, бросив на произвол находившиеся в обороне на западном берегу Западной Двины части 134-й сд.

После указания командира корпуса Честохвалова об отступлении началось паническое бегство на восток. Первыми побежали штаб корпуса и 2-й эшелон штаба 134-й сд, возглавляемый начальником штаба дивизии подполковником Светличным, который с 9 июля на КП отсутствовал - „отстал“ и только к моменту отхода 12 июля прибыл в село Прудники». (Полный текст документа смотри в Приложении.)

Итогом стало пленение противником большей части бойцов трех дивизий, входивших в состав корпуса, в том числе и самого генерала Честохвалова.

25-й стрелковый корпус не был единственным соединением РККА, бежавшим с поля боя:

«6 июля у Нового Мирополя потерпела поражение, понеся большие потери людьми и материальной частью, 199-я стрелковая дивизия. Особый отдел Юго-Западного фронта в связи с этим произвел расследование, в результате которого установлено: 3 июля командующий Юго-Западным фронтом приказал 199-й стрелковой дивизии к утру 5 июля занять и прочно удерживать южный фас Новоград-Волынского укрепрайона. Этот приказ командование дивизии выполнило с опозданием. Части дивизии заняли оборону позже указанного срока, кроме того, во время марша не было организовано питание бойцов. Люди, особенно 617-го стрелкового полка, прибыли в район обороны истощенными. После занятия района обороны командование дивизии не произвело разведку сил противника, не приняло мер к взрыву моста через р. Случь на данном участке обороны, что дало возможность противнику перебросить танки и мотомехпехоту. В связи с тем, что командование не установило связи штаба дивизии с полками, 6 июля 617-й и 584-й стрелковые полки действовали без всякого руководства со стороны командования дивизии. Во время паники, создавшейся в подразделениях при наступлении противника, командование не сумело предотвратить начавшееся бегство. Управление штаба дивизии разбежалось. Командир дивизии Алексеев, зам. командира по политчасти Коржев и начальник штаба дивизии Герман оставили полки и с остатками штаба бежали в тыл».

«Части 199-й стрелковой дивизии разысканы в Ольшаны (40 км юго-восточнее Белая Церковь)».

Современный историк вынужден констатировать: «За 6 дней соединение проделало путь в 300 км, по 50 (!!!) км в день. Это темп, превышающий нормативы на форсированный марш стрелковой дивизии. На язык просится неприятное слово „бегство“» .

Из Гомельского обкома партии в Кремль доносили: «…деморализующее поведение очень значительного числа командного состава: уход с фронта командиров под предлогом сопровождения эвакуированных семейств, групповое бегство из части разлагающе действует на население и сеет панику в тылу» .

Можно привести и другие примеры с других фронтов и направлений, где происходили такие же явления, однако и приведенных выше цитат достаточно, чтобы понять - паника первых недель войны была массовой и охватила сотни тысяч человек. Паника была массовой и стала одной из причин сокрушительного поражения РККА в приграничном сражении - безусловно, превосходство в организации, технике, уровне командования давало гитлеровским войскам изрядные преимущества, но они могли бы хоть частично быть компенсированы храбростью и стойкостью красноармейцев, но увы - летом 1941 года храбрость и стойкость проявляли лишь единицы.

Можно отметить ряд важных особенностей рассматриваемого нами явления:

В наименьшей степени панике были подвержены механизированные (танковые) части, моряки и войска НКВД. В ходе работы над темой автору не удалось отыскать ни одного упоминания о панике среди бойцов пограничных войск НКВД;

На втором месте по стойкости оказываются ВВС, артиллерия и кавалерия;

Наименее же стойкой оказалась «царица полей» - пехота.

Панике оказались подвержены не только и не столько недавно мобилизованные резервисты, но и кадровые части РККА. И это уже само по себе вызывает особенный интерес. Из военной истории мы знаем, что кадровые части, прошедшие хорошую военную подготовку в мирное время, укомплектованные наиболее оптимальными по своим возрастным и психологическим данным солдатами призыва мирного времени, являются, как правило, и наиболее стойкими в бою. И эту их особенность полководцы массовых армий старались использовать.

Так, в ходе Гражданской войны в США командование северных штатов, формируя многочисленную добровольческую армию, намеренно оставило нетронутыми немногочисленные кадровые части, используя их как наиболее надежные и обученные резервы в решающие моменты сражений.

Перед Первой мировой войной французское военное командование намеренно не включало резервистов в кадровые части мирного времени, полагая, что это могло подорвать их «элан виталь» - боевой дух.

Да и сама стратегия сторон в начале Первой мировой войны была рассчитана на быстрые удары, используя силу и боевой дух кадрового состава армии. Поэтому паническое поведение кадровых частей РККА как минимум не типично для военной истории.

Важно отметить, что паника охватила не только рядовой, но и командный состав. Более того, советское руководство полагало, что именно командный состав стал источником панических настроений, о чем напрямую и заявило войскам в постановлении ГКО СССР № ГОКО-169сс от 16 июля 1941 года, в котором говорилось о предании суду военного трибунала 9 высших генералов Западного фронта, включая командующего фронтом генерала армии Д. Г. Павлова.

Этот же мотив прослеживается и в приказе о введении института военных комиссаров (введен в тот же день), и в приказе № 270, который фактически подрывал основы единоначалия и требовал от подчиненных контроля за деятельностью командиров:

«Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения, потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен - уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи» .

Некоторые основания для обеспокоенности у советского руководства были - всего за годы войны в плен попало 86 советских генералов, при этом 72 из них - в 1941 году. Такое же количество - 74 генерала погибли на поле боя, 4 военачальника, не желая сдаваться в плен, застрелились в безвыходной ситуации. Еще 3 пустили себе пулю в лоб, не выдержав груза ответственности и потрясения от неудач.

Впрочем, что генералы - история сохранила для нас упоминание и о паникующем Маршале Советского Союза. В начале войны маршал Кулик был назначен представителем Ставки на Западном фронте. Прибыв к войскам, полководец отнюдь не являл собой образец бодрости:

«Неожиданно на КП прибывает Маршал Советского Союза Г. Н. Кулик. На нем запыленный комбинезон, пилотка. Вид утомленный. Докладываю о положении войск и мерах, принятых для отражения ударов противника.

Кулик слушает, потом разводит руками, произносит неопределенное: „Да-а“. По всему видно, вылетая из Москвы, он не предполагал встретить здесь столь серьезную обстановку.

В полдень маршал покинул наш КП. Прощаясь, он сказал, чтобы я попытался что-нибудь сделать.

Я смотрел вслед удалявшейся машине Кулика, так и не поняв, зачем он приезжал.

Встречаясь, беседуя с Куликом в мирное время, считал его волевым, энергичным человеком. А вот когда непосредственная опасность нависла над Родиной и от каждого потребовались особое самообладание и твердость духа, насколько мне показалось, у Кулика сдали нервы» .

Оказавшись в окружении, маршал переоделся в крестьянскую одежду и в одиночестве перешел линию фронта. Более столь ответственных постов ему не доверяли, но и на менее ответственных он повел себя так, что стал предметом специального приказа самого Верховного Главнокомандующего:

«Кулик, по прибытии 12 ноября 1941 года в город Керчь, не только не принял на месте решительных мер против панических настроений командования крымских войск, но своим пораженческим поведением в Керчи только усилил панику и деморализацию в среде командования крымских войск.

Такое поведение Кулика не случайно, так как аналогичное его пораженческое поведение имело место также при самовольной сдаче в ноябре 1941 года города Ростова, без санкции Ставки и вопреки приказу Ставки.

Преступление Кулика заключается в том, что он никак не использовал имеющихся возможностей по защите Керчи и Ростова, не организовал их оборону и вел себя как трус, перепуганный немцами, как пораженец, потерявший перспективу и не верящий в нашу победу над немецкими захватчиками» .

Сеющий панику и пораженческие настроения маршал СССР - случай уникальный в военной истории.

Одним из главных итогов паники стали катастрофические потери РККА. По данным комиссии С. В. Кривошеева, за III квартал 1941 года РККА безвозвратно потеряла 2 067 801 человек, что составило 75,34 % от общей численности вступивших в бой войск, причем большую часть этих потерь наша армия понесла пленными. Всего за 1941 год в плен попало 2 335 482 бойцов и командиров РККА, что составляет более половины от числа военнопленных за все годы войны, и большая часть из этих людей попала в плен в первые недели войны. На одного убитого в июне-августе 1941 года приходится 4 пленных. И здесь не так уж и важно, поднял ли боец руки сам или, в панике убегая, стал легкой добычей солдат победоносного вермахта, конец был один - лагерь за колючей проволокой…

Вторая тайна, связанная с паникой, молчание о причинах

Как мы уже упоминали выше, советская историография войны старалась обойти тему паники 1941 года стороной. Несколько шире освещен вопрос оказался в художественной литературе - достаточно вспомнить такие произведения, как «Живые и мертвые», «Война на западном направлении», «Зеленая Брама», где интересующая нас тема затрагивалась, и затрагивалась порой весьма подробно. Главной причиной паники, озвученной в литературе, оставалась все та же пресловутая «внезапность». Вот как объясняет причины паники главный герой романа «Живые и мертвые» комбриг Серпилин.

«Да, паникеров немало, - согласился он. - А что вы хотите от людей? Им и в бою страшно бывает, а без боя - вдвое! С чего начинается? Идет у себя же в тылу по дороге - а на него танк! Бросился на другую - а на него другой! Лег на землю - а по нему с неба! Вот вам и паникеры! Но на это надо трезво смотреть: девять из десяти не на всю жизнь паникеры. Дай им передышку, приведи в порядок, поставь их потом в нормальные условия боя, и они свое отработают. А так, конечно, глаза по пятаку, губы трясутся, радости от такого мало, только смотришь и думаешь: хоть бы уж они все поскорей через твои позиции прошли. Нет, идут и идут. Хорошо, конечно, что идут, они еще воевать будут, но наше-то положение трудное!»

Такое объяснение было простым и понятным простому обывателю, но приведенные выше нами факты оно не объясняет. И 25-й стрелковый корпус, и 199-я стрелковая дивизия встретили врага не в лесу или на дороге, а на заранее подготовленных позициях (199-я сд - даже в укрепрайоне!) и побежали от первого же соприкосновения с противником. Застать врасплох немцы могли отдельные части, но никак не всю РККА на всех активных фронтах.

Генерал А. В. Горбатов, отрывки из мемуаров которого мы приводили выше, попытался по-своему осмыслить причины произошедшего:

«Мне, только что вернувшемуся в армию, все это казалось плохим сном. Не верилось тому, что видели глаза. Я пытался отогнать навязчивую мысль: „Неужели 1937–1938 годы так подорвали веру солдат в своих командиров, что они и сейчас думают, не командуют ли ими „враги народа““? Нет, этого не может быть. Вернее другое: неопытные и необстрелянные командиры несмело и неумело берутся за исполнение своих высоких обязанностей» .

Низкое качество командиров сам генерал объяснял последствиями репрессий 1937–1938 годов.

Эта версия на первый взгляд выглядит более логичной. Она объясняет панику неопытностью командиров (которая, в свою очередь, имеет свои причины), которые попросту не сумели справиться с вверенными им войсками. Но отчего запаниковали сами командиры? Кадровые военные, те, для кого защита Отечества является смыслом жизни, кто выбрал для себя нелегкую, но почетную профессию - Родину защищать? К тому же мы уже отмечали выше, что разные рода войск РККА оказались в разной степени подвержены панике. Уровень подготовки командиров был примерно одинаков, но танковые и механизированные части даже при безграмотном и некомпетентном руководстве проявляли в бою стойкость и мужество даже в безнадежных ситуациях, а пехотные дивизии бросали позиции и беспорядочно отступали.

Нет, и эта причина удовлетворить нас не может.

И все-таки, почему советские историки за почти полвека изучения Великой Отечественной войны не предложили нам адекватной версии? Ведь, несмотря на все недостатки и проблемы советской исторической науки, она все-таки осветила очень многие аспекты войны. Но к теме массовой паники 1941 года так и не подступилась. Почему? А ведь без ответа на этот вопрос мы не можем понять и другого - как советское руководство смогло справиться с феноменом массовой паники? Почему спешно сформированные из мобилизованных резервистов дивизии уже осенью 41-го года сумели остановить немцев, сорвав планы захвата Москвы и Ленинграда? Неужели советские командиры столь быстро обрели боевой опыт и умение работать с личным составом, а немцы утратили искусство внезапных ударов? Нет, мы знаем, что таких изменений не произошло. Но чтобы понять, как советское руководство сумело справиться с паникой, мы должны знать ее подлинные причины, а для этого нам необходимо углубиться в социальную Страны Советов. Почему именно в социальную? Потому что необходимо вспомнить древнюю аксиому военной науки - воюет не оружие, воюют люди. И если война - лишь продолжение политики другими средствами, то армия - лишь отражение общества, которое она призвана защищать. Поэтому ключ к загадке лежит в истории советского общества в 20–30-е годы XX века.

Мы старый мир разрушим…

Мы не случайно использовали в названии этого подраздела строку из большевистского партийного гимна. Дело в том, что слово «мир» в старом русском языке, на котором говорили в Российской империи, означало не только мир, как состояние отсутствия войны, и не только мир как Вселенную, но и мир в значении «общество». В наше время только в церковном языке уцелело понятие «мирской» - т. е. нецерковный. Поэтому ныне строка из партийного гимна звучит просто апокалиптически, но в момент ее написания, а вернее, перевода на русский язык, она имела другой и совершенно конкретный смысл - речь шла об уничтожении старого общества и создании общества нового. Рассмотрим, как же большевики воплощали свои планы в жизнь.

В результате Гражданской войны страна понесла большие потери в численности населения: отделились целые области - Польша, Финляндия, Прибалтика, часть собственно русских земель была захвачена соседями (Западная Белоруссия, Бессарабия и т. д.), миллионы людей оказались на чужбине в результате эмиграции, миллионы - погибли от голода, сотни тысяч - стали жертвами революционного и контрреволюционного террора. В целом специалисты оценивают людские потери страны в результате революции и Гражданской войны в 10–15 млн человек, т. е. около 10 % от населения Российской империи на 1913 год.

Однако, как это ни неожиданно звучит, но значительных изменений в российском обществе не произошло. Изменилась социальная структура, на место прежней титулованной и служилой элиты пришел Аппарат, а высшее руководство оказалось в руках революционеров. Старая элита оказалась лишенной политических прав и собственности, но в этот момент вопрос об ее физическом уничтожении еще не стоял. Более того, с введением НЭПа значительная часть прежнего торгового сословия сумела вернуть себе собственность и возобновить занятия предпринимательской деятельностью. Сохранила свои посты значительная часть старых специалистов (других попросту не было), и не просто сохранила, но заставила новую власть с собой считаться. Крестьянство, избавившись от помещиков и став фактически монопольным собственником земли, сохранило привычный уклад жизни…

Власть большевистского руководства покоилась на компромиссе - общество признавало новую власть, а та, в свою очередь, старалась избегать резких социальных преобразований.

Такое «смирение» власти было вызвано двумя причинами - с одной стороны, власть просто не чувствовала в себе достаточно сил для преобразования общества, с другой - в рядах большевистской партии шла отчаянная полемика по вопросу дальнейшего развития страны, революции и общества. Не будем рассматривать подробно ход этой борьбы, он достаточно хорошо освещен нашими современными историками, укажем лишь, что в результате жестокой и бескомпромиссной схватки верх одержал И. В. Сталин и его сторонники. Парадигмой, которую защищала эта группа, было превращение советского государства в плацдарм нового социалистического общества, а затем постепенное расширение этого плацдарма до размеров всего земного шара. Основные принципы этого общества нашли свое отражение в Конституции СССР 1936 года, которая представляла собой своего рода заявку на кодекс новой, социалистической эры, мощный идеологический и законодательный аргумент в арсенале строителей мировой коммунии.

Примечательно, что впервые ряд основных положений новой Конституции Сталин публично огласил не на партийном съезде или конференции, а в интервью руководителю одного из крупнейших американских газетных объединений «Скриппс-Говард ньюспейперс» Рою Уильяму Говарду 1 мая 1936 года. Таким образом, основные тезисы новой конституции с самого начала были озвучены не только для советской (интервью Сталина через четыре дня перепечатали все ведущие советские газеты), но и для западной аудитории.

Предназначение новой Конституции не было секретом и для советского общества - секретные документы НКВД, отмечающие настроения граждан, зафиксировали следующий отзыв о новом основном законе - «конституция написана не для нас, а для международного пролетариата» .

Создание такого документа имело исторический прецедент в прошлом, в эпоху утверждения в Европе идей либерализма. Тогда таким документом, ставшим своего рода квинтэссенцией доктрины Великой французской революции, стал знаменитый Кодекс Наполеона. Между историческими судьбами этих документов весьма много общего - оба они были созданы как подведение итогов революционных процессов, оба несли на себе отпечаток личности создателей - диктаторов, оказавшихся у власти в ходе революционных процессов, и международное значение обоих документов было не меньшим, чем внутреннее, оба документа оставили глубокий след в истории - Кодекс Наполеона в измененном виде и по сию пору служит основой гражданского законодательства большинства европейских государств, а от сталинской Конституции ведет свое начало концепция социального государства, столь распространенная сейчас в той же Западной Европе. Не случайно именно во время разработки и принятия Конституции СССР в Советском Союзе создается и выходит в свет одна из заметных в мировой историографии работ, посвященных французскому императору, - «Наполеон» академика Е. В. Тарле. И видимо, отнюдь не случайно к этой работе проявляет интерес сам «отец народов», высоко оценивший сей труд.

Но прежде чем перейти к построению нового общества, большевикам необходимо было уничтожить старое общество, доставшееся им в наследство от Российской империи. Уничтожить, конечно, не в физическом смысле (хотя террор и был одним из важных инструментов социальной инженерии), но уничтожить как структуру, разрушить стереотипы поведения, систему ценностей, общественных отношений и затем на расчищенном месте построить «новый мир».

По старому обществу был нанесен ряд целенаправленных ударов.

Удар первый - крестьянство

Наиболее крупной частью общества, хранившей традиционный образ жизни и, соответственно, традиционные ценности, было крестьянство, составлявшее, по некоторым оценкам, до 80 % населения страны. Именно по нему большевики и нанесли главный удар, начав принудительную коллективизацию.

В трудах современных исторических публицистов и некоторых историков, ставящих своей целью оправдание действий сталинского режима, в качестве наиболее важного аспекта коллективизации выдвигается аспект экономический - повышение производства товарного хлеба. Так, известный современный историк М. И. Мельтюхов пишет: «Осуществление форсированной индустриализации зависело от стабильного снабжения населения продовольствием, что требовало государственной монополии не только на хлебном рынке, но и во всем сельском хозяйстве. Эту проблему была призвана решить начавшаяся в 1929 году коллективизация, которая резко подняла товарность сельского хозяйства за счет снижения жизненного уровня в деревне» .

Вот так вот - за счет снижения жизненного уровня. Ниже мы увидим, чего стоят утверждения о «стабильном снабжении населения продовольствием» и что скрывается за словами «снижение жизненного уровня в деревне».

Тотальное наступление на крестьянство началось с того, что состоявшийся 10–17 ноября 1929 года Пленум ЦК ВКП(б) принял решение о переходе к политике «ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации». Конкретные механизмы реализации этого решения выработала созданная 5 декабря того же года комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) под председательством наркома земледелия Я. А. Яковлева (Эпштейна).

«Во-первых, проводить в районах сплошной коллективизации на основе постановлений сельских сходов и местных съездов Советов экспроприацию всех средств производства раскулаченных крестьянских хозяйств и их передачу в неделимый фонд колхозов.

Во-вторых, высылать и выселять по постановлению сельских сходов и сельсоветов тех крестьян, которые будут оказывать активное сопротивление установлению новых порядков.

В-третьих, включать в состав колхозов как рабочую силу и без предоставления избирательного права тех раскулаченных крестьян, которые согласны подчиниться и добровольно исполнять обязанности членов колхоза» .

В этом постановлении сразу же обращает на себя внимание превалирование идеологических критериев над экономическими. Репрессиям должны были подвергнуться не только кулаки, но и все, кто оказывал сопротивление установлению новых порядков. Между тем для «сознательных» кулаков, готовых содействовать коллективизации, оставалась возможность выполнять обязанности членов колхоза без права голоса.

Другой важный аспект - это то, что коллективизация в партийном документе выступает лишь средством борьбы с кулаками, которые по количеству производимого ими товарного зерна в 1926–1927 годах более чем в три раза превышали колхозы. Т. е. коллективизация на первых порах должна была привести к снижению количества товарного зерна и сельхозпродукции в стране. (Так это или нет, мы увидим ниже.)

Сельские коммунисты (которых к 1929 году было 340 тыс. человек на 25 миллионов крестьянских дворов) не пользовались доверием партийного руководства. Для осуществления программы коллективизации на село были направлены значительные силы партийных кадров из городов. После XV съезда партии на временную и постоянную работу в деревню было направлено 11 тысяч партработников. После ноябрьского пленума 1929 года в деревню было командировано еще 27 тысяч партийцев (их называли «25-тысячники»), которым предстояло стать председателями новообразованных колхозов. В течение 1930 года в сельскую местность сроком на несколько месяцев было направлено около 180 тысяч городских коммунистов и «сознательных рабочих».

Примечательно, что начали свою деятельность адепты колхозного строя даже не с раскулачиваний, а с борьбы против религии. Как отмечает современный коммунистический историк, «они видели в религиозности крестьян проявление диких суеверий и старались направить верующих на „путь истинный“, закрывая церкви, мечети или иные помещения религиозного культа. Чтобы доказать нелепость религии, командированные горожане нередко издевались над верой людей, снимая кресты с церквей или совершая иные кощунства» .

Хотя экономические критерии кулака были достаточно точно сформулированы в постановлении ЦК, партийные эмиссары в деревне руководствовались не столько экономическим положением крестьянина, сколько его идеологической ориентацией. Для крестьян, не отвечающих формальным определениям кулака, но несогласных с политикой коллективизации, даже был придуман специальный термин - «подкулачник» или «кулацкий пособник», к которым применялись те же самые меры, что и к кулакам.

Коллективизация велась ударными темпами. Так, если к началу 1929 года уровень коллективизации составлял 7,6 %, то к 20 февраля 1930 года этот показатель достиг уровня 50 %.

Как выглядел этот процесс на местах? Рассмотрим свидетельства очевидцев:

«Собрали собрание. Без всякого разъяснения стали говорить, что обязательно сейчас подписывайтесь в колхоз все до одного. Но крестьянин ничего не знает и думает - а куда буду писаться? Так и не стали подписываться. Начали устращивать оружием, но все-таки подписываться никто не стал, потому что никто не знает куда. Тогда председатель сельсовета, тут же был секретарь райкома и еще один партиец, начал грозить: „Кто не пойдет в колхоз, того поставим к реке и пулеметом перестреляем“, и затем стали голосовать за колхоз; но говорили не так - „кто против колхоза“, а „кто против советской власти“. Конечно, против советской власти никто не пойдет» . Вот так действовали коммунисты на селе - обманом и угрозами. Можно согласиться с советским исследователем Ю. В. Емельяновым, что командированные в деревню коммунисты чувствовали себя «как белые колонизаторы, оказавшиеся в краях, населенных дикарями».

Нельзя сказать, чтобы крестьянство пассивно терпело такие издевательства над собой. Оказавшись на грани гибели, крестьяне брались за оружие в отчаянной попытке если не отвратить от себя беду, то хоть умереть с честью. «В вооруженных восстаниях участвовали тысячи человек. Так, в Сибирском крае только с января по март 1930 года было зарегистрировано 65 массовых крестьянских выступлений. В Средне-Волжском крае в течение года произошло 718 групповых и массовых выступлений крестьян, в Центрально-Черноземной области - 1170» .

Вопреки идеологическим установкам коммунистов, в массовых выступлениях почти повсеместно принимали участие середняцкие и бедняцкие слои. В защите своего традиционного уклада жизни крестьянство было едино, что вызывало крайнюю обеспокоенность партийцев. «Меня крайне беспокоит то обстоятельство, что во время этих выступлений мы фактически остались с очень тонким слоем деревенского актива, а батрацкой и бедняцкой массы, которая должна была быть нашей опорой, не видели, они стояли в лучшем случае в стороне, а во многих местах даже в первых рядах всех событий», - писал ответственный партработник Украинской ССР.

Восстания подавлялись с предельной жестокостью - для борьбы с ними создавались специальные отряды партработников, привлекались части ОГПУ и даже Красной Армии. Участники восстаний арестовывались и подвергались заключению.

Нельзя сказать, чтобы крестьянское сопротивление было бессмысленным. Напуганное масштабами «всесоюзной Жакерии», советское руководство сделало «шаг назад» - 2 марта 1930 года в «Правде» появилась статья И. Сталина «Головокружение от успехов», где осуждались наиболее одиозные действия властей на местах. Темпы коллективизации замедлились, более половины уже созданных колхозов с треском развалились - уже к первому мая 1930 года уровень коллективизации снизился до 23,4 %. Но уступка со стороны власти была не более чем тактическим ходом, с ноября 1930 года партия перешла в новое наступление на крестьянство, и уже к середине 1931 года уровень коллективизации вновь составил 52,7 %, а через год - достиг отметки 62,6 %.

Какое количество крестьян подверглось репрессиям в эти годы? В исторической литературе и околоисторической публицистике называются разные цифры. Предельной величиной можно считать обозначенную А. И. Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ» численность репрессированных в ходе коллективизации 15 миллионов человек. Однако автор в своем труде не привел каких-либо статистических или документальных данных в подтверждение своих расчетов.

Более обоснованные цифры приводит в своем исследовании профессор В. Н. Земсков. По его данным, в 1930–1931 годах на спецпоселение было отправлено 381 173 семьи общей численностью 1 803 392 человека, а за 1932–1940 годы к ним прибавилось еще 2 176 000 человек. Таким образом, общее число репрессированных составило около 4 миллионов человек. В реальности эта цифра была еще больше, так как в ней не учтены раскулаченные по третьей категории - отправленные на спецпоселение в границах своей области или края, а также число умерших в дороге в ссылку. Т. е. можно говорить примерно о 5–6 миллионах крестьян, пострадавших в ходе коллективизации. Много это или мало? Согласно результатам переписи 1926 года, сельское население СССР составляло 120 713 801 человек. Поскольку не все, кто живет на селе, являются крестьянами, мы можем оценить численность советского крестьянства примерно в 100 миллионов человек. Согласно нашим подсчетам (конечно, весьма приблизительным), в ходе коллективизации репрессиям подвергся каждый двадцатый крестьянин. При этом нужно учесть, что главный удар был нанесен по наиболее хозяйственным, трудолюбивым, образованным крестьянам - именно своим трудом добивались они уровня благосостояния, позволявшего записать их в «кулаки».

Уровень же профессиональной подготовки в области сельского хозяйства новоявленных руководителей колхозов был, мягко говоря, весьма низким.

«Я выросла в городе и не имела ни малейшего понятия о сельском хозяйстве. Всей душой преданная советской власти, я быстро продвинулась и заняла высокое место в райкоме как крупный партийный работник. Последней весной в райком пришла жалоба, что крестьяне одного села отказываются выезжать в поле и засевать землю. Меня послали выяснить это дело и наладить посев. Я приехала из города как представитель власти, созвала крестьян и спросила:

- В чем дело? Почему не засеваете поля?

- Нет посевного, - слышу.

- Покажите мне амбары.

Открыли ворота сараев. Гляжу - горы мешков.

- А это что? - спрашиваю.

- Пшено.

- Завтра чуть свет вывезти его отсюда в поле и посеять! - прозвучала моя команда.

Мужики усмехнулись, переглянулись между собой.

- Ладно. Сказано - сделано! - весело откликнулся кто-то. - За работу, ребята!

Подписав бумаги о выдаче пшена крестьянам, я спокойно легла спать. Проснулась я поздно, позавтракала и пошла к амбарам узнать: работают ли? А в сарае уже пусто, вывезено все под метелочку. К вечеру назначаю опять собрание. Народ сходится веселый, подвыпивший, где-то гармонь играет, частушки поют. „Почему гуляют?“ - недоумеваю я. Наконец пришли мужики, смеются.

- Ну как, пшено посеяли? - спрашиваю.

- Все в порядке! - отвечают. - Распорядитесь, завтра что сеять?

- А что у вас во втором амбаре?

- Мука! Давайте завтра ее сеять! - хохочет пьяный мужик.

- Не смейтесь, - говорю, - муку не сеют!

- Почему не сеют? Раз сегодня кашу посеяли, значит, завтра и муку сеять будем.

Меня как обухом по голове ударило:

- Как кашу сеяли? Да разве пшено - каша?

- А вы думали - посевное? Ободранное зерно - это каша, а вы распорядились ее в землю сеять….» Автор намеренно не стал сокращать столь большую цитату, чтобы читатель хоть на миг мог себе представить, что происходило тогда в деревне. Помимо трагического курьеза с засеванием каши (трагического, потому что для автора воспоминаний он кончился арестом по обвинению во вредительстве), данный отрывок хорошо показывает психологию коммуниста по отношению к крестьянам. Обратите внимание на момент, когда автор воспоминаний впервые почувствовала неладное: это появление в деревне веселья. Вопреки бравурным лозунгам «жить стало лучше, жить стало веселее» для коммуниста веселье крестьян - сигнал тревожный.

А теперь попробуем ответить на вопрос - могла ли политика коллективизации достигнуть тех экономических целей, которые декларировались при ее начале? Напомним, что в результате коллективизации были ликвидированы кулацкие хозяйства, поставлявшие в 1929 году товарного хлеба больше, чем колхозы, на спецпоселение были высланы наиболее компетентные и трудолюбивые крестьяне, новые хозяйства возглавили «идейно подкованные», но мало что понимающие в сельском производстве коммунисты - 25-тысячники. Могли ли эти меры дать прирост сельскохозяйственной продукции? Любой здравомыслящий человек ответит на это: конечно, нет.

Положение усугубил и еще один фактор: не желая отдавать свой скот в общее хозяйство, крестьяне начали массово забивать его, что приводило к общему сокращению продовольственного фонда страны. Писатель Олег Волков вспоминал о тех временах: «По деревням мужики, таясь друг от друга, торопливо и бестолково резали свой скот. Без нужды и расчета, а так - все равно, мол, отберут или взыщут за него. Ели мясо до отвала, как еще никогда в крестьянском обиходе не доводилось. Впрок не солили, не надеясь жить дальше. Иной, поддавшись поветрию, резал кормилицу семьи - единственную буренку, с превеликими трудами выращенную породистую телку. Были как в угаре или ожидании Страшного суда» .

В цифрах это выглядело следующим образом: «Только в январе и феврале 1930 года было забито 14 миллионов голов крупного рогатого скота. За 1928–1934 годы поголовье лошадей в стране уменьшилось с 32 миллионов до 15,5 миллиона, крупного рогатого скота - с 60 миллионов до 33,5 миллиона, свиней - с 22 до 11,5 миллиона, овец с 97,3 миллиона до 32,9 миллиона» .

Несмотря на громкие лозунги о «железном коне, который придет на смену крестьянской лошадке», коллективизация не была обеспечена развитием сельскохозяйственной техники. Так, в 1932 году сельское хозяйство было обеспечено машинами только на 19 %, а МТС обслуживали лишь 34 % колхозов. Да и там, где они были, посевные площади также сокращались. «Побывав в своей деревне, я и сам убедился, что реальная жизнь крестьян стала труднее, люди молчаливее, разговорить даже с детства знакомого мужика удается не сразу и непременно только с глазу на глаз. Из деревни осенью забирали по обязательным поставкам столько, что оставалось на прожиток очень немного. Я видел, что хутора „свели“, всех сселили в деревню, а дальние поля хуторян зарастали кустарником. Несмотря на появление МТС с тракторами, засевать и обрабатывать прежний клин не успевали и тем более не успевали убирать урожай», - вспоминал о середине 30-х годов вице-адмирал Б. Ф. Петров.

В результате экономическим итогом коллективизации стало снижение производства сельскохозяйственной продукции в стране, что при росте городского населения не могло не привести к трудностям с обеспечением продовольствием. Новая система хозяйствования оказалась куда менее эффективна, чем прежняя. А само проведение коллективизации привело к обвальному снижению производства продуктов и, как следствие, к голоду начала 30-х годов.

Этот голод не был признан государственной статистикой, и поэтому некоторые историки-сталинисты по сию пору оспаривают его масштабы. По оценкам демографов, основанным на сравнении результатов переписей населения 1926 и 1939 годов, число погибших от голода в 1932–1933 годах составило от 4,5 до 5,5 миллиона человек. Столь страшных потерь населения в мирное время страна еще не знала. Вот что кроется за эвфемизмом историков - «снижение жизненного уровня крестьян».

Впрочем, может быть, горожане стали жить лучше? Мы помним, что современные историки советского толка считают, что целью коллективизации было стабильное обеспечение городов продовольствием и повышение производства товарного хлеба. Реальность показывает, что обе эти задачи не были решены - коллективизация спровоцировала общее уменьшение производства сельхозпродукции, в городах пришлось ввести карточную систему (это в мирное-то время), которую отменили лишь в 1934 году. Но и после отмены карточек «сталинское изобилие» наступило лишь в городах, отнесенных к первой категории снабжения (а их было очень немного). В других местах с продуктами было гораздо хуже.

Вот, к примеру, данные о снабжении продовольствием авиационного завода № 126 в Комсомольске-на-Амуре, т. е. одного из важнейших промышленных объектов второй пятилетки:

«Белого хлеба не было вовсе. Потребность в черном хлебе составляла 25 тонн/сутки, а выпекалось лишь 16–18, что вело к образованию огромных очередей. Поражает список продуктов, о которых заводчане в июле только вспоминали: макарон не было в продаже с 1 марта, свежей рыбы - с 1 июня (и это в городе, стоящем на полноводной реке! - А. М.), сахара с 10 июня, „и не известно, когда будет“. Относительно муки и молока имеются только сведения, что их в продаже нет, без указания, как давно» .

Вопреки заявлениям советских пропагандистов, что коллективизация покончила с угрозой голода от неурожаев, неурожай 1936–1937 годов спровоцировал очередные продовольственные трудности.

«С 1 января 1937 года у нас в городе исчезли из магазинов продукты и мука, а также овес и ячмень, но мы с этим положением миримся, трудности надо пережить, а вот по отношению хлеба - это кошмар. Для того чтобы получить 2 килограмма хлеба, нужно с 9 часов вечера стоять в очереди около хлебного магазина и ждать до 7 часов утра, пока он откроется, и тогда с большим усилием можем получить 2 килограмма хлеба. Если ты приедешь в 4 часа утра к любому хлебному магазину, то около них стоит очередь», - писал М. И. Калинину житель города Новозыбков Западной области.

«…Хлеб продают в малом количестве, так что большая половина населения остается ежедневно без хлеба. Очереди ежедневно увеличиваются и в ожидании хлеба стоят круглые сутки, и если какой гражданин вздумает получить хлеб сегодня, то он его получит на 2 дня позже. И такое явление имеется в ряде районов Азово-Черноморского края», - вторит ему секретарь городского совета с юга России.

Помимо проблем с обеспечением поставки хлеба в города возникли проблемы и с импортом зерна за рубеж, что являлось важным источником финансирования индустриализации. Американский историк Глеб Бараев проанализировал объемы советского хлебного экспорта на основании цифр, опубликованных в сборниках «Внешняя торговля СССР»:

(по годам в тысячах тонн)

Таким образом, можно отметить, что даже после рекордного для советского колхозного хозяйства урожая 1937 года объемы хлебного экспорта были более чем в два раза ниже таковых в 1930 году, когда за границу вывозился хлеб, заготовленный накануне коллективизации. В дальнейшем, несмотря на расширение технической оснащенности сельского хозяйства, расширение пахотных земель за счет целинных земель и т. д., СССР оказался не в состоянии обеспечить себя продовольствием и с 1960-х годов выступал на мировом рынке уже как один из крупных импортеров зерна. Такова была экономическая «эффективность» колхозного строя.

Между тем ни И. Сталин, ни другие представители высшего партийного руководства не считали коллективизацию своей неудачей. Напротив - рассматривали ее как одно из крупнейших достижений. Разгадка кроется в том, что социальный смысл произошедших преобразований был для узкого руководства гораздо значимее и важнее экономического. Превращение крестьянства из «класса мелкобуржуазных собственников» в коллективных трудящихся на земле - это было главным. Вместо хранителей традиционных ценностей и традиционного уклада жизни появлялся новый слой общества уже с советским укладом и советскими ценностями. Конечно, изменения в массовом сознании не могли произойти столь быстро, но с марксистской точки зрения сфера массового сознания лишь «надстройка» над экономическим базисом, а раз базис изменен, то и изменение ценностных установок было делом времени.

Коллективизация крестьянства являлась обязательным условием строительства нового общества. Не случайно в постановлении VII съезда Советов СССР, которое послужило основанием для разработки новой Конституции, подчеркивалось: «Коллективизированное более чем на 75 % крестьянство превратилось в многомиллионную организованную массу» . Сталин называл эту «организованную массу» «совершенно новым крестьянством», принципиально отличным по своей мотивации и по своему положению от прежнего. Прав он был или нет, мы увидим позже, а пока обратимся к рассмотрению других действий «строителей нового общества».

Удар второй. Спецеедство

Если крестьянство было хранителем ценностей традиционного общества на селе, то в городах эту роль играли представители технической интеллигенции. Русские инженеры. Русский инженер - это не просто человек с дипломом об окончании высшего учебного заведения, это носитель особой, исчезнувшей ныне начисто русской технической культуры, которая включала в себя не только часть собственно техническую, но и культуру управления людьми, культуру быта и была гармоничной частью старого общества.

Отношение большевиков к русскому инженерному корпусу было двояким - с одной стороны, инженеров («спецов» - по терминологии 20-х годов) считали «прислужниками буржуазии», «классовыми врагами пролетариата», но с другой - в их услугах нуждались, потому что заменить их было некем, а без квалифицированных управленческих и инженерных кадров любое производство бы рассыпалось. Поначалу рациональный аспект преобладал над классовым.

Однако в конце 20-х годов ситуация резко изменилась. По всей стране началась настоящая травля «спецов», получившая в исторической литературе название «спецеедство».

Со стороны это выглядит парадоксальным - государство ставит задачу ускоренного развития промышленности, инженерных кадров в стране мало, их роль в стране возрастает, и, по-хорошему, государству стоило бы, напротив, проявить повышенное внимание к этим людям. Но для советских руководителей главным было то, что в этих условиях возрастала не только техническая, но и социальная роль технической интеллигенции. А поскольку этот слой не спешил становиться социалистическим, а, напротив, упорно держался своих традиций, то в этом власть увидела угрозу задаче социальной - построению нового общества. Власть в этой сфере решительно поддержал аппарат, который увидел в возрастании роли инженеров угрозу своему монопольному положению в сфере управления и распределения материальных благ.

Первым ударом по старому инженерному корпусу было так называемое Шахтинское дело - состряпанное органами ОГПУ дело о «вредительстве спецов» в г. Шахты. За ним последовало куда более масштабное дело Промпартии. Лояльные к сталинскому режиму историки обычно указывают, что общее число уничтоженных и репрессированных по этим делам инженеров было невелико. Но при этом они обычно умалчивают, что эти дела послужили основой для массовой пропагандистской кампании против старого инженерного корпуса, развернутой по всей стране во всю мощь коммунистического пропагандистского аппарата.

Главной целью этой кампании была ликвидация инженерного корпуса как единой корпорации, играющей не только техническую, но и социальную роль, во-первых, как управляющего персонала, а во-вторых, как хранителей культурного пласта традиционного общества, имеющих свою точку зрения на пути развития страны и общества.

Метод расправы с инженерным корпусом разительно отличался от тех, что применялись к крестьянству, - заменить ценных специалистов было в любом случае некем, поэтому даже осужденных инженеров старались использовать по специальности, организуя так называемые «шарашки» под контролем органов НКВД. Главным было не физическое истребление специалистов, а их моральное унижение и дискредитация. Как отмечает М. Ю. Мухин в своем исследовании по истории отечественной авиационной промышленности, «печать в те годы пестрела многочисленными „антиспецовскими“ публикациями. Регулярно появлялись статьи, посвященные разоблачению очередного „вредителя“. На видных местах, на первых полосах публиковались материалы с хлесткими заголовками „О вумности инженера Госрыбтреста Колесова“ у „Машинист Лебедев утер нос спецам“, и т. п.» . Во второй половине 20-х годов участились случаи избиений рабочими специалистов и даже директоров, не останавливались даже перед убийствами «вредителей».

Власти полностью поддерживали эту кампанию, которая к началу 1930-х годов приобрела всеобщий характер. На каждом предприятии были созданы рабочие комиссии «по ликвидации вредительства».

В современной исторической публицистике получила определенное распространение точка зрения, что отдельные факты вредительства действительно имели место быть, а потому борьбу с вредительством нельзя рассматривать как социальное явление. Однако никто из этих авторов не рискнул подтвердить тезис советской пропаганды о массовом и всеобщем характере вредительства, объективный анализ показывает, что в большинстве случаев за «вредительство» принимали последствия брака и низкой культуры производства.

Важно отметить и такой аспект: в советских идеологических установках 20–30-х годов вредительство связывалось почти исключительно со «спецами» - теми, кто, с точки зрения советских идеологов, мог вредить по классовым мотивам. Однако, как отмечают историки, часто кампания по обвинению «спецов» во вредительстве проходила как составная часть замазывания огрехов рабочих. М. Ю. Мухин приводит в своем исследовании характерный эпизод того времени:

«Так во время осмотра фюзеляжа одного из строящихся самолетов браковщик заметил двойные дыры заклепок - брак, который грозил самолету в полете катастрофой. Оказалось, что рабочие, сделавшие этот брак, замазали лишние дыры и вставили фальшивые заклепки. Когда же им поставили на вид, они стали писать жалобы во все инстанции, обвиняя мастера и свою администрацию во всех смертных грехах. Начались разбирательства, комиссии. Положение усугублялось тем, что один из бракоделов был старым большевиком. Даже когда вину рабочих доказали, они продолжали твердить на разные голоса: „В браке я не виноват, а виноват мастер, мастер - плохой организатор“» .

Кампания против спецов была не проявлением «инициативы на местах», а имела своим источником позицию высшего руководства страны, что подтверждается откровенными высказываниями одного из ближайших соратников Сталина В. М. Молотова. Говоря об аресте А. Н. Туполева, член Политбюро ЦК ВКП(б) отметил, что эти люди (инженеры. - А. М. ) «очень нужны Советскому государству, но в душе они - против, и по линии личных связей они опасную и разлагающую работу вели а если даже не вели, то дышали этим. Да они и не могли иначе. В значительной части наша русская интеллигенция была тесно связана с зажиточным крестьянством, у которого прокулацкие настроения, страна-то крестьянская…. Тот же Туполев мог стать и опасным врагом. У него большие связи с враждебной нам интеллигенцией… Туполевы - они были очень серьезным вопросом для нас» .

Примечательно, что в этом высказывании Молотов увязывает репрессии в отношении технической интеллигенции с борьбой против крестьянства. При этом для члена Политбюро совершенно не важно, вели ли люди, подобные Туполеву, «опасную и разлагающую работу» или не вели в силу своего положения на производстве и своего происхождения, - эти люди были опасны, и советская власть активно с ними боролась.

Применение государством широкого диапазона мер - от пропагандистских до репрессивных - привело к разгрому старого инженерного корпуса, утрате традиций управления производством, утрате «специалистами» своего места в обществе.

К чему это привело в условиях индустриализации? К тому, что с самого начала советскую промышленность стали преследовать такие пороки, как низкий уровень культуры производства и производственной дисциплины, что самым негативным образом сказывалось на качестве выпускаемой продукции.

«Труддисциплина низка. Рабочие пьют, и иногда очень здорово, являясь на работу, особенно после получки, в нетрезвом виде», - сообщалось в отчете по одному из авиазаводов. «Мы обошли три четверти рабочих мест… у любого станка открываешь стол - там булка, грязные тряпки и т. д. На станках валяется проволока, обрывки, как у свиньи… Ряд станков поломаны из-за того, что к ним относятся безобразно…» - вторит ему комиссия с другого завода.

И это происходило в «элитной» авиапромышленности - наиболее престижной отрасли советского ВПК 30-х годов, развитию которого уделялось приоритетное внимание со стороны государства. Что происходило на менее контролируемых заводах, даже страшно представить.

Упомянутые нами пороки были характерны для советской промышленности до самого конца ее существования, и во многом в них таится причина того технического и технологического отставания нашей страны, с которым мы имеем дело в настоящее время. Таков итог социальной политики советского руководства в области регулирования производственных отношений.

Другим следствием «спецеедства» стал расцвет в предвоенном СССР самых разных форм технического шарлатанства. Это явление еще ждет своего описания со стороны исторической науки, поэтому мы расскажем о нем в самых общих чертах, так как его влияние на развитие СССР 30-х годов было довольно значительным.

Сущность его заключалась в том, что многочисленные и разнообразные шарлатаны старались предложить малокомпетентным, но «идейно подкованным» советским руководителям альтернативные формы решения сложных технических проблем. Уровень квалификации «красных директоров» не позволял сразу понять нелепость предлагаемых прожектов, а на компетентные заключения специалистов шарлатаны отвечали обвинениями во вредительстве и «затирании» со стороны «буржуазных инженеров».

Масштабы этого явления были колоссальны. Под руководством шарлатанов создавались целые организации, занимающиеся созданием всевозможного «чудо-оружия», на содержание которых расходовались огромные средства. Эффект от их деятельности был, как правило, ничтожен, а подчас приносил существенный вред, т. к. свертывались куда более перспективные разработки, ведущиеся честными специалистами.

Чтобы представить перед читателем наглядную картину, приведем несколько примеров наиболее выдающихся шарлатанов того времени. В 1921 году в Петрограде было создано Особое Техническое Бюро (Остехбюро) под руководством инженера Бекаури. Эта организация занималась разработкой самых разных военно-морских вооружений - от мин и торпед до телеуправляемых торпедных катеров. Денег на нее не жалели (в отдельные годы бюджет Остехбюро превышал бюджет всех ВМС РККА), но единственное, в чем преуспели его сотрудники, это во «втирании очков» руководству и в интригах против конкурентов. Поразительно, но из всех образцов «чудо-оружия», разработкой которого занимались специалисты бюро, лишь один (!!!) был принят на вооружение. В результате, по мнению современных историков, в развитии минно-торпедного и трально-противолодочного вооружения советский ВМФ значительно отстал от иностранных флотов, оставшись на уровне Первой мировой войны. Руководство ВМФ видело причины столь бедственного положения именно в деятельности Остехбюро, но вплоть до 1938 года поделать ничего не могло. Лишь в конце 30-х годов деятельность этой конторы заинтересовала компетентные органы, в результате чего значительная часть руководства Остехбюро была репрессирована, а само бюро было преобразовано в обычный НИИ.

Другим выдающимся техническим авантюристом того времени был Л. В. Курчевский. Будучи талантливым изобретателем и не менее талантливым авантюристом, он, не имея высшего технического образования, в 1916 году возглавил КБ московского военно-промышленного комитета. При новой власти Курчевский возглавил созданную специально для него лабораторию при Комиссии по делам изобретений. Правда, в 1924 году авантюрист был осужден «за растрату казенного имущества», но благодаря высокому покровительству вышел сухим из воды и вернулся к своей деятельности. В 1930 году он становится главным конструктором ОКБ-1 при ГАУ, а с 1934 года возглавляет собственную структуру - Управление уполномоченного по специальным работам. Работу этой структуры курировал лично заместитель наркома обороны М. Н. Тухачевский. Пользуясь его покровительством, Курчевский развернул широкую деятельность по созданию и производству так называемых динамо-реактивных (безоткатных) артиллерийских орудий. Свои чудо-пушки он планировал ставить на танки, самолеты, корабли, подводные лодки. Проблема заключалась в том, что пушки Курчевского проигрывали традиционным артсистемам по всем параметрам, кроме малого веса, а по своему исполнению оказались непригодными для использования в армии.

Вот чем окончились попытки применения пушек Курчевского в авиации.

26 декабря 1938 года начальник НИП АВ ВВС полковник Шевченко писал письмо начальнику Особого отдела: «Сообщаю некоторые данные по состоянию авиационного вооружения ВВС… Какие причины, на мой взгляд, привели к тому, что мы до сих пор не имеем на вооружении ВВС крупнокалиберных пулеметов и значительно отстали в этом отношении по сравнению с передовыми капиталистическими армиями: Работа врагов народа до 1936 года в части крупнокалиберного оружия для авиации сводилась к тому, что работали над негодными пушками Курчевского типа „ДРП“. Снаряда боевого к этой пушке не давали, поэтому судить о ее качествах было весьма трудно. Когда в 1934 году 4-й отдел НИИ ВВС поставил вопрос о непригодности этой пушки, Тухачевский, Ефимов и другие созвали работников НИИ ВВС, пригласили Курчевского, Гроховского и ряд других, в том числе Захадера, Железнякова, Булина, и устроили нечто похожее на суд над нами, дали возможность Курчевскому излагать, какие он хотел, доводы и ругательства, не давая никому высказаться… Потребовалось организовать большие годичные опыты в составе эскадрильи по всесторонним испытаниям этих пушек, чтобы в начале 1936 года привести начальству такие результаты, которые показали явную непригодность этой пушки. И только в 1936 году эти работы были прекращены».

Цитата из документа дает наглядное представление как о самих чудо-пушках, так и методах, которыми Курчевский навязывал свои изобретения.

На создание и производство малых партий этих орудий ушли немалые средства, а результат оказался нулевым. Конец Курчевского был такой же, как и многих других шарлатанов, - после ареста Тухачевского лишенный высокого покровительства конструктор был арестован органами НКВД и погиб в лагерях.

Еще одним выдающимся авантюристом был А. Н. Асафов, работавший все в том же Остехбюро. Асафов - «человек с большим апломбом, но скудным специальным образованием» , главным его козырем считалась многолетняя работа в конструкторском бюро под руководством создателя первых русских субмарин И. Г. Бубнова.

Именно он предложил построить для советского флота серию крупных («крейсерских») подводных лодок и представил готовый проект. Специалисты утверждают, что основой для «эскадренной лодки IV серии» (такое обозначение получила субмарина Асафова) послужил разработанный еще в 1914–1915 годах проект 950-тонной подлодки Бубнова. Разумеется, за прошедшие полтора десятилетия бубновские чертежи уже безнадежно устарели, однако Асафов пренебрег этим очевидным фактом, что и обусловило неудачу проекта в целом.

Проект вызвал острую критику со стороны командования подводными силами Балтийского флота и инженеров-кораблестроителей. Однако авантюрист сумел получить покровительство не где-нибудь, а в ОГПУ, и постройка лодок была начата.

Командование ВМФ с трудом добилось изучения этих кораблей компетентной комиссией, которая установила, что их боевые качества соответствуют уровню… начала Первой мировой войны, и никакой реальной ценности эти корабли для ВМС РККА не представляют. Экстренные меры по доработке уже строящихся подлодок позволили использовать их лишь в качестве учебных. Создание этих чудовищ обошлось советскому государству в 19 миллионов рублей (в ценах 1926–1927 годов), что соответствовало цене примерно шести куда более современных и эффективных субмарин типа «Щ».

Строительство трех подводных крейсеров было не единственным «вкладом» Асафова в советское кораблестроение. Не дожидаясь окончания работ над лодками серии «П», он выдвигает новый проект - на этот раз малой подводной лодки, допускающей перевозку по железной дороге в неразобранном виде. Испытания этих лодок (первый вариант лодок типа «М») полностью провалились, флот отказался принимать абсолютно небоеспособные корабли, а покровительство со стороны компетентных органов сменилось их профессиональным интересом к деятельности изобретателя.

Таким образом, в 20–30-е годы разного рода шарлатаны (мы упомянули лишь наиболее крупных) растратили на ветер из бюджета страны значительные средства (точный объем которых еще предстоит оценить историкам). Те самые средства, что были получены от ограбления крестьянства, Церкви, которые русский народ оплачивал своим потом, своей жизнью. Конечно, шарлатанство не было целью советского руководства и было, в конце концов, почти на корню уничтожено репрессивной машиной советского государства, но само это явление было бы невозможным, если бы не целенаправленная борьба со старым инженерным корпусом, «спецеедство».

Удар третий. Дело «Весна»

В 20-е годы существовала еще одна сфера жизни страны, где представители старого общества играли весьма важную роль. Речь идет о Вооруженных силах. Хотя официально Вооруженные силы советского государства и именовались Рабоче-Крестьянская Красная Армия (РККА), реально огромную роль в ее формировании играли бывшие царские офицеры, или, по терминологии того времени, военспецы. Бывший главнокомандующий вооруженными силами юга России генерал Деникин так оценивал роль военспецов в создании Красной Армии:

«Красная Армия создавалась исключительно умом и опытом старых царских генералов. Участие в этой работе комиссаров Троцкого и Подвойского, товарищей Аралова, Антонова, Сталина и многих других было вначале чисто фиктивным. Они играли лишь роль надзирателей… Все органы центрального военного управления возглавлялись генералами-специалистами - особенно широко был представлен генеральный штаб, - работавшими под неослабным контролем коммунистов. Почти все фронты и большинство красных армий имели во главе старших начальников старой армии…»

Действительно, если обратиться к истории Гражданской войны, то можно отметить, что военные успехи красных начались только после создания регулярной Красной Армии (вместо добровольческой, по сути, Красной гвардии) и принудительной мобилизации . Процесс этот зашел весьма далеко. Достаточно сказать, что в кульминационный момент деникинского наступления на Москву на ключевом участке фронта под Кромами в составе Красной Армии оказалось большее число бывших царских генералов, чем в добровольческой армии генерала Май-Маевского!

По данным современных историков, к концу Гражданской войны в Красной Армии служило около 75 тысяч бывших генералов и в качестве военных специалистов. Естественно, что эти люди не внушали доверия новому руководству страны, и значительная часть из них была уволена из рядов Вооруженных сил в ходе сокращения армии в 20-е годы.

Однако к концу 20-х годов бывшие генералы и офицеры по-прежнему составляли значительную часть комсостава РККА. Особенно важную роль играли кадровые офицеры, успевшие получить профессиональное военное, а то и высшее военное образование еще до Первой мировой войны и бывшие, по сути, единственными профессионалами такого рода в рядах советских Вооруженных сил.

Современные исследователи отмечают, что бывшее царское офицерство не представляло собой единой группы, если исходить из политических или социальных критериев. Однако можно выделить два аспекта, общих для большинства представителей этой группы, - это служебная мотивация и культурный уровень.

Редко кто из бывших генералов и был горячим сторонником коммунистической идеи. И основными побудительными мотивами для службы в РККА для них были чувство профессиональной чести и патриотизм. Недаром в советском фильме «Офицеры» знаменитые слова «Есть такая профессия - Родину защищать» произносит бывший царский офицер. Отметим, что эта мотивация коренным образом расходилась с идеологией мировой революции, что не могло не вызывать опасений у коммунистической власти. Характерный диалог, раскрывающий это противоречие, произошел при допросе арестованного морского офицера Георгия Николаевича Четвертухина:

«- Во имя чего вы, бывший офицер и дворянин, служите советской власти с момента ее провозглашения, хотя она лишила вас всех прежних привилегий?

- Это не простой вопрос. Я кадровый военный, посвятивший свою жизнь защите Отечества… Имел реальную возможность перейти на другую сторону баррикад, но этого не сделал. В годы разрухи и хаоса, когда внешний враг угрожал моей Родине, а Ленин обратился ко всем с воззванием „Социалистическое отечество в опасности!“, я откликнулся на этот призыв, поняв, что для большевиков тоже существует понятие Родины. И это был тот мост, который связал меня с ними. Я стал честно служить советской власти.

- Да, но вот Карл Маркс учит, что у пролетариев нет отечества!

- Возможно, что Карл Маркс - представитель народа, почти 2000 лет тому назад лишившегося своего отечества и разбросанного по многим странам, - утратил для себя понятие Родина и считает, что она там, где хорошо живется. Возможно, хотя я и сомневаюсь, что пролетариями тоже утрачено это понятие, а вот для меня, Четвертухина, понятие Родина сохранилось, и под ним я понимаю чувство ответственности перед ней, любовь к ее многовековой истории и культуре своего народа, к его самобытности, святыням, окружающей природе» .

В этом диалоге мы видим ответ на источник подозрительности и недоверия, которое испытывала советская власть к бывшим офицерам, - они были преданы своей стране, но отнюдь не делу мировой революции.

Бывшие офицеры служили для того, чтобы Родину защищать, но отнюдь не горели желанием «нести на штыках свободу миру». И поэтому все они попадали под подозрение со стороны карающего меча диктатуры пролетариата.

«В РККА преимущественно в высших учреждениях на службе состоит значительное количество бывшего кадрового офицерства. Эта категория военспецов является по своему бывшему и социальному положению наиболее чуждой советской власти… Все они ждут падения советской власти» , - цитирует документ НКВД тех лет современный историк.

В 1930 году советское руководство от подозрений и отдельных акций перешло к массовым репрессиям в отношении бывших . В рамках дела «Весна» только аресту подверглись более 3000 бывших и генералов, военнослужащих РККА. Цифра на первый взгляд кажется незначительной, но мы напомним читателю, что в 1928 году численность РККА составляла 529 тыс. человек, из которых 48 тыс. были офицерами. Таким образом, репрессиям подвергся ни много ни мало каждый шестнадцатый. Причем, как уже отмечалось выше, основной удар был нанесен по высшему руководству армии, по наиболее компетентной и опытной части офицерского корпуса.

Что заставило руководство страны прибегнуть к столь радикальным мерам? На наш взгляд, разгадка кроется в двух факторах: во-первых, в разрядке международной обстановки в начале 30-х годов - в условиях мирового экономического кризиса «империалистическим державам» было явно не до нападения на СССР, следовательно, ослабла нужда в военных специалистах. Во-вторых, в это время, как мы уже упоминали выше, по всей стране шла массированная коллективизация. Причем как раз на 1930 год приходится пик крестьянских выступлений (в том числе и вооруженных) против колхозов. Очевидно, что советское руководство опасалось, что эти выступления могут найти поддержку в армии, и поспешило лишить крестьянство потенциальных военных вождей.

Исследователи отмечают относительную «мягкость» репрессий 1930 года - большая часть арестованных отделалась небольшими (по советским меркам) тюремными сроками, многие потом вернулись к продолжению службы. Подобная мягкость объясняется только одним - других военных специалистов такого уровня в распоряжении советской власти не было, и взять их в течение ближайшего десятка лет было неоткуда.

Но даже такие, «мягкие», репрессии нанесли серьезный ущерб боеспособности РККА, выразившийся прежде всего в ослаблении уровня штабной работы и в подготовке кадров.

По мнению современного историка М. Е. Морозова, истинной причиной неудач Советской Армии во время Великой Отечественной войны было «неудовлетворительное качество подготовки военных кадров в СССР на протяжении всего межвоенного периода. Корни такого положения скрывались в потере преемственности со старой военной школой» .

Та преемственность, которую в последние предвоенные и военные годы советское руководство попытается восстановить. Современный историк А. Исаев, отмечая успехи военного строительства в 30-е годы, пишет: «Была воссоздана каста людей, чья профессия - Родину защищать» . Это было бы действительно успехом, если бы в начале 30-х годов эту же самую касту не разрушили целенаправленно.

Удар четвертый. Купола покатились, как головы…

Строго говоря, борьба советской власти против Церкви не прекращалась ни на один день в период с 1917 по 1991 год. Однако велась она разными методами и с разной интенсивностью. Так, после кровавых эксцессов времен Гражданской войны 20-е годы выглядят относительно спокойными - в этот период власть делает основную ставку на раскол Церкви изнутри и ее самодискредитацию. При активном участии органов ОГПУ в церкви создаются обновленческий и живоцерковный расколы. Основной мерой против священнослужителей в этот период является ссылка. (Хотя об арестах власти тоже не забывали.)

Опубликованная в 1927 году декларация митрополита Сергия хотя и вызвала неоднозначную реакцию духовенства, но ее итогом стало признание государством канонического синода РПЦ в качестве легально действующей религиозной организации (до этого власти признавали только обновленческий «синод»).

Очевидно, что, переходя в 1929 году к реализации планов по ускоренной трансформации общества, советское руководство не могло не начать враждебные действия против Церкви, которая являлась стержневым институтом традиционного русского общества. Действовали большевики, как всегда, решительно. По мнению современного церковного историка, «эти годы по свирепости гонений на православную Церковь сравнимы разве что с кровавыми событиями 1922-го, а по масштабам далеко превзошли их» .

Начались эти гонения с директивного письма ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы», подписанного секретарем ЦК партии Л. М. Кагановичем. Мы не случайно обращаем внимание читателя на подписанта письма. Дело в том, что среди части исторических публицистов существует миф о якобы благожелательном отношении И. В. Сталина к русской Церкви. Все гонения на Церковь эти авторы приписывают интернационалистам, которые-де до самой войны не давали возможности вождю народов показать свое истинное отношение к Церкви. Факты разительно противоречат этому мифу. Под письмом стоит подпись одного из вернейших соратников Сталина, никогда не выступавшего вопреки воле вождя.

В этом документе духовенство объявлялось Л. М. Кагановичем политическим противником ВКП(б), выполняющим задание по мобилизации всех «реакционных и малограмотных элементов» для «контрнаступления на мероприятия советской власти и компартии».

В развитие партийных указаний 8 апреля 1929 года президиум ВЦИК принял постановление «О религиозных объединениях», согласно которому религиозным общинам дозволялось лишь «отправление культов» в стенах «молитвенных домов», всякая просветительская и благотворительная деятельность категорически воспрещалась. Частное обучение религии, дозволенное декретом 1918 года «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», теперь могло существовать лишь как право родителей обучать религии своих детей.

В том же году XIV Всероссийский съезд советов изменил 4-ю статью Конституции, в новой редакции которой говорилось о «свободе религиозного исповедания и антирелигиозной пропаганды».

По всей стране началось массовое закрытие и разрушение храмов. Так, если за 1928 год в РСФСР закрыли 354 церкви, то в 1929 году уже 1119, т. е. в три раза больше, причем 322 храма были не просто закрыты, но и разрушены. Если на 1 января 1930 года в Москве было 224 прихода Московской патриархии, то через два года их осталось только 87.

Закрытие храмов проходило по инспирированным снизу «просьбам трудящихся» под нелепыми градостроительными предлогами - «загораживает проход пешеходов», а то и просто без всякой причины. Новым правителям даже сами здания церквей, своим видом свидетельствующие о Боге, были ненавистны. И загремели по стране взрывы - древние церкви безжалостно ломали. Колокола переплавляли на цветной металл, иконы, богослужебные книги (в том числе и рукописные, которым было несколько столетий) сжигались и закапывались. Церковная утварь переплавлялась.

По сути своей это было уничтожение исторического наследия, богатства страны. Причем богатства не только духовного, но и материального. Современные историки-сталинисты, любящие рассуждать о необходимых жертвах во имя индустриализации, почему-то не считают, во что обошлось государству это самоедство. А ведь простейший расчет показывает, что для уничтожения капитального каменного здания, какими являлись большинство уничтоженных храмов, требуются немалые затраты. Немалых затрат требовало также приспособление церковных зданий под «народно-хозяйственное назначение».

Не брезговали и просто погромами храмов. Для этих целей использовали отряды «комсомольской легкой кавалерии» или членов Союза воинствующих безбожников. Эти молодчики врывались в храм во время богослужения, избивали священнослужителей и прихожан, грабили и портили церковное имущество и нередко поджигали церковные здания. При этом всякая попытка оказать сопротивление хулиганам рассматривалась советскими властями как «контрреволюционная деятельность» и соответствующим образом каралась.

Начались массовые аресты священнослужителей и активно верующих мирян. В условиях голода и введения в стране карточной системы снабжения продовольствием «лишенцы» (а к ним автоматом относились все священнослужители) не получали продовольственных карточек, и единственным источником существования для них становилась милостыня. Власть распространяла свои гонения даже на детей священнослужителей - согласно инструкции наркомпроса они могли получать лишь начальное 4-классное образование.

Гонения на христиан в СССР приняли такой масштаб, что вызвали международную реакцию. С их осуждением выступили глава англиканской церкви архиепископ Кентерберийский и папа римский Пий XI.

Наряду с репрессивными органами важным орудием властей в борьбе с Церковью стал Союз воинствующих безбожников, возглавляемый членом Политбюро ЦК ВКП(б) Емельяном Ярославским (Губельманом). К 1932 году эта организация насчитывала в своих рядах 5,7 млн членов (главным образом комсомольской молодежи), контролировала антирелигиозные музеи и выставки, массово издавала брошюры, книги и журналы антирелигиозного содержания. На содержание этого «добровольного» общества государство расходовало немалые средства, которые, если исходить с точки зрения национальных интересов страны, можно было бы потратить куда как более толково.

В мае 1932 года этот Союз принял план так называемой безбожной пятилетки - фактически пятилетний план уничтожения религии в советском государстве.

В первый год закрыть все духовные школы (они еще оставались у обновленцев, а у патриаршей православной Церкви их давно уже не было).

Во второй - провести массовое закрытие храмов, запретить издание религиозных сочинений и изготовление предметов культа.

В третий - выслать всех служителей культа за границу (что было на самом деле весьма угрожающим эвфемизмом - дело в том, что в действовавшем тогда уголовном законодательстве СССР высылка за границу была формой высшей меры наказания наряду с расстрелом).

В четвертый - закрыть оставшиеся храмы всех религий.

В пятый - закрепить достигнутые успехи, к 1 мая 1937 года «имя Бога должно быть забыто на всей территории СССР».

Примечательно, что этот план делает ставку на репрессивные и административные меры, которые можно ждать от государства, а не от общественной организации, какой формально являлся СВБ. Без сомнения, такие планы не могли быть созданы или обнародованы без санкции высшего партийного руководства и лично И. Сталина. И как любое «сталинское задание» эти планы были приняты к немедленному исполнению.

Впрочем, надо отметить, что в 30-е годы «успехи» безбожного воинства были весьма невелики (по сравнению, конечно, с отпущенными средствами). Так, перепись населения 1937 года показала, что 57 % населения в возрасте от 16 лет и старше считают себя верующими и, что особенно обеспокоило руководство страны, среди «ровесников Октября», молодых людей в возрасте от 20 до 29 лет, таковых оказалось 44,4 %. Это вызвало острую реакцию властей, вылившуюся в оголтелый террор против священнослужителей в 1937 году.

Удар пятый. Выстрел в прошлое…

Большевики хорошо понимали, что основу старого общества составляют не только сами люди, но историческая память. И помимо социальной инженерии объявили настоящую войну прошлому - российской истории. Многие современные исследователи недооценивают важность этой темы, рассматривают ее либо как «перегибы на местах», либо как нечто малозначительное. Подумаешь, снесли какой-то исторический памятник, рассуждают эти люди, вот построенный тракторный завод - это да, это важно, это главное.

Между тем советское руководство уделяло борьбе с российской историей большое внимание. Решение о судьбе иных памятников истории принималось на уровне аж Политбюро ЦК ВКП(б). А всесильный советский диктатор И. Сталин находил время и возможности для ознакомления с курсами истории в учебных заведениях и лично редактировал оные, очевидно, считая эту работу столь же важной, что и принятие решений о выпуске танков или строительстве заводов.

Первый удар был нанесен 12 апреля 1918 года, когда за подписями Ленина, Луначарского и Сталина вышел Декрет о снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников российской социалистической революции («О памятниках республики»). Согласно этому декрету «памятники, воздвигнутые в честь царей и их слуг и не представляющие интереса ни с исторической, ни с художественной стороны, подлежат снятию с площадей и улиц и частью перенесению в склады, частью использованию утилитарного характера». Оцените, читатель, весна 1918 года, Советская республика в кольце фронтов, казалось бы, у Совнаркома должно быть множество дел поважнее, но нет, нашли время.

По всей стране началась расправа с памятниками. Крушили памятники государям, полководцам, государственным деятелям. Уже к концу 1918 года в Москве были снесены памятники Александру II, Александру III, великому князю Сергею Александровичу, генералу М. Д. Скобелеву и т. д. В сносе памятников принимали личное участие руководители советского государства и сам «вождь мирового пролетариата».

Масштабы разрушения были колоссальными. Так, в 1940 году специальная комиссия Академии архитектуры СССР констатировала, что в столице Советского Союза за 1917–1940 годы «уничтожено 50 процентов архитектурно-исторических памятников национальной архитектуры» . При этом комиссия считала только те объекты, которым был официально присвоен статус памятника. А скольким не был присвоен этот статус?

Живым свидетельством истории России были географические названия - городов, улиц, населенных пунктов и т. д. В 20–30-е годы по указаниям советского руководства пошло тотальное переименование. Исчезали старинные названия, несшие в себе исторический смысл, зато на карте страны появились имена большевистских вождей, деятелей мирового революционного движения и т. д. Так стиралась историческая география России. Большевики запросто переименовывали целые города, называя их в честь «себя любимых». Так появились на карте СССР Калинин, Молотов, Сталино, Орджоникидзе, Киров и т. д.

К сожалению, большинство этих уродующих нашу и наши города переименований дожили до нашего времени. Начавшаяся было в 90-е годы XX века кампания по возвращению исторических имен улицам и городам пошла на спад… Интересно, что одним из наиболее распространенных и, надо признать, разумных мотивов против возвращения старых названий в наши дни является мотив финансовой экономии - каждое переименование обходится государству в изрядную копеечку. Можно представить, каких затрат потребовало массовое изменение наименований населенных пунктов и их частей в 20–30-е годы. Но в борьбе с русской историей большевики не боялись расходов.

В 1919 году в учебных заведениях СССР было прекращено преподавание истории. «Восемь-девять лет тому назад, - с удовлетворением писал в 1927 году видный борец с исторической наукой М. Н. Покровский, - история была почти совершенно изгнана из нашей школы - явление, свойственное не одной нашей революции. Детей и подростков занимали исключительно современностью…»

Этот предмет был вычеркнут из учебной программы и заменен изучением истории партии и мирового освободительного движения. В завершение этого процесса советское руководство устроило расправу над отечественной исторической наукой. 5 ноября 1929 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение об уголовном преследовании сотрудников Академии наук СССР по совершенно нелепому обвинению. Обратим внимание читателя, что инициатива расправы над учеными-историками исходила не от органов госбезопасности, как того можно было бы ожидать, а от высшего руководства страны. Выполняя решение руководства, органы ОГПУ состряпали целое «Академическое дело» (Дело историков), в рамках которого были проведены аресты выдающихся отечественных ученых. Всего по этому делу было арестовано 4 академика АН СССР (С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле, Н. П. Лихачев и М. К. Любавский), 9 членов-корреспондентов АН СССР, в том числе С. Ф. Рождественский, Д. Н. Егоров, Ю. В. Готье, А. И. Яковлев, и более 100 ученых рангом поменьше. Подавляющее большинство из них были историками. Имена С. Ф. Платонова, Е. В. Тарле, М. К. Любавского говорят сами за себя.

10 февраля 1931 года тройка ПП ОГПУ в ЛВО вынесла приговор первой партии арестованных по «Академическому делу»: 29 человек были приговорены к расстрелу, 53 - к заключению в ИТЛ на срок от 3 до 10 лет, двое - к высылке на 2 года. Решение тройки было пересмотрено коллегией ОГПУ 10 мая 1931 года. Высшая мера наказания была сохранена в отношении бывших А. С. Путилова, А. А. Кованько, В. Ф. Пузицкого, Я. П. Куприянова, П. И. Зиссермана, Ю. А. Вержбицкого. 10 человек были приговорены к расстрелу, замененному заключением в лагерь на 10 лет, 8 - к заключению в лагерь на 10 лет, 3 - к заключению в лагерь на 10 лет, замененному высылкой на тот же срок, 3 - к заключению в лагерь на 3 года. В ходе следствия было освобождено 43 человека.

Вынесение приговора тем арестованным, которых относили к «руководящей группе», затянулось. Он был вынесен коллегией ОГПУ 8 августа 1931 года - 18 человек были приговорены к высылке в отдаленные места СССР сроком на 5 лет. Среди них были академики Платонов, Тарле, Лихачев, Любавский. Пять человек приговорены к 5 годам заключения в лагере, 4 - к 3 годам заключения в лагере, один - к высылке в Западную Сибирь на 3 года. Цвет отечественной исторической науки был разгромлен…

Преподавание истории как учебного предмета было восстановлено в СССР лишь в 1934 году. Такой перерыв был необходим большевистскому руководству для разрушения традиций преподавания истории Отечества, ибо в 1934 году в учебных заведениях стала изучаться совсем другая история.

Решение о восстановлении преподавания истории было принято на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 20 марта 1934 года. Этим же постановлением высшее руководство СССР утвердило авторскую группу для создания школьного учебника истории СССР. Пожалуй, впервые в российской истории школьный учебник утверждался высшим руководством страны. В том же 1934 году три члена политбюро - Сталин, Киров и Жданов - лично прочитали и отрецензировали предлагаемые авторскими коллективами конспекты новых школьных учебников. Для нашей темы весьма важно посмотреть, какие же недостатки нашли наши вожди в представленном им проекте учебника.

По мнению высокопоставленных рецензентов, авторская группа «не выполнила задание и даже не поняла своего задания. Она составила конспект русской истории , а не истории СССР , то есть истории Руси, но без истории народов, которые вошли в состав СССР». В конспекте не была подчеркнута ни «аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма» , ни «контрреволюционная роль русского царизма во внешней политике» .

Вот это-то различие между русской историей и историей СССР и является главным для понимания того, какая же именно история стала преподаваться в советских школах и прочих учебных заведениях. Главным было то, что отрицался исторический путь России как национального государства русского народа, созданного русским народом же. Теперь, по мысли вождей, русский народ должен был занять в своей стране место лишь одного из нескольких «братских народов» (многие из которых в то время лишь искусственно создавались), а в перспективе - с расширением СССР до мировых пределов - роль русских должна была еще более уменьшиться.

Вопреки мнению отдельных публицистов и исследователей, что начиная с 1934 года советская власть стала руководствоваться во внутренней и внешней политике национальными интересами страны, в реальности советские вожди в это время озаботились проблемой… уничтожения памятников истории России. Так, в это время аж три члена Политбюро - Сталин, Ворошилов и Каганович - уделили внимание судьбе такого замечательного памятника истории России, как московская Сухарева бащня.

Первоначальное решение властей о сносе памятника, мотивированное «заботой о развитии уличного движения», вызвало протесты ученых и архитекторов-градостроителей. В ответ на эти протесты 18 сентября 1933 года Сталин отправляет собственноручное письмо Кагановичу, в котором пишет: «Мы (Сталин и Ворошилов, - А. М) изучили вопрос о Сухаревой башне и пришли к тому, что ее обязательно надо снести. Архитекторы, возражающие против сноса, слепы и бесперспективны» .

Выступая перед коммунистами-архитекторами, Лазарь Каганович так говорил о сносе памятника: «В архитектуре у нас продолжается ожесточенная классовая борьба… Пример можно взять хотя бы из фактов последних дней - протест группы старых архитекторов против слома Сухаревой башни. Я не вхожу в существо этих аргументов, но ведь характерно, что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан протест по этому поводу. Ясно, что эти протесты вызваны не заботой об охране памятников старины, а политическими мотивами…» . Вот уж воистину - у кого что болит, тот о том и говорит. В реальности именно деятельность советского руководства по сносу памятников русской истории была вызвана политическими мотивами.

В тот страшный год погибла не только Сухарева башня. На Бородинском поле был взорван «памятник царским сатрапам» - главный монумент в честь сражения, в котором решалась судьба России. В Ленинграде был уничтожен храм-памятник в честь моряков, погибших в русско-японскую войну, в Костроме - памятник Ивану Сусанину… и т. д.

Мы наш, мы новый мир построим…

К сожалению, тема создания нового советского общества не привлекала к себе покамест внимания историков. Слишком уж насыщенным оказался этот временной период событиями внутри- и внешнеполитической жизни, и до изучения изменений в обществе у историков просто не дошли руки. Лишь в последнее время стали появляться исследования, посвященные жизни людей того времени и общественным отношениям. Поэтому при анализе той эпохи мы вынуждены прибегать к таким малодостоверным источникам, как мемуары, записки, юридические документы, анализ произведений искусства и т. д.

Важно отметить, что с самого начала работе по созданию нового общества советское руководство уделяло гораздо меньше внимания, чем разрушению старого. И дело тут не в недостатке энергии или непонимании важности задачи. Просто, согласно марксистскому учению, общественные отношения были лишь производной от отношений социально-экономических, с изменением которых неизбежно, по мнению вождей партии, должно было измениться и общество. С другой стороны, хотя социальная трансформация общества и была задачей № 1 для кремлевского руководства, многочисленные проблемы внутренней и внешней политики 30-х годов также требовали немедленного решения, поэтому на строительство нового общества ресурсов и сил зачастую просто не оставалось.

Тем не менее можно выделить основные черты нового советского человека и советского общества. В основе мировоззрения нового советского человека лежали «три кита» - атеизм, интернационализм и коллективизм.

Интернационализм. Принципиально новый характер общества закреплялся в его названии. Слово «советский» не имело какой-либо связи с исторически сложившимся этнонимом, да и этнонимом в строгом смысле этого слова не являлось, так как обозначало не национальность, а идеологическую ориентацию. Национальная самоидентификация - этот краеугольный камень традиционного общества - здесь отходила на второй план, но, вопреки распространенным представлениям, не уничтожалась окончательно, на первоначальном этапе она сохранялась и постепенно выхолащивалась. В своих мечтаниях апологеты мировой коммунии рисовали общество людей, полностью лишенных национальных признаков.

Коллективизм. Одной из важных черт нового общества являлся повсеместно насаждаемый коллективизм. Культ коллектива был вызван не столько потребностями управления (коллективом управлять проще, чем отдельными личностями), сколько являлся инструментом социальной инженерии. Построение коммунистического общества по принципу «от каждого по способностям, каждому по потребностям» требовало не только увеличения объемов производства, но и воспитания у людей самоограничения потребностей. Воспользоваться огромным опытом христианской аскетики большевики, по понятным причинам, не могли, и пришлось «изобретать велосипед». Если в христианстве самоограничение есть форма служения Богу, то для советского человека идолом стало служение коллективу. Согласно новой , личность не существовала сама по себе, а имела ценность лишь как член того или иного коллектива. Идеология строила иерархию коллективов от самого маленького - звена или бригады - до огромного, включающего в себя трудящихся всего земного шара. Сознательный член нового общества должен был полностью подчинить свои интересы интересам коллектива и реализовывать свои способности только в рамках этого коллектива. К коллективу начинали приучать с малолетства, и уже само название руководителей детских и юношеских коллективов (пионервожатый, комсомольский вожак) убивало всякую мысль о самостоятельности его членов.

Наиболее важной, с нашей точки зрения, чертой сознания нового советского человека являлся атеизм. Культивирование сознательного безбожия и богоборчества, - а советский атеист - это не просто неверующий человек, а сознательный борец с религией, - не могло не привести к изменениям в нравственной сфере жизни общества. Напомним читателю, что система нравственных устоев религиозного общества состоит из трех уровней:

1. Нравственного закона, сформулированного Богом и выражаемого совестью человека. При этом хотя совесть является принадлежностью каждого человека, по его природе, она, как и всякая другая часть человека нуждается в развитии, без которого совесть атрофируется или приобретает уродливые формы. Религиозная парадигма включает в себя развитие совести, более того, ставит эту задачу на одно из первых мест в духовном развитии человека.

2. Морального. Мораль формируется обществом и, соответственно, отображает состояние этого общества. В обществе религиозном, высоконравственном мораль приближается к нравственным законам, но все же отличается от них. В чем-то моральные нормы жестче нравственных, в чем-то мягче. Важно, что нормы морали создаются людьми, а «то, что один человек создал, другой завсегда сломать может».

3. Юридического. Здесь источником норм выступает государство и фиксирует их в виде законодательных актов. Юридические нормы могут быть отражением норм морали, а могут и не быть.

В советском типе мировоззрения нравственный уровень упразднялся и фактически отождествлялся с моральным. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно открыть Большую советскую энциклопедию на статье «нравственность» и увидеть, что статья сия состоит из одной строчки следующего содержания: «нравственность» - см. статью «Мораль».

Но и сам процесс формирования моральных норм в советском обществе не мог быть пущен на самотек, он был поставлен под жесткий контроль идеологических органов партии. Последние в своей работе руководствовались не жизненными реалиями, а представлениями об идеальном коммунистическом обществе и классовым сознанием.

В результате моральные нормы советского общества оказались трудновыполнимыми не только для носителей традиционной, христианской морали, но и для людей собственно советских.

В дальнейшем это привело к формированию обществом своей собственной моральной системы и появлению в позднесоветском обществе так называемой двойной морали.

Главная проблема заключалась в том, что низовая мораль, которая создавалась обществом в дополнение к навязанной режимом, также не опиралась на нравственные христианские нормы, о которых значительная часть советских людей в силу проводимой властями борьбы с религией имела самое приблизительное представление. В результате одним из источников низовой, второй морали советского общества стали законы и представления криминального мира. Это страшно само по себе, но еще страшнее то, что это не вызвало неприятия и отторжения у общества. Однако в конце 30-х годов эти процессы только начинались.

Война и миры

В итоге процесс социальной трансформации русского общества к концу 30-х годов XX века был весьма далек от завершения. Фактически в СССР существовали два общества - новое советское и старое «недобитое» традиционное. При этом новое общество только начало формироваться, а старое находилось в процессе разрушения, поэтому значительная часть граждан СССР пребывала в промежуточном состоянии между двумя обществами. Поясним, что это значит. Как известно, членов общества связывают между собой писаные и неписаные нормы общественной морали, стереотипы поведения, но благодаря усилиям советской власти традиционные устои общества были во многом размыты, а навязываемые властью моральные принципы нового общества еще не успели укрепиться. Более того, те немногие, кто сохранил верность традициям и принципам старого общества, уже в силу этого были в оппозиции власти и не считали ее своей.

Интересно, что это разделение общества Страны Советов было замечено сотрудниками белогвардейской организации РОВС на основе общения с пленными военнослужащими РККА во время советско-финской войны 1939–1940 годов. Анализируя отношение военнослужащих к советской власти, они сделали выводы о том, что партийный аппарат (среди пленных были представители исключительно низового аппарата) «безусловно предан советской власти и Сталину», что «чины специальных войск, летчики, танкисты и отчасти артиллеристы, среди которых высок процент коммунистов, также преданы советской власти… Дрались очень хорошо и нередко, будучи окружены, предпочитали кончать жизнь самоубийством, а не сдаваться в плен».

Красноармейская «масса», по мнению работавших с ней представителей РОВС, была «испорчена советской пропагандой и воспитанием неглубоко» и, в общем, осталась такой же, какими были их отцы и деды.

Поясним описанную выше разницу. Мы знаем, что вплоть до 1 сентября 1939 года, когда был принят новый закон о всеобщей воинской обязанности, Красная Армия комплектовалась исключительно из «идеологически подкованных» призывников, а отбор в технические войска - танковые и особенно в авиацию - был исключительно строгий.

С другой стороны, значительная часть жителей Страны Советов и вовсе пребывала в подвешенном состоянии с нарушенными стереотипами поведения - не имея готовых решений, вообще не зная, как себя вести в той или иной ситуации.

Таким образом, перед войной население СССР состояло из трех основных групп:

Новое советское общество;

Старое традиционное русское общество;

Мятущиеся - те, кто уже перестал жить, как жили отцы и деды, но не стал жить по-новому.

Как это разделение сказалось на отражении общества - армии? Для начала отметим, что распределение представителей разных общественных групп по разным родам войск было неравномерным. Приоритетными в 30-е годы считалось развитие авиации и механизированных войск. Кадры для них проходили особый отбор, причем не только традиционный медицинский или образовательный, но и идеологический. В качестве примера критериев такого отбора можно привести отрывок из приказа ГЛАВПУРа РККА по отбору военнослужащих для комплектования танковых экипажей:

«1. В экипаж отбирать военнослужащих, беспредельно преданных нашей Родине, большевистской партии и Советскому правительству, бесстрашных, решительных, обладающих железным характером, способных на подвиги и самопожертвования людей, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не сдадут танк врагу.

2. В экипажи отбирать преимущественно из рабочих промышленности, транспорта и сельского хозяйства, а также студентов индустриальных вузов и техникумов. Подбирать людей, хорошо владеющих русским языком (русских, украинцев, белорусов).

3. Экипаж должен состоять из коммунистов, комсомольцев и непартийных большевиков, воспитанных в духе ненависти к врагу и непреклонной воли к победе» .

Вслед за танковыми войсками и авиацией отбирались призывники в войска НКВД, конницу, артиллерию, а вот все, кто не проходил такой отбор, отправлялись на комплектование пехоты. «Получается то, что к этой тяжелой службе в пехоте приходит молодежь нашей страны после отсева от комплектования авиации, артиллерии, танковых частей, конницы, инженерных частей, частей местной охраны и т. д. В результате слабый, малорослый боец» , - констатировал в декабре 1940 года советский генерал.

Таким образом, лучшие представители нового советского общества группировались в элитных, отборных войсках, представители старого, традиционного общества, считавшиеся неблагонадежными, зачастую направлялись во вспомогательные части, а основную массу пехоты составляли представители «болота».

Общественное разделение отражалось и на отношениях между военнослужащими. Если в элитных войсках хорошим командирам удавалось сколотить крепкие и даже дружные коллективы, то в пехоте все обстояло по-другому - красноармейцы сторонились друг друга, часто имело место некоторое отчуждение от командного и особенно от политического состава. Это порождало атмосферу взаимного недоверия, что отнюдь не способствовало укреплению стойкости войск.

Поскольку советское и традиционное общества основывались на разных ценностных системах, то и восприятие войны у них было разным. Ниже подробно рассмотрим особенности этого восприятия в каждой из групп, а пока укажем, что эта разность, порожденная разницей мировоззрения, сама по себе несла опасность, ибо не позволяла появиться единому осмыслению такого события, как война. Люди, одетые в одну форму, стоящие в одном строю, совершенно по-разному воспринимали войну, что не позволяло добиться единомыслия, единого боевого духа - необходимого условия успешного ведения боя.

Состояние советского общества описал Константин Симонов на первых страницах своего знаменитого романа «Живые и мертвые»:

«Казалось бы, все давно ждали войны, и все-таки в последнюю минуту она обрушилась как снег на голову; очевидно, вполне подготовиться к такому огромному несчастью вообще невозможно» .

Среди молодого поколения господствовало представление о грядущей войне, как войне прежде всего классовой, революционной. Противника рассматривали именно с этой точки зрения - как противника идеологического, отсюда такие названия врагов, как белофинны и белополяки. Поэтому в солдатах империалистических держав видели прежде всего «братьев по классу», нуждающихся в освобождении, причем, более того, ждущих его. Именно в таком духе выдержан популярный в те годы роман Николая Шпанова «Первый удар». В соответствии с этой парадигмой война должна была быть недолгой и проходить «малой кровью и на чужой территории».

В январе 1941 года начальник Главного Политического управления РККА Запорожец написал объемную докладную записку на имя наркома обороны, в которой, характеризуя настроения красноармейцев, отмечал:

«Глубоко укоренился вредный предрассудок, что будто бы в случае войны население воюющих с нами стран обязательно и чуть ли не поголовно восстанет против своей буржуазии, а на долю Красной Армии останется лишь пройтись по стране противника триумфальным маршем и установить советскую власть» .

В начале войны эти настроения расцвели пышным цветом:

«Один из танкистов поинтересовался германским пролетариатом - не восстал ли он против фашизма. Горячо спорили о сроках войны. Над тем, кто сказал „полгода“, посмеялись, обозвали маловером».

«Конечно, спорили о судьбе Германии, о том, как скоро немецкий рабочий класс свергнет Гитлера; о том, как быстро в случае нападения Германии на Советский Союз немецкие солдаты - „рабочие и крестьяне в солдатских шинелях“ - повернут оружие против своих классовых врагов. Да, именно как быстро, а не вообще - повернут или нет. Спорили об этом даже в июне и июле 1941 года (выделено мной. - А. М. )».

Как известно, никаких признаков «классовой солидарности» «немецкие рабочие в солдатских шинелях» не проявляли….

Был и еще один важный аспект. Как мы уже упоминали выше, одним из базисов советской был атеизм, причем в те годы, как правило, атеизм воинствующий. Важным отличием атеизма от практически любой религии является чисто биологическое понимание такого явления, как смерть. Между тем война и смерть - понятия неразделимые, и одной из необходимых составляющих моральной и психологической подготовки солдата к войне и к бою была подготовка к смерти. Если мы обратимся к истории русской дореволюционной армии, то увидим, что тема смерти в бою, смерти за государя была одной из основных в тогдашней, говоря современным языком, политико-воспитательной работе. Проще всего это увидеть, если обратиться к текстам русских военных песен. Основной принцип отношения к смерти четко выражен в солдатской песне середины XIX века - «Жизни тот один достоин, кто на смерть всегда готов». Смерть в бою считалась вероятной, более того - практически неизбежной. Солдат царской армии шел в бой умирать:

«Мы смело на врага за русского царя на смерть пойдем вперед, своей жизни не щадя» (песня Павловского юнкерского училища).

«За царя и за Россию мы готовы умирать » (солдатская песня).

«Марш вперед! Смерть нас ждет! Наливайте чары…» (песня Александрийского гусарского полка).

«Под ним умрет драгун беспечный, сложивший голову в бою» (песня 12-го Стародубовского драгунского полка).

«Коль убьют на бранном поле, так со славой погребут, а без славы да неволей все когда-нибудь помрут » (песня лейб-гвардии конно-гренадерского полка).

Такие песни (мы привели лишь малую толику) приучали солдат к мысли о возможности смерти в бою, учили не бояться смерти, готовили к ней. В основе этой подготовки было православное учение о смерти и загробном мире. Воин русской армии воевал за веру, царя и Отечество, и смерть в бою рассматривалась не только как воинский, но и как религиозный подвиг.

Совсем другое мы видим в воспитательной работе предвоенной Советской Армии. Храбрость и презрение к опасностям рассматривались как гражданская добродетель, неотъемлемые качества советского человека, но… темы смерти, в том числе и смерти в бою, в советских предвоенных песнях мы не увидим.

Такие военные песни, как: «Если завтра война», «Шли по степи полки со славой громкой», «Боевая сталинская» («Мы берем победу за победой»), «Авиамарш», «Марш танкистов» («Броня крепка»), «По-над Збручем», «Катюша», «Принимай нас, Суоми-красавица», «В бой за Сталина» - полны оптимизма, мыслей о грядущей победе и ни разу не рассматривают возможность смерти героя в бою.

Более того, даже старые песни периода Гражданской войны, в которых тема смерти в бою была одной из основных, в 30-е годы слегка изменялись, вычищая тему смерти в сторону. Например, в песне:

Гулял по Уралу Чапаев-герой,
Он соколом рвался с полками на бой.
Вперед вы, товарищи, не смейте отступать!
Чапаевцы смело привыкли умирать.

Слово «умирать» было заменено на «побеждать», и в таком варианте песня сохранилась в большинстве источников.

Если смерть в песне и присутствовала, то это была смерть врага - «летели наземь самураи» или «несем победу Родине и смерть ее врагам».

Этот заряд оптимизма, конечно, импонировал советской молодежи, но не готовил к главному - к серьезной войне, где могут и будут убивать. Причина такого подхода понятна - идеология атеизма воспринимает смерть как окончательную точку, небытие, за которой может сохраниться лишь память о человеке, но не сам человек.

При этом каждый красноармеец, получая в руки боевое оружие и учась военному делу «настоящим образом», так или иначе приходил к мыслям о возможной собственной смерти. И вот здесь официальная, идеологическая подготовка ничем ему помочь не могла, оставляя человека один на один со своими страхами… Пример того, как страх смерти овладевает душой человека и обрекает его на панику и гибель, мы находим в книге писателя-фронтовика Бориса Васильева «А зори здесь тихие…»:

«А Галя уж и не помнила об этом свинце. Другое стояло перед глазами: серое, заострившееся лицо Сони, полузакрытые, мертвые глаза ее и затвердевшая от крови гимнастерка. И… две дырочки на груди. Узкие, как лезвие. Она не думала ни о Соне, ни о смерти - она физически, до дурноты ощущала проникающий в ткани нож, слышала хруст разорванной плоти, чувствовала тяжелый запах крови. Она всегда жила в воображаемом мире активнее, чем в действительном, и сейчас хотела бы забыть это, вычеркнуть - и не могла. И это рождало тупой, чугунный ужас, и она шла под гнетом этого ужаса, ничего уже не соображая.

Федот Евграфыч об этом, конечно, не знал. Не знал, что боец его, с кем он жизнь и смерть одинаковыми гирями сейчас взвешивал, уже был убит. Убит, до немцев не дойдя, ни разу по врагу не выстрелив…»

Для остатков русского традиционного общества начало войны Германии против коммунистического СССР стало своего рода искусом, соблазном. В своей пропаганде гитлеровцы постоянно подчеркивали, что воюют не против России, а против «ига жидов и коммунистов», и у многих людей вставал вопрос - а надо ли защищать советскую власть? Ту самую власть, которая старательно и методично уничтожала старое общество.

Такие сомнения возникали у многих, причем не только у пожилых людей - молодой танкист Арсентий Родькин вспоминал:«Честно говоря, воевать мне не хотелось, и если бы можно было не воевать, я бы не воевал, потому что не в моих интересах было защищать эту советскую власть» .

Сейчас хорошо известно, что для германской стороны мотив «спасения России от жидов и коммунистов» был лишь пропагандистским ходом, нацеленным на ослабление способности советского государства к самозащите, и русское антибольшевистское освободительное движение в планы немцев не входило. Но тогда…

Тогда это было ясно лишь немногим, в числе которых был местоблюститель патриаршего престола владыка Сергий (Старгородский). Уже 22 июня 1941 года он обратился с воззванием к пастве, призывая православных стать на защиту Отечества. Предстоятель Русской православной Церкви хорошо понимал, какие сомнения испытывают сотни тысяч православных людей по всей стране. В отличие от интернационалистов, он не испытывал иллюзий относительно поведения «немецких рабочих в солдатских шинелях», он знал о подлинной, языческой подоплеке германского нацизма и знал, чем она обернется для русских.

Но послание митрополита не передавали по радио, и большинство православных воинов в рядах РККА в июне 1941-го остались в неведении о его содержании и вынуждены были бороться с искушением один на один.

Для представителей «болота» испытание войной оказалось наиболее тяжелым. В момент, когда от человека требовалось напряжение всех его духовных и физических сил, они, не имеющие твердой системы ценностей, оказались наиболее уязвимыми для панических настроений и стали их главным источником.

Подведем итог - начало войны стало шоком для всех мировоззренческих групп населения СССР (и личного состава РККА), представители двух полярных ценностных систем - коммунисты и традиционалисты - оказались в растерянности (причем по разным причинам), а не имеющее прочного мировоззренческого якоря «болото» стало генератором паники, которая, как лесной пожар, охватила армию.

Там, где представителей «болота» было мало - в танковых войсках, авиации и других элитных родах войск, - массовой паники не возникло (хотя одиночные случаи и отмечаются источниками). Именно это и позволило советским механизированным соединениям нанести немцам серию отчаянных контрударов. В обстановке общего развала, некомпетентного руководства, без поддержки пехоты советские танкисты не могли добиться даже частичного успеха, но их удары смогли нарушить планы немецкого командования, пусть не намного, но замедлили темпы немецкого наступления, выиграв для страны малое, но значимое количество времени. И что не менее важно, чем военное значение, - своей отчаянной храбростью они спасли честь своего поколения. И в российском массовом сознании поколение, встретившее войну на границе, осталось в памяти как поколение погибших, но не покоренных бойцов, а не толп военнопленных, хотя последних и было вчетверо больше.

Рассмотрев причины паники, мы раскрываем секрет умолчания советской истории о причинах этого явления. Как мы видим, причиной этого катастрофического явления стали не «внезапность» и не ошибки отдельных лиц (пусть даже и самого Сталина), но весь курс на трансформацию общества, проводимый советским руководством с конца 20-х годов и составлявший главный смысл его деятельности. Признать, что именно главное направление социальной политики коммунистической партии стало (ненамеренно, конечно) причиной нестойкости Красной Армии и катастрофических поражений 41-го года - на такое советские историки пойти не могли.

Преодоление

Результаты приграничного сражения вызвали шок у всесильного советского диктатора. Осознав масштабы разгрома, Сталин оставляет Москву и на два дня запирается на своей даче в Кунцево. (Вопреки распространенному мифу, это произошло не в момент начала войны - 22 июня, а именно после окончания приграничного сражения - 29 июня.) Вождю было над чем поразмыслить. Главным ударом для него были не столько военные неудачи, сколько именно вот эта паника и моральная нестойкость выращенной им Красной Армии, всей системы советского общества. Было очевидно, что экзамена на стойкость в чрезвычайной ситуации нарождающееся советское общество не выдерживает.

И в этой ситуации коммунистический вождь нашел решение весьма нетривиальное, неожиданное для всех - от гитлеровского руководства до граждан Советского Союза. Сталин решается на то, что еще вчера казалось невозможным - на заключение мира между новым советским и недобитым русским обществом. Он понимает, что, только объединив все силы против внешнего врага, это нашествие можно отразить.

Но это решение означало и как минимум временный отказ от деятельности по построению нового советского общества и уничтожения общества традиционного. Вождь понимал, что для достижения согласия необходимо будет пойти на серьезные уступки русскому обществу. И эти уступки могут серьезно затруднить, если не сделать невозможной, окончательную победу коммунизма в СССР. Впрочем, Сталин вполне логично рассудил, что если не сделать задуманного им шага, то с высокой долей вероятности Страна Советов падет под ударом внешнего врага.

Решение было найдено. Вождь вернулся в Кремль, а 3 июля 1941 года вся страна, прильнув к черным тарелкам радиорупоров, услышала самую неожиданную для себя речь Сталина. Поскольку это выступление является программным для целого периода отечественной истории и весьма важным для нашей темы, рассмотрим его текст подробно.

Начнем с обращения. После традиционных «товарищей» и «граждан» прозвучало неожиданно - братие и сестры. Это привычное православное обращение было адресовано людям, с которыми советская власть до сих пор разговаривала почти исключительно на языке допросов.

Далее, саму войну против немцев Сталин назвал Отечественной. У современного читателя словосочетание «отечественная война» вызывает в памяти продолжение - 1812 года. Но современники Сталина помнили, что Второй отечественной войной называлась в царской России Первая мировая война.

Примечательно, что в этой речи Сталин 7 раз употребил слово «Родина» и лишь по одному разу упомянул слова «большевик» и «партия».

И современный прокоммунистический историк Ю. В. Емельянов, и церковный историк о. Владислав Цыпин отмечают наличие в речи Сталина текстуальных заимствований из написанного 22 июня обращения к верующим митрополита Сергия.

Таким образом, речь Сталина 3 июля стала не просто первым обращением вождя к народу после начала военного противоборства с гитлеровской Германией, но провозглашением новой программы - на достижение компромисса и союза между советским и русским обществом.

Речь Сталина от 3 июля 1941 года стала важной вехой в истории России. Впервые коммунистическая власть была вынуждена не просто признать право русского общества на существование, но и обратиться к нему за содействием, заключить своего рода «пакт гражданского согласия» во имя победы над внешним врагом.

Важной вехой являются публичные выступления вождя, посвященные такой дате, как 24-я годовщина Октябрьской революции. Выступая перед войсками на Красной площади 7 ноября 1941 года, Сталин, с одной стороны, напомнил о победе в Гражданской войне, что должно было вдохновить советскую часть общества, а с другой - призвал воинов вдохновляться «мужеством великих предков - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова» . Эти имена вряд ли могли вдохновить «идейно подкованного» комсомольца, но они были дороги сердцу каждого русского человека.

Уступки традиционалистам продолжались и дальше - в конце 1942 года в армии отменен институт военных комиссаров, тогда же вводится историческая форма, сходная с формой Российской императорской армии периода Первой мировой войны, в 1943 году советское государство признает право православной Церкви на легальное существование, избран патриарх, деятельность союза воинствующих безбожников приостановлена, в 1944 году проходит реформа семейного права и системы образования, причем в ходе этих преобразований упор делается на преемственность с исторической Россией (по крайней мере, во внешних формах).

Новая платформа Сталина сделала возможным сотрудничество между полярными мировоззренческими группировками - коммунистами и традиционалистами, что спутало карты и политическому руководству Германии, которое в своей пропаганде делало ставку именно на наличие двух обществ в нашей стране. Главной линии немецкой пропаганды - «мы воюем не с русскими, а с большевиками» - был противопоставлен курс на национальное единство и примирение.

Однако новая политическая платформа советского руководства, хотя и стала базисом общественного согласия и создавала основу для преодоления раскола в обществе, была не единственной мерой, предпринятой для борьбы с паникой. Помимо пряника, большевики не замедлили пустить в дело и кнут.

16 июля 1941 года в армии вводится институт военных комиссаров с весьма широкими полномочиями, который фактически отменял принцип единоначалия. Причиной этого шага стало недоверие со стороны политического руководства командному составу Красной Армии. Сработал привычный стереотип - раз дела плохи, то не обошлось без «измены» со стороны «врагов народа». И враги были немедленно найдены, в тот же день постановлением ГКО было предано суду командование Западного фронта во главе с генералом армии Павловым за «позорящие звание командира трусость, бездействие власти, развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций». 9 генералов были расстреляны.

Через месяц 16 августа 1941 года выходит приказ № 270, призывающий решительно бороться с проявлениями паники, оставлением позиций, сдачей в плен и дезертирством. В документе прописывались строгие кары не только для сдавшихся в плен и дезертиров, но и для членов их семей. Отметим, что, издавая подобные приказы на самом высоком уровне, советское руководство обозначало масштаб явления, еще раз подтвердив, что паника носила не единичный характер.

Помимо кнута и пряника, были сделаны и выводы в отношении системы подготовки войск. Причем сделаны они были как на уровне высшего военного руководства, так и на уровне командного состава. Офицеры, которые спешно готовили в тылу набранные из резервистов и мобилизованных новые части, знали - их враг не только немец, их враг и наступающий впереди немецкой армии «генерал Страх». Любители военной истории хорошо знают книгу Александра Бека «Волоколамское шоссе». Она наглядно и подробно показывает, как офицер панфиловской дивизии готовит свой батальон к бою, и первым своим врагом он считает не столько противника, сколько страх, способный обратить в бегство солдат. Само осознание паники как угрозы заставило советских командиров по-другому смотреть на приоритеты в подготовке войск.

И в «белоснежных полях под Москвой» советские войска сделали невозможное - нанесли первое за Вторую мировую войну поражение сухопутной армии Германии. «Генерал Страх» был побежден.

Подведем итог: паника лета 1941 года, сыгравшая столь пагубную роль в начале Великой Отечественной войны, была следствием сложных процессов социальной трансформации общества, проводимой советским руководством в попытке реализации коммунистической утопии. Однако в критический момент И. В. Сталин смог принять единственно верное решение, круто изменить политику советского государства и создать возможность для объединения всех сил для отражения внешней агрессии.

Как показал дальнейший ход событий, радикально изменился ход не только военной, но и социальной истории нашей страны. Серьезные уступки, сделанные советским руководством русскому традиционному обществу, сделали возможным сохранение ценностей этого общества в условиях социалистического государства и тем самым фактически сорвали планы по созданию общества принципиально нового типа - социалистического.

Паника 1941 года стала наглядным подтверждением евангельской истины - Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то (Марк 3.24). Тогда выход был найден, не урок ли это нашему обществу, раздираемому социальными и мировоззренческими и другими противоречиями и конфликтами?

Приложение

Голая правда войны

ГВП заместителю наркома обороны СССР

10–20 июля сего года части 25-го ск, занимавшие оборону в районе города Витебска, Сураж-Витебский, позорно разбежались, открыли дорогу противнику для продвижения на восток, а впоследствии, попав в окружение, потеряли большинство личного состава и материальную часть.

Произведенным по поводу этого следствием установлено следующее:

25-й ск в составе 127, 134 и 162-й сд в конце июня 1941 года из города Сталино - Донбасс - был переброшен в район города Киева, куда прибыл к 1 июля.

Из Киева по приказу командующего 19-й армии корпус переброшен в район Смоленска для занятия обороны по реке Западная Двина в районе города Витебска и города Сураж-Витебский протяжением около 70 километров.

Погрузка и отправка частей по железной дороге из Киева проходила 2–4 июля. Руководство погрузкой и продвижением частей отсутствовало; в результате чего прибытие эшелонов не согласовывалось с предстоящим выполнением боевых задач, в связи с чем прибывающие части вводились в бой без организованного сосредоточения.

На 11 июля в районе расположения корпуса находились: 442-й кап, 263-й отд. бат. связи, 515-й, 738-й сп и 410-й лап 134-й сд, 501-й сп 162-й сд, 1-й стр. батальон и дивизион гаубичного артиллерийского полка 127-й сд.

Несколько правее от штаба корпуса в районе села Прудники располагался штаб 134-й сд, в составе которой здесь находились два батальона 629-го сп, два батальона 738-го сп, батальон связи, зенитный арт. дивизион, один дивизион гаубичного арт. полка.

По приказанию штакора два батальона 501-го сп 162-й сд заняли оборону на западном берегу реки Западная Двина, севернее города Витебска. Части 134-й сд в составе 2 батальонов 629-го сп и одного батальона 738-го сп заняли оборону по западному берегу Западной Двины в районе села Прудники, между городами Витебском и Сураж-Витебским. Остальные части находились на восточном берегу реки Западная Двина.

Днем 11 июля на участке обороны, занимаемом двумя батальонами 501-го сп, мотомехчасти противника неизвестной численности (разведка отсутствовала) прорвались через Западную Двину на шоссе Витебск - Смоленск и Витебск - Сураж.

Указанные два батальона 501-го сп, не имея надлежащего руководства, в панике разбежались. Охваченный паникой «окружения», в ночь на 12 июля начал менять свое месторасположение штаб корпуса.

К 16.00 12 июля командир корпуса генерал-майор Честохвалов с группой штабных командиров и батальоном связи, бросив часть автомашин, прибыл на КП 134-й сд в село Прудники.

Их прибытие сразу внесло панику в части дивизии, так как прибывшие, в том числе и сам Честохвалов, панически рассказывали о якобы нанесенных немцами потерях частям 162-й сд, бомбежке их с воздуха и т. п.

К 17.00 в тот же день генерал-майор Честохвалов сообщил, что мехчасти противника прорвались в районе Витебска и движутся по шоссе Витебск - Сураж, «штаб окружен». Приказал корпусным частям отходить на восток, бросив на произвол находившиеся в обороне на западном берегу Западной Двины части 134-й сд. Только командир 134-й сд комбриг Базаров и комиссар дивизии Кузнецов, вопреки указанию командующего корпусом, остались на месте в районе села Прудники и руководили находившимися в обороне частями 629-го и 728-го сп, помогая им обратно переправиться через реку Западная Двина, а затем выходить из окружения.

После указания командира корпуса Честохвалова об отступлении началось паническое бегство на восток. Первыми побежали штаб корпуса и 2-й эшелон штаба 134-й сд, возглавляемый начальником штаба дивизии подполковником Светличным, который с 9 июля на КП отсутствовал - «отстал» и только к моменту отхода 12 июля прибыл в село Прудники.

Автомашины без руководства в панике неслись на восток на местечко Яновичи. Паническое бегство штабных командиров губительно отразилось на частях и местных советских органах, которые бросали все и бежали на восток, еще не видя никакого противника и даже не слыша стрельбы.

13 июля штаб корпуса остановился у местечка Яновичи, но 14 июля переехал в лес у села Понизовье, бросив всякое управление частями корпуса и потеряв связь со штабом армии.

По примеру штаба корпуса разбегались воинские части, не оказывая никакого сопротивления противнику, бросая материальную часть и снаряжение.

14 июля, боясь дальше двигаться без прикрытия и охраны, командир корпуса Честохвалов выделил несколько командиров и приказал собрать хотя бы небольшую группу войск, разбросанных в окружности по проселочным дорогам, чтобы под их прикрытием организовать дальнейшее отступление на восток.

К исходу дня 14 июля в лесу были сосредоточены: 515-й сп, 410-й лап, батальон 738-го сп 134-й сд, два дивизиона 567-го лап 127-й сд, один батальон 395-го сп 162-й сд и мелкие подразделения других частей, всего около 4000 человек, вооруженных винтовками, пулеметами, гранатами, артиллерией, минометами с запасами боеприпасов.

В штабе корпуса находились: 1) командир корпуса генерал-майор Честохвалов; 2) военком бригадный комиссар Кофанов; 3) начальник политотдела полковой комиссар Лаврентьев; 4) начальник штаба полковник Виноградов; 5) помощник начальника штаба полковник Стулов; 6) начальник особого отдела старший лейтенант госбезопасности Богатько и другие, около 30 человек.

Из штаба 134-й сд - начальник политотдела батальонный комиссар Хрусталев, начальник артиллерии подполковник Глушков и другие. Сюда же в лес 14 июля вечером прибежал переодетым в гражданское платье, без личного оружия начальник штаба 134-й сд подполковник Светличный.

Командир корпуса Честохвалов принял решение: не ожидая подхода остальных частей корпуса, продолжать отходить на восток, продвигаясь только лесами и только ночью, не входя в соприкосновение с противником, категорически запрещая стрелять в немцев.

Трусость командования корпуса доходила до крайности. По приказанию командира корпуса полковник Виноградов пытался застрелить водителя одной из автомашин колонны, у которого случайно произошел гудок от замыкания. Тут же лично побил сигнальные рожки во всех автомашинах, чтобы не повторился случайный гудок и не выдал противнику местонахождение колонны штаба. Так двигались 14, 15 и 16 июля. Пройдя 60–70 километров, сосредоточились в лесу у села Букине.

16 июля в этом лесу командир корпуса Честохвалов провел совещание начсостава и приказал бросить все имущество, оставить только носимое при себе. Были брошены: личные вещи начсостава, две рации, смазочные материалы, масса противогазов, пулеметные диски и коробки, документы, часть обоза, лошади и другое имущество.

Здесь же Честохвалов объявил дальнейший маршрут отступления на восток по направлению на село Овсянкино. Движение из Букине намечалось двумя колоннами в 20.00 16 июля, причем колонна 10–12 легковых автомашин штаба корпуса вместе с броневиком охранения должна была двигаться в хвосте правой колонны. Для разведки по намеченному маршруту в 18.00 выслан конный отряд в 25 человек.

Однако командир корпуса не стал ждать результатов разведки, изменил свое прежнее решение и в 19.00 приказал колоннам двигаться по намеченному маршруту, а сам с колонной штабных автомашин бросил части позади и уехал по направлению села Овсянкино.

При въезде в село Рыпшево в 23.00 колонна штаба была встречена окриками «Стой!» и беспорядочной стрельбой незначительного отряда немецкой разведки, по словам очевидцев, разведчиков было около 10 человек.

Возглавлявший автоколонну на первой машине начальник штаба корпуса полковник Виноградов, не останавливая машины, проехал и выскочил за село. Следовавший за ним во второй машине командир корпуса генерал-майор Честохвалов остановил автомашину, бросил личное оружие, поднял руки и пошел к немцам.

Находившийся с ним в машине начальник инженерной службы штаба корпуса подполковник Егоров выскочил из машины и бросился в другую сторону, через огороды в лес. То же сделали остальные командиры и политработники штаба корпуса; и стрелок автоброневика, и водители, следовавшие на своих машинах, бросили машины, документы и все, что было, без единого выстрела разбежались по кустам.

Полковник Виноградов, проехав 1–1,5 км за село, побоялся ехать дальше, бросил машину и с шофером ушел в лес, а оттуда одиночным порядком пробирался в сторону частей Красной Армии из так называемого окружения.

Разбежавшиеся от машин комиссары Кофанов и Лаврентьев, полковники Виноградов и Стулов и другие штабные командиры, зная, что по этой дороге движутся части корпуса и могут попасть в засаду немцев, не предупредили об этом командиров частей.

17 июля, когда части подошли к указанному месту, немцы, подтянув силы, встретили их сильным огнем. Командиры соединений по своей инициативе вступили в бой, длившийся 2–3 часа, потеряв 130 человек убитыми и ранеными, под прикрытием артиллерии 410-го и 567-го лап вывели свои части обратно в лес.

18 июля группа командиров штаба корпуса, разбежавшихся у села Рыпшево от немецкой разведки, в количестве 12–13 человек под руководством помощника начальника штаба корпуса подполковника Стулова подошли к находившимся в лесу частям корпуса. Эти части возглавляли помощник начальника штаба 134-й сд подполковник Светличный и начальник политотдела дивизии Хрусталев.

Подполковник Светличный обратился к Стулову и находившимся с ним командирам штаба корпуса с предложением присоединиться к частям и возглавить руководство по выводу их из окружения.

Полковник Стулов и находившиеся с ним командиры штаба корпуса отклонили это предложение и заявили, что меньшей группой им легче будет пробраться на сторону советских войск, и через пару дней ушли одиночным порядком.

Находясь в окружении, под влиянием трусости, некоторые командиры и политработники, чтобы скрыть свою принадлежность к командному составу Красной Армии, посрывали знаки различия и петлицы, обменяли свое воинское обмундирование на гражданские костюмы, а часть из них даже уничтожила личные и партийные документы.

Начальник политотдела корпуса полковой комиссар Лаврентьев уничтожил партийный билет, обменял свое комсоставское обмундирование на рваный костюм «заключенного», отпустил бороду, повесил котомку за плечи и, как трус и бездельник, несколько дней двигался за частями, ничего не делая, деморализуя личный состав своим внешним видом.

Когда ему предложили военное обмундирование, он отказался и одиночным порядком в своем костюме «заключенного» пошел на восток.

Также одиночным порядком пробирались военком корпуса бригадный комиссар Кофанов, полковник Стулов, начальник особого отдела корпуса старший лейтенант госбезопасности Богатько. Последний вместе со своей машинисткой, переодевшись в костюмы колхозников, выдавая себя за «беженцев», пробирались в город Вязьму.

Подполковник Светличный, возглавивший части 134-й сд после бегства работников штаба корпуса, несмотря на наличие достаточного количества огневых средств и людей, продолжая преступную «тактику» командования штаба 25-го ск, вел части только ночью и только лесами.

Боясь, чтобы стук повозок не демаскировал местонахождение частей дивизии, и столкнувшись с трудностями ночных передвижений, Светличный 19 июля сего года приказал бросить в лесу повозки, лошадей, другое имущество как «ненужное».

В тот же день он разбил оставшиеся части на три отряда: 1-й отряд - из состава 515-го сп с батареей полковой артиллерии и артиллерии 410-го лап под командованием капитана Цулая; 2-й отряд - из состава 378-го сп с полковой артиллерией и дивизионом 567-го лап, командир отряда капитан Соловцев.

В 3-й отряд вошли остальные части дивизии с двумя батареями 410-го лап под командой подполковника Светличного.

По приказанию Светличного в ночь на 20 июля отряды выступили по намеченному им маршруту на восток: 1-й и 2-й отряды левой колонной под общим командованием начальника артиллерии дивизии подполковника Глушкова, а 3-й отряд под руководством Светличного - справа. Никакой разведки и связи между отрядами во время движения организовано не было.

Пройдя 10–12 километров, правая колонна, заметив впереди выпущенную противником ракету, по приказанию Светличного повернула обратно к исходному положению. Сам подполковник Светличный уехал от частей. Начались паника и бегство.

Весь день 20 июля части 3-го отряда находились без руководства и без связи с 1-м и 2-м отрядами. Только к вечеру из лесу явился подполковник Светличный и начали подходить одиночные бойцы и командиры из 1-го и 2-го отрядов без оружия.

По выяснении оказалось, что во время движения в ночь на 20 июля руководители 1-го и 2-го отрядов, услышав вдалеке шум моторов, посчитали их за танки противника. В испуге начальник артиллерии 134-й дивизии подполковник Глушков приказал бросить материальную часть отрядов, а людям спасаться кто как может.

21 июля была выделена группа бойцов, одно орудие вручено Глушкову и приказано забрать оставленную им материальную часть. Однако и на сей раз он струсил, бросил людей и лошадей, а сам скрылся в лесу и больше к частям не подходил.

В результате преступной трусости подполковников Светличного и Глушкова в ночь на 20 июля сего года части 134-й сд, находившиеся в окружении, потеряли: около 2000 человек личного состава (разбежавшиеся из 1-го и 2-го отрядов), часть из них попала в плен к врагу; два дивизиона артиллерии, две батареи полковой артиллерии, много артиллерийских снарядов, более 10 пулеметов, около 100 лошадей и вооружение оставлено немцам.

27 июля сего года подполковник Светличный с небольшой группой 60–70 человек прорвался на сторону частей Красной Армии, оставил в окружении 1000 человек личного состава, раненых и остатки имущества 134-й сд, которых возглавил начальник 5-го отдела штаба 134-й сд капитан Баринов, и находился с ними в лесу до прибытия генерал-лейтенанта Болдина, под руководством которого они вышли из окружения 11 августа.

За допущенные преступления считаю необходимым предать суду военного трибунала:

1. Бывшего командира 25-го ск генерал-майора Честохвалова как изменника Родине заочно;

2. Начальника штаба корпуса полковника Виноградова;

3. Помощника начальника штаба корпуса полковника Стулова;

4. Военкома корпуса бригадного комиссара Кофанова;

5. Начальника политотдела корпуса полкового комиссара Лаврентьева - за проявленные ими трусость, бездействие, паническое бегство от частей и запрещение частям оказывать сопротивление;

6. Начальника штаба 134-й сд Светличного;

7. Начальника артиллерии дивизии подполковника Глушкова - за проявленную ими трусость, запрещение частям вступать в соприкосновение с противником и оставление врагу материальной части дивизии.

Главный военный прокурор

Публикация Н. Геец

ЦАМО. Ф. 913, оп. 11309, д. 70, лл. 160–165.

Среди многих слабо изученных вопросов предвоенной истории Красной Армии своей практически полной неразработанностью выделяется вопрос о ее численности в 1939 - 1941 гг. Доступные ныне по этому вопросу документы довольно фрагментарны, зачастую в них используются округленные цифры. Тем не менее общее представление эти данные дают. Обычно используются два вида статистических данных о численности личного состава: штатная и списочная. Первая является чисто расчетным показателем, а вторая отражает реальное состояние вооруженных сил. Частями вне норм считались формирования, которые могли применяться в мирном производстве и содержались на бюджете гражданских ведомств. К ним относился особый железнодорожный корпус, эксплуатационные железнодорожные полки, строительный корпус, строительные батальоны и другие подобные формирования".

К началу 1939 г. численность Красной Армии составляла 1 910 477 человек (из них 1 704 804 в сухопутных войсках и ВВС, 205 673 в частях вне норм). Как показывает статистика, в начале 1939 г. на 1 человека комсостава приходилось 7 красноармейцев, на 1 человека политсостава - 27 красноармейцев, на 1 человека прочего начсостава - 10 красноармейцев, а на 1 человека младшего начальствующего состава - 3 красноармейца. Общее количество военнообязанных запаса на 1 июля 1939 г. составляло 11 902 873 человека 1899-1918 годов рождения, из которых 7 892 552 человека были обучены, а 4 010 321 не обучены. Предполагалось в 1940 г. через 1 - 1,5-месячные сборы подготовить 3 млн человек в основном дефицитных военных специальностей.

Летом 1939 г. численность армии составляла 1 698,6 тыс. человек кадрового состава (видимо, части вне норм не учтены). Военный конфликт на Халхин-Голе потребовал призыва 173 тыс. человек запаса для усиления войск ЗабВО и 1-й АГ. Формально этот контингент был призван на учебные сборы, но 16 июля Указом Президиума Верховного Совета СССР и приказом наркома обороны № 0035 от 17 июля он был мобилизован на период до 1 февраля 1940 г. В ходе начавшейся 7 сентября в 7 военных округах частичной мобилизации (БУС) было призвано 2 610 136 человек (см. таблицу 5), которые 22 сентября Указом Президиума Верховного Совета СССР и приказом наркома обороны № 177 от 23 сентября были объявлены мобилизованными «до особого распоряжения».

Одновременно согласно постановлению СНК СССР № 1348-268сс от 2 сентября 1939 г. с 5 сентября следовало начать очередной призыв на действительную военную службу для войск Дальнего Востока и по 1 тыс. человек для каждой вновь формируемой дивизии, а с 15 сентября и для всех остальных округов. Всего в Красную Армию до 31 декабря 1939 г. было призвано 1 076 тыс. человек. Кроме того, согласно новому Закону о всеобщей воинской обязанности от 1 сентября 1939 г. на 1 год был продлен срок службы 190 тыс. призывников 1937 г. К 20-м числам сентября 1939 г. численность Красной Армии превысила 5 млн человек (в том числе 659 тыс. новобранцев). Нормализация ситуации на западных границах СССР позволила 29 сентября начать сокращение численности Красной Армии, и к 7 января 1940 г.

Армия СССР: численность и состав

было уволено 1 613 803 человека. 2 октября 1939 г. правительство утвердило предложение наркома обороны об увольнении призванных на учебные сборы для Дальнего Востока. К1 декабря войска ЛВО и КалВО оставались отмобилизованными, БОВО и КОВО продолжали увольнение призванных из запаса, а МВО, ОрВО и ХВО заканчивали их увольнение и переходили на организацию мирного времени. На 27 декабря общая численность Красной Армии составляла до 3 568 тыс. человек (части вне норм не учтены).

Однако начавшаяся война с Финляндией потребовала восполнения потерь и наращивания численности Красной Армии. 28 декабря 1939 г. было решено призвать в Красную Армию 546 400 человек на усиление войск западных военных округов и 50 тыс. человек комсостава запаса. Одновременно в ПриВО, УрВО и СибВО призывалось 5 младших призывных возрастов - 376 тыс. человек. Таким образом, на усиление армии потребовалось 972 400. В период советско-финляндской войны в Красную Армию было призвано 550 тыс. человек. Всего же с сентября 1939 г. по 12 марта 1940 г. в Красную Армию было призвано из запаса 3 160 тыс. человек, из которых 1613 тыс. было уволено, а в армии оставалось 1 547 тыс. человек.

После окончания войны с Финляндией перед советским командованием вновь встал вопрос о сокращении численности армии. В докладной записке № 16314/сс от 29 марта нарком обороны сообщал в ЦК ВКП(б) и СНК СССР, что на 1 марта в Красной Армии насчитывалось 4 416 тыс. человек, из которых 1 591 тыс. составляли пришедшие из запаса резервисты и 163 тыс. - красноармейцы призыва 1937 года. Нарком просил разрешения уволить 88 149 человек из тыловых частей и учреждений, сформированных для действующей армии, и 160 тыс. человек приписного состава, призванных в сентябре 1939 г. в БОВО, КОВО, КалВО и ОдВО. Кроме того, нарком сообщал об увольнении 80 тыс. добровольцев^. Все эти меры были 1 апреля утверждены Политбюро ЦК ВКП(б) и оформлены постановлением Комитета Обороны № 159сс.

Начавшееся сокращение Красной Армии привело к тому, что к 10 ноября 1940 г. было уволено 1 205 120 человек младшего начальствующего и рядового состава запаса, а оставшихся задержанными 9101 человека следовало уволить до 1 января 1941 г. При этом согласно изданному 3 июня 1940 г. наркомом обороны приказу № 0110 следовало «задержать до особого распоряжения средний и старший начальствующий состав запаса» идо 1 ноября 1940 г. красноармейцев призыва 1937 г. Правда, изданным в тот же день Указом Президиума Верховного Совета СССР красноармейцы призыва 1937 г. задерживались в армии до 1 января 1941 г. 20 января 1941 г. нарком обороны издал приказ № 023, согласно которому «отвечающий требованиям службы» начальствующий состав запаса, задержанный до особого распоряжения приказом от 3 июня 1940 г., следовало зачислить в кадры Красной Армии. Все остальные подлежали увольнению «в запас к 15 февраля 1941 г.»

Увольнение приписного состава привело к тому, что с осени 1940 г. списочная численность Красной Армии была ниже штатной. Не удалось найти документы, отражающие численность личного состава Красной Армии зимой - весной 1940-1941 гг. Известно лишь, что и штатная, и списочная численность армии росли. С 25 марта по 5 апреля 1941 г. по всем военным округам, кроме ПрибОВО и ДВФ, был произведен частичный призыв в Красную Армию граждан, родившихся после 1 сентября 1921 г. и не прошедших призыв в 1940 г. Всего было призвано 394 тыс. человек. Призыв прошел организованно, в строго установленный срок, без огласки в печати и на собраниях. Призывники извещались только персональными повестками, а призывные пункты были оборудованы только с внутренней стороны, никаких плакатов и лозунгов с внешней стороны не вывешивалось. С 15 мая 1941 г. начался призыв приписного состава запаса на БУС, которые должны были продлиться до 1 июля. Всего к 22 июня 1941 г. было призвано 805 264 человека, что составляло 24% от контингента, призываемого по мобилизации, и численность Красной Армии вновь превысила 5 млн человек.

За два предвоенных года Красная Армия была значительно увеличена, ее численность без учета частей вне норм возросла почти в 2,7 раза. Естественно, столь бурное организационное развитие РККА сопровождалось и увеличением численности вооружения и боевой техники (см. таблицу 1), производство которых также возрастало.

Таблица 1

Всего за 1939 г. - первую половину 1941 г. войска получили от промышленности 81 857 орудий и минометов, 7448 танков и 19 458 боевых самолетов. К лету 1941 г. Советские Вооруженные Силы были крупнейшей армией мира.

The page cannot be found

The page you are looking for might have been removed, had its name changed, or is temporarily unavailable.

Please try the following:

• Make sure that the Web site address displayed in the address bar of your browser is spelled and formatted correctly.
• If you reached this page by clicking a link, contact the Web site administrator to alert them that the link is incorrectly formatted.
• Click the Back button to try another link.

HTTP Error 404 — File or directory not found.

Internet Information Services (IIS)

Technical Information (for support personnel)

Состояние вооруженных сил стран-участниц второй мировой к началу 1945 г.

Вооруженные силы СССР. В результате мероприятий, предпринятых Коммунистической партией и Советским правительством, героических усилий всего народа состав, техническая оснащенность и вооружение армии и флота к началу 1945 г. увеличились по сравнению с летом 1944 г. В составе действующей армии, в резерве Ставки Верховного Главнокомандования, на западных, южных и дальневосточных границах имелось 9 412 тыс. человек, 144,2 тыс. орудий и минометов, 15,7 тыс. танков и самоходно-артиллерийских установок и 22,6 тыс. боевых самолетов. Сухопутные войска насчитывали 8 118 тыс. человек, Военно-Воздушные Силы - 633 тыс. Военно-Морской Флот - 452 тыс. и Войска ПВО страны - 209 тыс. человек 51 . По сравнению с июнем 1944 г. численность Советских Вооруженных Сил возросла более чем на 400 тыс. человек, количество орудий и минометов - на 11,2 тыс. танков и самоходно-артиллерийских установок - более чем на 3,9 тыс. и боевых самолетов - на 800 52 . После трех с половиной лет кровопролитной войны Советская Армия стала более мощной, хорошо вооруженной. В этом еще раз сказались великие преимущества социалистического строя, его огромные возможности.

Продолжалось совершенствование структуры объединений, соединений и частей сухопутных войск с целью улучшения управления, повышения их маневренности, ударной и огневой силы. В связи с сокращением линии фронта уменьшилось число фронтовых и армейских объединений. К концу 1944 г. были расформированы Карельский и 3-й Прибалтийский фронты, 7-я и 54-я армии. Это позволило советскому командованию пополнить высвободившимися силами и средствами фронты и армии, в результате чего их боевой состав значительно возрос. Они стали обладать большей ударной и огневой мощью, мобильностью.

О соотношении сил на 22 июня 1941 года

Увеличилась оснащенность войск автоматами, тяжелыми и средними танками, самолетами и автомобилями. Особенно возросла техническая оснащенность войск действующей армии (таблица 1).

Таблица 1. Рост технической оснащенности Советской Армии к 1 января 1945 г. (в процентах к 1 июня 1944 г.) 53

Каковы соотношения потерь в ВОВ немцы и наши, без мирного населения?

Mike piligrim Мудрец (13915), закрыт 4 года назад

Вечный студент Высший разум (144830) 4 года назад

По тщательным подсчётам историков, демографов и других специалистов, отечественных и зарубежных (см. список источников в конце, с которым можно ознакомиться и получить более детальное собственное представление о потерях). боевые потери Красной (Советской) армии во Второй Мировой войне составили около 6,6 млн. человек погибших на поле боя. Немецкая армия (только немецкая, без учёта потерь союзников) в боях только с нами потеряла убитыми 3,7 млн. человек (всего около 4,6 млн.). Иными словами, мы потеряли в бою в 1,8 раза больше солдат и офицеров, чем воевавшие с нами немцы.

Кроме того, 1,2 млн. наших пленных солдат умерло в немецком плену, а 0,6 млн. пленных немецких солдат — в нашем плену. Всего же попало в плен примерно 2,4 млн. немецких (вместе с их союзниками – 3,5 млн. см. выше) и около 3 млн. наших солдат.

Если же сравнивать общие цифры т. наз. «безвозвратных потерь» армий, т. е. всех убитых, пленённых, комиссованных по ранению или болезням, всех солдат, умерших или комиссованных по разным причинам, то цифры и у нас, и у немцев будут намного выше.

К маю 1945 г. численность Советской Армии составляла 11 млн. Таким образом, убыло 23 млн. (напомним, что всего призвано армию за 1941-45 гг. было 34 млн.). Численность немецкой армии (опять же, только немецкой, без союзников). капитулировавшей в мае 1945 г. составляла около 4 млн. человек. Таким образом, в немецкой армии убыло около 17 млн. военнослужащих (из 21 млн. призванных) и, если считать соотношение потерь по этому показателю, то у нас они больше, чем у немцев в 1,3-1,4 раза. Т. е. мы в итоге выходим на примерное соотношение, на котором сейчас сходится большинство исследователей, и которое было названо в самом начале.

Мы в итоге потеряли больше, главным образом, из-за тяжёлых потерь первого года войны – с середины 1941 по середину 1942 г. Кроме того, мы несли тяжёлые потери при освобождении восточноевропейских стран и самой Германии. Естественно, что немцы успели хорошо подготовиться к обороне, понимая ещё после Курской битвы наиболее вероятное развитие ситуации, а наступающая сторона всегда теряет больше людей.

За октябрь 1944 – май 1945 года число погибших военнослужащих Советской Армии составило около 1 млн. За тот же период наши союзники (США, Великобритания, Канада, Франция). наступавшие на немцев с запада, потеряли около 500 тыс.

Но при этом надо учитывать, что, как уже было сказано, более #190 немецких сил было задействовано против нас (известно также, что в конце 1944 и в 1945 г. огромное количество самых боеспособных немецких частей экстренно перебрасывалось с западного фронта на восточный). И за один и тот же период мы продвинулись существенно дальше: союзники – на 500-600 км от атлантического побережья до Западной Германии, мы – более, чем на 1000 км от западных границ СССР до Берлина.

Нина Сицилиана Знаток (400) 4 года назад

Сергей Макаревич Оракул (95626) 4 года назад

Справка о численности Красной Армии, пополнении и потерях за период с начала войны по 1 марта 1942 г.

СПРАВКА

О численности Красной Армии, пополнении и потерях

1. К началу войны общая численность Красной Армии равнялась 4 924 000 чел. из них призванных на большие учебные сборы до объявления мобилизации 668 000 чел.

2. С начала войны и до 1 августа в состав Красной Армии поступило 2 456 000, из них маршевого пополнения — 126 000 и в составе соединений и частей — 2 330 000 чел.

По состоянию на 1 августа 1941 г. то есть сорок дней спустя после начала войны, фактическая численность Красной Армии равнялась 6.713.000 чел. из них: на действующих фронтах 3.242.000 чел. и в округах 3.464.000 чел.

Потери за этот период равнялись 667.000 чел.

Если учитывать потери, то численность Красной Армии на 1 августа составляла бы 7.380.000 чел.

19 декабря в России отмечается день образования военной контрразведки . В этот день в 1918 году был создан Особый отдел Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР (ВЧК) — орган военной контрразведки Советского государства.

Военная контрразведка ‑ деятельность, осуществляемая специальными органами по защите вооруженных сил и других войск от иностранных органов; составная часть контрразведки государства. В РФ представлена органами безопасности в войсках, которые входят в единую систему органов Федеральной службы безопасности (ФСБ).

Работа по контрразведывательному обеспечению вооруженных сил в Российской империи проводилась с того момента, как была сформирована регулярная армия, то есть с начала XVIII века . Она заключалась в поиске вражеских лазутчиков, раскрытии возможных перебежчиков и предателей в ее рядах, дезинформации неприятеля. Как самостоятельная структура военная контрразведка впервые появилась в России лишь перед Отечественной войной 1812 года, когда была создана Высшая воинская полиция. На нее были возложены функции контрразведки в действующей армии, а также полицейские функции на территориях, недавно вошедших в состав империи — Прибалтийских губерниях, части Польши. В 1815 году Высшая воинская полиция была упразднена.

Прообраз современной военной контрразведки возник в России в январе 1903 года , когда при Главном штабе было создано Разведочное отделение, предназначенное для борьбы со шпионажем. Позднее, в 1911 году, особые контрразведывательные отделения были созданы при штабах военных округов. Кроме пресечения иностранного шпионажа, они также должны были заниматься воспрепятствованием "тем мерам иностранных государств, которые могли вредить интересам обороны государства".

В годы Первой мировой войны военная контрразведка русской армии состояла из контрразведывательных отделений штабов внутренних военных округов, руководимых контрразведывательной частью Генштаба, и аналогичных отделений штабов армий, фронтов. Руководство контрразведкой действующей армии сосредоточивалось в контрразведывательной части Ставки Верховного главнокомандующего.

В Советской России контрразведывательной деятельностью первоначально занимались разрозненно действовавшие органы Военного контроля, созданные Реввоенсоветом, а также чрезвычайные комиссии (ЧК) по борьбе с контрреволюцией, образованные Советом Народных Комиссаров РСФСР на фронтах.

19 декабря 1918 года постановлением Бюро ЦК РКП (б) фронтовые и армейские ЧК были объединены с органами Военного контроля, и на их основе образован новый орган — Особый отдел ВЧК при СНК РСФСР. В дальнейшем с образованием особых отделов фронтов, военных округов, флотов, армий, флотилий и особых отделов при губернских ЧК была создана единая централизованная система органов безопасности в войсках. 19 декабря стал днем рождения советской военной контрразведки.

С первых дней особые отделы всегда осуществляли свою деятельность в тесном взаимодействии с военным командованием . Такой подход к организации деятельности военной контрразведки стал в дальнейшем одним из основополагающих принципов их работы. Тогда же родился и другой принцип деятельности военной контрразведки, значимость которого никогда и никем не подвергалась сомнению: тесная связь с личным составом воинских частей, работниками военных объектов, штабов и учреждений, находящихся в оперативном обеспечении органов безопасности в войсках.

Органы военной контрразведки во многом способствовали победам Красной армии в период Гражданской войны. Серьезным испытанием для военных контрразведчиков стала Великая Отечественная война. Благодаря их работе командование нацистской Германии накануне войны не знало ни реальной численности Красной армии, ни количественных и качественных показателей ее вооружения. Все попытки абвера создать внутри СССР устойчивую разведывательную сеть для добывания информации о Красной Армии встречали прочный контрразведывательный заслон.

В годы Великой Отечественной войны контрразведывательное обеспечение основных операций Красной армии и Военно-морского флота осуществлялось органами военной контрразведки НКВД СССР, а затем Главным управлением контрразведки Народного комиссариата обороны "Смерш" ("Смерть шпионам").

На "Смерш", образованный постановлением Совнаркома СССР от 19 апреля 1943 года, в числе первостепенных возлагались задачи борьбы со шпионской, диверсионной, террористической деятельностью иностранных разведок и принятия совместно с командованием мер, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта.

Среди важнейших направлений их деятельности выделяются мероприятия по обеспечению скрытности подготовки наступательных операций Красной армии, захвату агентов спецслужб фашистской Германии. На основе вербовки заброшенных агентов германских спецслужб органы контрразведки "Смерш" использовали радиоигры для стратегической дезинформации противника в интересах и по указаниям Верховного главнокомандования и Генерального штаба Красной армии.

Благодаря налаженной зафронтовой работе армейские чекисты нередко располагали подробными сведениями об агентах противника еще в период их подготовки в разведшколах. Всего за годы Великой Отечественной войны военными контрразведчиками было обезврежено более 30 тысяч шпионов, около 3,5 тысяч диверсантов и свыше шести тысяч террористов. За линию фронта, в тыл противника, было заброшено свыше трех тысяч агентов; было проведено более 180 радиоигр с разведцентрами противника.

Военная контрразведка показала превосходство в ожесточенной схватке с немецкими спецслужбами и внесла весомый вклад в победу в Великой Отечественной войне. Более шести тысяч армейских чекистов исполнили свой долг до конца и погибли в схватке с врагом. За образцовое выполнение заданий тысячи военных контрразведчиков были награждены орденами и медалями, а четверым сотрудникам органов военной контрразведки присвоено звание Героя Советского Союза.

В мае 1946 года органы военной контрразведки были преобразованы в особые отделы и переданы в Министерство государственной безопасности СССР (с 1954 года — Комитет государственной безопасности СССР).

После войны основными противниками военной контрразведки являлись спецслужбы ведущих государств НАТО. Многим военным контрразведчикам довелось выполнять свой воинский долг за рубежом в том числе — в Афганистане, где они обеспечивали безопасность ограниченного контингента советских войск.

Со второй половины 1991 года органы государственной безопасности страны вступили в полосу масштабного реформирования . Управление военной контрразведки входило в систему органов безопасности России под различными наименованиями.

4 августа 2004 года военная контрразведка была преобразована в Департамент военной контрразведки ФСБ России, которому подчиняются Управления и отделы ФСБ по военным округам и флотам, внутренним войскам МВД и другим войскам и воинским формированиям.

Задачи военной контрразведки, так же, как и назначение, состав, правовые основы, принципы и направления деятельности, полномочия, силы и средства, определены законом "О федеральной службе безопасности" от 3 апреля 1995 года с соответствующими изменениями и дополнениями, а также "Положением об управлениях (отделах) Федеральной службы безопасности Российской Федерации в Вооруженных Силах Российской Федерации, других войсках, воинских формированиях и органах (органах безопасности в войсках)", утвержденным указом президента РФ от 7 февраля 2000 года.

Задачи органов безопасности в войсках стали гораздо шире и разностороннее тех, которые решались военной контрразведкой в советский период. Но, как и прежде, на первом месте стоит выявление, предупреждение и пресечение разведывательной и иной деятельности спецслужб и организаций иностранных государств, а также отдельных лиц, направленной на нанесение ущерба безопасности Российской Федерации, Вооруженных Сил, воинских формирований и органов.

Кроме того, основные усилия контрразведчиков концентрируются на обеспечении защиты сведений, составляющих государственную тайну. Одной из приоритетных задач для контрразведки является борьба с терроризмом. Также она во взаимодействии с военной прокуратурой и другими государственными органами противодействует организованной преступности, коррупции, контрабанде, незаконному обороту наркотиков и оружия, другим негативным проявлениям в армии и на флоте.

(Дополнительный

«Смерш» против Абвера

Военная контрразведка – Особый отдел ВЧК – был создан 19 декабря 1918 года в результате объединения армейских чрезвычайных комиссий и службы военного контроля. Впоследствии названия менялись не раз, но главная задача военной контрразведки оставалась неизменной: надежно защитить армию от проникновения спецслужб противника.

«Звездным» часом военной контрразведки стал период Великой Отечественной войны, когда ее сотрудники вступили в поединок с профессионалами абвера и сумели их превзойти. Весной 1943-го было образовано легендарное Главное управление контрразведки «Смерш» («Смерть шпионам») НКО СССР.

ГУКР «Смерш» НКО СССР просуществовало три года. По времени срок небольшой, но эти годы были наполнены нелегкой самоотверженной работой по обеспечению безопасности тылов Действующей армии, по розыску диверсантов и шпионов. Сотрудники “Смерш” вписали в историю советской военной контрразведки одну из самых славных страниц. Не мало фронтовых чекистов пало смертью храбрых на полях сражений. Многие удостоились высоких государственных наград, а четверым из них: старшему лейтенанту П.А. Жидкову, лейтенантам Г.М.Кравцову, В.М.Чеботареву, М.П. Крыгину и были присвоены звания Героев Советского Союза.

С началом агрессивной войны против СССР, спецслужбы фашистской Германии направили на советскую территорию значительное количество своих подразделений, призванных проводить разведывательную, диверсионную и террористическую работу в прифронтовой полосе и глубоком тылу Красной Армии.

В целом за период войны на восточном фронте действовало более 130 разведывательных, диверсионных и контрразведывательных команд СД и Абвера, функционировало около 60 школ, подготавливавших агентуру для заброски в тыл Красной Армии.

Основным разведывательно-подрывным органам фашистской Германии являлся “Абвер” (военная разведывательная и контрразведывательная служба), центральный аппарат которого состоял из 5-и отделов: “Абвер 1” - разведка; “Абвер 2” - саботаж, диверсия, террор, восстание, разложение противника; “Абвер 3” - контрразведка; “Аусланд” - иностранный отдел; ЦА – центральный отдел.

Практическую разведывательную, контрразведывательную и диверсионную работу проводили периферийные органы Абвера – абверштелле (АСТ) при каждом военном округе (“Абверштелле-Берлин”, “Абверштелле-Кенигсберг”).

В годы войны абверштелле были созданы на оккупированной территории при командующих оккупационными войсками тыловых округов (“Абверштелле-Краков”). В оккупированных областях Советского Союза были организованы четыре территориальных органа Абвера: “Абверштелле-Остланд”, “Абверштелле-Украина”, “Абверштелле-Юга Украины”, “Абверштелле-Крым”. Они выявляли агентуру и лиц, враждебно относившихся к фашистской Германии, вели борьбу с партизанским движением и подготавливали агентов для фронтовых команд Абвера.

В занятых вермахтом крупных городах, имевших важное стратегическое и промышленное значение, таких как Таллинн, Ковно, Минск, Киев и Днепропетровск, дислоцировались местные отделения контрразведки – абвернебенштелле (АНСТ), а в небольших городах, расположенных недалеко от границы и удобных для заброски агентуры, располагались их филиалы – аусенштелле.

В июне 1941 года для организации разведывательно-диверсионной и контрразведывательной работы против Советского Союза и руководства ею был создан специальный орган Управления “Абвер-заграница” на советско-германском фронте, условно именовавшийся штаб “Валли”, которому подчинялись абверкоманды, приданные группам армий “Север”, “Центр”, “Юг”. В подчинении каждой команды имелось от 3-х до 8-и абвергрупп.

В распоряжении “Абвер 2” находились специальные воинские формирования: дивизия “Бранденбург-800” и полк “Курфюрст”. Подразделения дивизии осуществляли диверсионно-террористические акты и вели разведывательную работу в тылу советских войск. При выполнении задания диверсанты переодевались в форму военнослужащих Красной Армии, вооружались советским оружием, снабжались документами прикрытия.

В марте 1942 года в Главном управлении имперской безопасности Германии (РСХА) был создан специальный разведывательно-диверсионный орган “Цеппелин”. На него возлагались политическая разведка и диверсионная деятельность в советском тылу.

В мае-июне 1944 года по указанию Гиммлера в составе РСХА был создан специальный орган “Ваффен СС Ягдфербанд” для подготовки и выполнения особо важных заданий по террору, шпионажу и диверсии в расположении Красной Армии. Оперативное руководство им осуществлял штурмбанфюрер СС Отто Скорцени – организатор похищения Муссолини.

Личный состав “Ваффен СС Ягдфербанд” состоял из лиц, хорошо подготовленных для подрывной деятельности. В основном, это были официальные сотрудники и агентура Абвера и “Цеппелина”, а также лица, служившие ранее в дивизии “Бранденбург-800” и войсках СС. По мере расширения деятельности кадры органа пополнялись бывшими полицейскими, участниками карательных отрядов, охранных батальонов, различных фашистских националистических формирований, а также военнослужащих вермахта.

В августе 1944 года для ведения подрывной работы в освобожденной от немецкой оккупации Латвии сотрудниками “Ваффен СС Ягдфербанд” была создана диверсионно-террористическая организация “Межа Кати” (“Дикая кошка”).

С целью подготовки советских органов госбезопасности к действиям в условиях войны руководство страны провело очередную реформу НКВД СССР. Согласно постановлениям Политбюро ЦК ВКП(б) от 3 февраля, а также СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 8 февраля 1941 г. из ведомства были выделены все разведывательные, контрразведывательные и оперативно-технические подразделения ГУГБ, которые образовали самостоятельный Наркомат государственной безопасности (НКГБ) СССР. Военная контрразведка была подчинена, соответственно, наркоматам обороны и военно-морского флота в виде третьих управлений двух ведомств. В НКВД СССР от бывшего ГУГБ остался лишь 3 отдел, в задачу которого входило контрразведывательное обеспечение пограничных и внутренних войск НКВД.

В целях координации деятельности спецслужб в Москве был образован Центральный совет, в состав которого вошли руководители наркоматов госбезопасности и внутренних дел, начальники 3 управлений НКО и НК ВМФ.

Для завершения передачи всех дел из НКВД в НКГБ назначался месячный срок, а военные контрразведчики обязывались закончить процедуру передачи особых отделов и их дел в 5-дневный срок. Начальником 3 управления НКО СССР был утвержден бывший начальник ОО ГУГБ НКВД СССР дивизионный комиссар Анатолий Николаевич Михеев, начальником 3 управления НК ВМФ СССР – дивизионный комиссар А.Петров, начальником 3 отдела НКВД – А.М.Белянов.

12 марта 1941 г. нарком обороны маршал С.К.Тимошенко утвердил положение о 3 управлении (объявлено приказом 12 апреля), а нарком военно-морского флота адмирал Н.Г.Кузнецов по своему ведомству – 25 апреля.

Но как показали дальнейшие события, реформа военной контрразведки тормозилась по причине отсутствия взаимодействия спецслужб.

Органы 3 Управления наделялись правами ведения дознания, расследования и следствия по всем фактам преступной деятельности военнослужащих и лиц из числа гражданского окружения по делам, связанным с военнослужащими.

В начальный период войны руководством страны был поставлен вопрос о необходимости централизованного руководства в обеспечении государственной безопасности государства и его вооруженных сил. 17 июля 1941 г. И.В.Сталин подписал постановление ГКО СССР о преобразовании органов 3 Управления НКО СССР в особые отделы НКВД СССР. В центре было создано Управление особых отделов (УОО) наркомата внутренних дел во главе с заместителем наркома внутренних дел, комиссаром госбезопасности III ранга В.С.Абакумовым, а на местах особые отделы (ОО) НКВД фронтов, округов, армий, корпусов, дивизий и гарнизонов укрепленных районов. Одновременно начальники особых отделов дивизии и уполномоченные ОО в полках подчинялись военным комиссарам. Бывший начальник 3 Управления НКО СССР А.Н.Михеев в звании комиссара госбезопасности III ранга был назначен на должность начальника ОО НКВД Юго-Западного фронта.

Постановление ГКО наделяло особые отделы НКВД правами производства арестов дезертиров, а в необходимых случаях, как было сказано, и расстрела их на месте.

В прифронтовой полосе в распоряжение особых отделов передавались вооруженные отряды из числа войск НКВД. Было принято решение практически за неделю укомплектовать указанные части из личного состава войск НКВД по охране тыла Действующей армии и передать их в подчинение начальников ОО. Боевая обстановка потребовала повышения эффективности заградительной службы.

20 июля 1941 г. было принято решение об объединении аппаратов НКВД и НКГБ в единый Народный комиссариат внутренних дел СССР во главе с Л.П.Берия. Это решение объяснялось “переходом от мирного времени на военные условия работы”. Реорганизация 3 Управления НК ВМФ СССР была оформлена постановлением ГКО СССР от 10 января 1942 г., согласно которому его функции были переданы соответствующему отделу Управления особых отделов НКВД СССР.

К концу 1941 г. Управление особых отделов подвело некоторые итоги репрессий в отношении военнослужащих Красной Армии, которые в условиях войны были применены в соответствии с указанием высшего военно-политического руководства СССР. В докладной записке НКВД СССР в ГКО сообщалось: “С начала войны по 1 декабря 1941 г. особыми отделами НКВД арестовано 35 738 чел., в том числе: шпионов – 2343, диверсантов – 669, изменников – 4647, трусов и паникеров – 3325, дезертиров – 13 887, распространителей провокационных слухов – 4295, самострельщиков – 2358, “за бандитизм и мародерство” – 4214. Расстреляно по приговорам – 14 473, из них перед строем – 411. В соответствии с действующими нормативными документами репрессии коснулись и членов семей военнослужащих. По данным НКВД СССР, с момента постановления ГКО от 17 июля 1941 г. по 10 августа 1942 г. к ответственности привлечено 2688 семей изменников Родине, из них осуждены – 1292 человека.

27 декабря 1941 г. И.В.Сталин подписал постановление ГКО СССР о государственной проверке (фильтрации) военнослужащих Красной Армии, бывших в плену или в окружении войск противника. Такая же процедура, и даже более строгая, осуществлялась и в отношении оперативного состава органов госбезопасности. Фильтрация военнослужащих предусматривала выявление среди них изменников, шпионов и дезертиров, а также не скомпрометированных лиц, пригодных к дальнейшей службе в рядах Красной Армии и органах госбезопасности. По состоянию на 23 февраля 1942 г. особыми отделами в спецлагерях было проверено 128 132 человека. По данным НКВД СССР на 8 августа 1942 г., направленным в ГКО СССР и ЦК ВКП(б), органами госбезопасности с начала войны было арестованно 11 765 агентов противника.

Введение в Красной Армии в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 октября 1942 г. единоначалия и максимальное приближение задач военной контрразведки к нуждам фронта стали первым шагом в перестройке работы армейских чекистов.

Военная обстановка и оперативная ситуация в 1943 г. диктовали необходимость объединения усилий руководства обороной государства и обеспечением безопасности в армии и на флоте.

19 апреля 1943 года постановлением Совета Народных Комиссаров СССР Управление особых отделов НКВД было преобразовано в Главное управление контрразведки “Смерш” НКО СССР. На основе 9 отдела УОО НКВД СССР было создано Управление контрразведки “Смерш” НКВМФ СССР, а основе 6 отдела УОО – отдел контрразведки “Смерш” НКВД СССР. “Смерть шпионам!” – под этим названием военная контрразведка решала одну из важнейших задач по защите Красной Армии, Военно-Морского Флота, а также войск и учреждений НКВД от разведывательно-диверсионной деятельности германских спецслужб. Наименование “Смерш” подчеркивало, что во главу всех задач военной контрразведки ставится бескомпромиссная борьба с подрывной деятельностью иностранных разведывательных служб против Красной Армии.

***
С образованием ГУКР “Смерш” НКО СССР в апреле 1943 года полномочиями по ведению “контрразведывательной работы на стороне противника в целях выявления каналов проникновения его агентуры в части и учреждения Красной Армии” был наделен 4 отдел Управления со штатной численностью в 25 человек. Во главе отдела с апреля 1943 года по февраль 1944 года находился Петр Петрович Тимофеев, а с февраля 1944 года и до самого конца войны – генерал-майор Георгий Валентинович Утехин. Одно его отделение координировало и вело подготовку агентуры для действий за линией фронта, второе – концентрировало и обрабатывало материалы о деятельности органов и школ разведки противника, их личном составе.

Проведенные организационные мероприятия по централизации зафронтовой работы в скором времени дали положительные результаты. Например, за первые 10 месяцев существования ГУКР “Смерш” НКО СССР с апреля 1943 по февраль 1944 года по заданию военных контрразведчиков в германские разведывательные органы и школы внедрилось 75 агентов, причем 38 из них за указанный период возвратились из тыла противника по выполнении задания.

Пришедшие в разное время из тыла противника зафронтовые агенты представили сведения на 359 официальных сотрудников германской военной разведки и на 978 выявленных шпионов и диверсантов, подготавливаемых для переброски в расположение частей Красной Армии. Впоследствии 176 разведчиков противника, после переброски их немцами на советскую сторону были арестованы органами “Смерш”.

Кроме того, благодаря усилиям контрразведки и ее помощников, 85 агентов немецких спецслужб после переброски их на сторону частей Красной Армии явились с повинной, а пятеро завербованных официальных сотрудников германской разведки оставались работать в своих разведподразделениях по заданию советской контрразведки.

С 1 октября 1943 г. по 1 мая 1944 г. советской контрразведкой переброшены в тыл противника 345 зафронтовых агентов, в том числе 50 перевербованных германских разведчиков; вернулись по выполнении заданий – 102. Внедрились в разведорганы – 57, из них 31 вернулся (из указанных 102), остались выполнять задания “Смерш” – 26. В ходе операций перевербовано 69 германских разведчиков, из них по паролю в советские органы госбезопасности явились 29, остальные остались в немецких разведшколах. По данным разведчиков, возвратившихся из тыла врага, задержано 43 германских агента. Всего за указанный выше период было выявлено 620 официальных сотрудников и 1103 агента разведорганов. Из числа выявленных агентов арестованы органами “Смерш” – 273.

Некоторым из агентов поручалось проникнуть в формирования так называемой “Русской освободительной армии” (РОА) генерала Власова с целью их разложения. Под их влиянием из некоторых частей РОА и карательных отрядов перешли на советскую сторону 1202 человека.

В этом отношении показательна операция Управления контрразведки “Смерш” 1-го Прибалтийского фронта по внедрению К.С.Богданова в Смоленскую диверсионную школу. Бывший командир взвода, младший лейтенант Красной Армии Богданов попал в плен в августе 1941 года, был завербован германской военной разведкой, после чего прошел обучение в Смоленской диверсионной школе. Когда его перебросили с диверсионным заданием в советский тыл, он без колебаний добровольно явился с повинной в органы “Смерш”. После изучения всех обстоятельств сотрудники контрразведки фронта решили использовать его возможности в своих интересах.

В июле 1943 года он был переправлен через линию фронта, возвратившись к противнику под легендой агента, выполнившего “задание”. Богданова немцы приняли с радостью и, “за заслуги” назначили командиром взвода Смоленской диверсионной школы с присвоением звание лейтенанта германской армии.

За период пребывания в абверовской школе Богданов склонил к сотрудничеству с советской контрразведкой 6 агентов-диверсантов, подготавливавшихся к переброски в тыл Красной Армии. Он поручил им не выполнять задания немцев, а после перехода линии фронта явиться в органы “Смерш” с заранее обусловленным паролем. Кроме того, в селе Преображенском ему удалось подобрать у местной жительницы явочную квартиру.

В октября 1943 года Богданов в числе 150 слушателей Смоленской диверсионной школы был назначен немцами командиром группы для проведения карательных мероприятий против партизан в районе Орши. Во время формирования отряда ему удалось убедить командира другой группы Афанасьева к переходу вместе с курсантами его подразделения к партизанам. Во время нахождения отряда в Руднянском лесу, Богданов и Афанасьев увели 88 человек из карательного отряда в деревню Сенная Витебской области, где, смогли связаться с командованием 16-й Белорусской партизанской бригады. Весь личный состав отряда перешел на сторону партизан, и в дальнейшем, в ходе боевых действий с немцами, зарекомендовал себя с самой положительной стороны.

По возвращении в органы “Смерш”, Богданов сообщил необходимые данные на 12 официальных сотрудников и 53 агентов Смоленской диверсионной школы.

Однако операции по проникновению во вражеские спецслужбы не всегда заканчивались удачно. Бывали случаи пропажи агентов без вести. Да и в немецкой контрразведке работали далеко не дилетанты. Трагически закончилась судьба переводчика разведотдела 21 армии Льва Моисеевича Бренера. Под псевдонимом “Борисов” он дважды по заданию военной контрразведки 3-го Украинского фронта выводился за линию фронта. После успешного выполнения первого задания, 21 января 1943 года возвратился с ценными сведениями в расположение войск фронта.

В марте 1943 года Лев Бренер вместе со связником был переброшен в немецкий тыл с заданием внедриться в какой-либо из разведорганов противника. За линией фронта немцы его арестовали, подвергли неоднократным допросам, но после соответствующей проверки в мае 1943 года все же решили привлечь к работе в 721-й группе тайной полевой полиции (ГФП). Освоившись в обстановке, Бренер привлек к своей тайной работе на советскую контрразведку одного из сотрудников ГФП, а также нескольких жителей города Донецка. Ему удалось, создав в городе подпольную группу, которая изготавливала и распространяла среди местных жителей антифашистские листовки. 18 апреля 1943 года его связник перешел линию фронта и доставил военным контрразведчикам отчет о проделанной работе в немецком тылу.

При отступления частей вермахта Бренер оставался в составе 721 группы ГФП, а добываемые им сведения о немецких агентах, кадровом составе спецслужб и нацистских пособниках он оставлял у патриотов из числа местных жителей для последующей передачи информации в органы “Смерш” 3 Украинского фронта.

В августе 1943 года при организации побега арестованной советской разведчицы в городе Днепропетровске Лев Моисеевич Бренер по доносу провокатора, внедренного немцами в местную подпольную группу, был арестован СД и расстрелян.

По мере накопления опыта зафронтовой работы эта сфера деятельности ГУКР “Смерш” существенно расширилась и стала давать весомые результаты. Из ведомственных отчетов видно, что с 1 октября 1943 по 1 мая 1944 года, органы “Смерш” перебросили в тыл противника 345 зафронтовых агентов, в том числе 50 перевербованных германских разведчиков. Результаты оказались следующими: вернулись по выполнении задания – 102, внедрилось в немецкие разведорганы – 57, остались в разведорганах и продолжали выполнять задания советской контрразведки – 26. Было привлечено к сотрудничеству 69 германских разведчиков, из них явилось по паролю на советскую сторону – 29.

Благодаря личным наблюдениям и показаниям возвратившихся из-за линии фронта агентов военные контрразведчики задержали 43 германских разведчика, получили установочные данные на 620 официальных сотрудников вражеских разведорганов и 1103 агента. Из этого числа впоследствии арестованы органами “Смерш” 273 человека.

В 1943 – 1944 годах ГУКР “Смерш” и его фронтовые управления стали широко практиковать заброску в немецкий тыл агентурных групп, перед которыми ставились задачи по сбору сведений о разведорганах и спецшколах противника, внедрению в них, а также захвату кадровых сотрудников, их агентов и нацистских пособников.

За январь-октябрь 1943 года в тыл противника направлено 7 агентурных групп, подчиненных непосредственно Главному управлению контрразведки “Смерш”, в составе 44 человек (22 оперработника, 13 агентов и 9 радистов). За время пребывания на вражеской территории ими были привлечены к сотрудничеству с советской контрразведкой 68 человек. Потери всех групп составили только 4 человека.

Наряду с этим, в период с 1 сентября 1943 по 1 октября 1944 года фронтовыми управлениями “Смерш” заброшено на вражескую территорию 10 групп, включающих в себя 78 человек (31 оперработник, 33 агента и 14 радистов). Им удалось привлечь к сотрудничеству 142 человека. Шестеро агентов внедрились в немецкие разведорганы. Было выявлено также 15 агентов противника.

Ближе к концу войны задачи зафронтовой агентуры по склонению курсантов и сотрудников разведшкол противника к работе в пользу советской контрразведки упростились. Чувствуя приближающийся крах фашистской Германии, эти люди охотно шли на контакт и любыми способами пытались загладить свою вину перед Родиной. Вот только один из примеров успешной операции такого рода. 21 января 1945 года из тыла противника возвратился зафронтовой агент УКР “Смерш” 1 Белорусского фронта “Ткач” (Алексей Стратонович Скоробогатов). Вместе с ним в расположение советских войск вышли начальник диверсионной школы Абвергруппы-209, бывший офицер Красной Армии, Юрий Евтухович, воспитательница женской группы школы Александра Гуринова и 44 диверсанта-подростка 15-16 лет. А предыстория этой операции такова.

Скоробогатов, будучи младшим командиром Красной Армии, в августе 1942 года попал в плен и во время нахождения в лагере военнопленных согласился на вербовку германской разведки. После заброски в советский тыл с диверсионными целями он добровольно явился в органы госбезопасности. По заданию УКР “Смерш” 1 Белорусского фронта 17 декабря 1944 года, под видом выполнившего задание, Алексей Скоробогатов был переброшен в тыл противника с задачей – склонить к переходу на советскую сторону начальника диверсионной школы Абвергруппы-209 Евтуховича.

По возвращении к немцам он изложил подготовленную для него чекистами легенду, был хорошо принят руководством Абверкоманды-203, награжден серебряной медалью и направлен в качестве штатного воспитателя в диверсионную школу подростков при Абвергруппе-209. Скоробогатов успешно выполнил задание. В январе 1945 года начальник школы Евтухович и воспитательница Гуринова вышли в расположение советских войск и вывели за собой всех подростков, слушателей школы. Кроме того, Алексей Стратонович сообщил важную для контрразведчиков информацию о 14 агентах немецкой разведки, подготовленных для переброски в тыл Красной Армии с диверсионными заданиями.

В 1944-1945 годах контрразведчикам “Смерш” удалось не только парализовать подрывную работу германских спецслужб по всем ее линиям, но и перехватить инициативу, применяя оружие противника против него самого. Решение этой задачи способствовали радиоигры с противником, проводившие советской контрразведкой с использованием захваченных вражеских агентов. С помощью радиоигр решалась еще не менее важная задача – оказать реальную помощь Красной Армии на полях сражений путем передачи противнику дезинформационных сведений военного характера.

Всего за годы Великой Отечественной войны органами советской контрразведки было проведено 183 радиоигры с противником, ставших, по сути, единой “Большой игрой” в радиоэфире. На немецкие спецслужбы обрушилась масса умело подготовленной и выверенной дезинформации, значительно снизившей эффективность их работы.

В ГУКР НКО “Смерш” эта работа была возложена на 3-й отдел под руководством Владимира Яковлевича Барышникова. На протяжении всей войны тяжелая ноша по подготовке и ведению радиоигр с немецкой разведкой легла на плечи ведущих оперативных сотрудников отдела: Д.П.Тарасова, Г.Ф.Григоренко, И.П. Лебедева, С.Елина, В. Фролова и других.

Битва под Курском, Белорусская и Ясско-Кишиневская операции советских войск – вот далеко не полный перечень сражений, на исход которых, в той или иной степени, оказала работа советских органов безопасности по дезинформации врага и обеспечению скрытности подготовки к наступлению.

В ходе противоборства в радиоэфире советской контрразведке удалось заставить работать в холостую гигантскую разведывательно-диверсионную машину фашистской Германии.

РАДИОИГРА “АРИЙЦЫ”

23 мая 1944 года постами службы ВНОС в районе калмыцкого поселка Утта была зафиксирована посадка вражеского сверхмощного самолета, из которого был высажен диверсионный отряд в количестве 24 человек во главе с кадровым сотрудником Абвера капитаном Эбергардом фон Шеллером (агентурный псевдоним “Кваст”). Как выяснилось позднее, группа была подготовлена и направлена в советский тыл немецким разведорганом “Валли-1” с целью подготовки на территории Калмыкии базы для последующей переброски 36-ти эскадронов так называемого “Калмыцкого корпуса доктора Долля” и организации восстания среди калмыков.

Под псевдонимом “Доктор Долль” – выступал немецкий разведчик, зондерфюрер Отто Верб. С июня 1941 по конец 1942 годов он руководил спецотрядом в г. Степном, затем – “Калмыцким кавалерийским корпусом”, входившим в состав Абвергруппы-103, подчиненной Абверкоманде-101. На специальный десантный корпус, сформированный из изменников Родины калмыцкой национальности, возлагались задачи по объединению действовавших в Калмыкии мелких повстанческих групп, и организации восстания калмыков против Советской власти, а также проведению крупных диверсионных актов в советском тылу.

В район посадки немецкого самолета тут же была вызвана истребительная авиация и направлены опергруппы НКВД и НКГБ Астраханской области. В результате принятых мер вражеский самолет был обнаружен и подожжен. Десант и экипаж оказали при задержании вооруженное сопротивление. В ходе завязавшейся перестрелки было уничтожено 7 человек (из них 3 члена экипажа самолета), а 12 взяты в плен (из них 6 летчиков). Оставшиеся 14 человек смогли скрыться.

При этом руководитель группы “Кваст” успел передать в разведцентр радиограмму об успешном приземлении. В Москве на Лубянке данное обстоятельство не осталось без внимания. Располагая сведениями о характере задания, поставленного перед отрядом, а также захваченными шифрами, радиоаппаратурой и радистами, было решено начать радиоигру с абвером под кодовым названием “Арийцы”. К тому же, контрразведчики пришли к выводу о том, что немцы, по-видимому, не знали о решении Советского правительства о переселении калмыков в глубь территории СССР.

На это обратил особое внимание и нарком внутренних дел Л.П.Берия в своей служебной записке от 26 мая 1944 года на имя начальника ГУКР “Смерш” В.С.Абакумова: “Пойманные работниками НКВД-НКГБ парашютисты представляют большой интерес. По-видимому, немцы не знают, что калмыки высланы, но, несмотря на это, есть остатки бандитов из калмыков, с которыми немцы будут связываться. Поэтому тов. Леонтьеву всю работу сосредоточить в руках товарищей Свирина, Лукьянова и Михайлова. Тов. Мешику принять активное участие. То же надо сделать и по Гурьевской области. Представьте план мероприятий и регулярно докладывайте”.

Планом радиоигры “Арийцы” преследовались основные цели: сообщать противнику дезинформационные сведения о положении в Калмыкии, легендировать благоприятные условия для работы группы по организации повстанческого движения и, на этой основе, вызвать на нашу сторону и перехватить других активных агентов и эмиссаров германской разведки, а также захватить самолеты противника.

Для участия в радиоигре с абвером было решено привлечь старшего группы Эбергарда фон Шеллера и радиста самолета обер-лейтенанта Ганса Ганзена, которым в целях конспирации оперативники “Смерш” присвоили псевдонимы “Борода” и “Колонизатор” соответственно.

“Кваст” старый разведчик, - говорилось в одной из служебных записок 3 отдела ГУКР “Смерш”, - знает хорошо работу и личный состав абвера. Долгое время работал в Швеции. Имеет связь и авторитет в германских разведорганах. Хотя он и настроен прогитлеровски, но все же, учитывая его участие в уничтожении самолета, он (возможно), может быть завербован и использован в дальнейшем. Во всяком случае, он может дать ценные показания, которые в процессе игры у него отобрать невозможно”.

С началом радиоигры противнику была передана дезинформация о положении в Калмыкии, сообщено о “благоприятных условиях” для деятельности отряда “Кваста” по организации повстанческого движения и об “установлении контакта” с находящимися в советском тылу “партизанами-калмыками”. В первой радиограмме, переданной противнику 30 мая 1944 года, говорилось: “Посадка в 04-55 московского времени. В 12-40 атака русских истребителей. “Ю” – уничтожен. Необходимое снаряжение спасли, без воды и продуктов. Гремер, Ханлапов, Беспалов, Мухин, два калмыка убиты. Лейтенант Вагнер, обер-фельдфебель Миллер, Осетров ранены. Перешли положение один пески район Яшкуль. Положение благоприятное, связались с партизанами, охрана обеспечена. Разведка калмыков узнала, что посадку “Ю” заметили русские. Из Сталинграда и Астрахани прислали истребители. Ошибка “Ю” – садиться днем, долго сидел, надо ночью. Площадку готовим. До полного выяснения мною обстановки мер не принимайте. Радистом использую обер-лейтенанта Ганзен. Слушаю Вас по плану. Прошу указаний. Кваст”.

В связи с необходимостью постоянного наблюдения за воздушным пространством, в районах проведения операции было организовано постоянное взаимодействие с войсками противовоздушной обороны. Поэтому 29 мая 1944 года в ОКР “Смерш” ПВО Южного фронта была направлена шифртелеграмма за подписью В.С.Абакумова с указаниями “обеспечить наблюдение за воздухом в районах, через которые возможен пролет вражеских самолетов из Румынии в б. Калмыкию и Западный Казахстан” и о немедленном информировании командованием ПВО Южного фронта отдела контрразведки “о трассе пролета каждого вражеского самолета, идущего в тыловые районы Советского Союза”. Полученные сведения следовало также срочно передавать по “ВЧ” в ГУКР “Смерш” НКО СССР.

Несмотря на предостережение, противник в первый же день после установления двухсторонней радиосвязи отправил за линию фронта самолет “Ю-252”, который в течение некоторого времени баражировал над районом предполагаемой высадки, подавая световые сигналы. Руководители операции приняли решение никаких активных действий по уничтожению самолета не предпринимать, считая, что самолет специально направлен для обследования района и выяснения правильности полученного сообщения. Таким образом, у немцев сложилось впечатление, что отряд “Кваста” действительно перебазировался в другое место и не используется органами советской контрразведки для ведения оперативной игры.

Это подтвердилось полученными на другой день радиограммами. “Орган поздравляет, - говорилось в первой из них, - принимаем меры для развития операции. Исполним указания, которые ожидаем от Вас. Операция в духе Римского два готовится. Когда должна начаться. Начальник органа”. В другом сообщалось о том, что “Ю-252 был ночью 30 мая у Вас для помощи. Вас не нашел. Собственные имена и названия местности шифровать два раза. С этого момента только нормальные часы связи. Вскоре подбросим радистов. Всем привет. Ни пуха, ни пера. Капитан”.

“Осетров умер, лейтенант Вагнер здоров, оберфельдфебель заметно поправляется, обер-лейтенант Гансен запрашивает, последовало ли производство в капитаны. Ожидаю доставки всего необходимого”.

В ответ немцы сообщили: “Подвоз вероятен 16 июня в 23 часа, так как отбираем. Обер-лейтенант Гансен еще не капитан, но представлен. Майор”.

На следующий день в адрес противника передано сообщение следующего содержания: “Поспешите с подвозом, слушаем вас по плану. В эфир приходим только при необходимости. Кваст”. На что последовал ответ: “Дайте точнейшее местонахождение расположения, так как с 30 на 31 мая машина с подвозом была там и, вас не нашла. Майор”

После того, как немцам были сообщены координаты места нахождения группы, последовала очередная радиограмма, призванная побудить их к активным действиям: “Начальнику органа. Наступила решающая фаза войны, а мы бездействуем. Прошу ускорить доставку оружия и людей и, мы отвлечем на себя часть сил врага. Экипаж “Ю” просит вывезти, они хотят драться. Кваст”.

В процессе радиоигры продолжалась дезинформация противника об “успехах” отряда “Кваста”: установлении связи с пятью мелкими бандгруппами и отрядом некоего известного бандита Огдонова, действующего на территории Калмыкии. Одновременно им указали точное местоположение отряда “Кваста” и потребовали помощь: “Начальнику органа. Благодарю за поздравление. Как в резерве радистов нуждаюсь в Захарове, Блок, Косареве, Майлер. Из-за сложных условий связи используйте только лучших радистов. Разведка встретила пять мелких партизанских отрядов без боеприпасов. Огдонов имеет 85 всадников, вооружены плохо. Не мог собрать вокруг себя мелкие группы. Необходимо авторитетное руководство. Первым самолетом продукты, деньги, два комплекта посадочных фонарей, боеприпасы, оружие, радистов. Когда ждать самолет”.

После сообщения разведцентру “подробных данных” о посадочной площадке и обозначениях ее огнями костров в ночное время, 9 июня 1944 года противник передал: “Подвоз вероятно ночью 11.6. Последует все необходимое. Посадка и взятие экипажа при соответствующем обозначении площадки. Опознавательный знак и окончательное решение последует. Капитан”.

В результате произведенного радиообмена в ночь на 12 июня над местом легендированного отряда “Кваста” появился немецкий самолет “Ю-290”. Обменявшись с землей условным сигналами, он сбросил пять парашютистов, 20 тюков груза и после этого произвел посадку на заранее обозначенную площадку-ловушку. Попав колесами шасси в замаскированные ямы, взлететь он больше не смог. Члены экипажа, чувствуя, что попали в засаду, открыли стрельбу из имевшегося у них орудия. В ходе боя самолет был подожжен, в результате чего сгорела правая часть фюзеляжа с двумя моторами, оставшийся груз и три пилота. Остальные летчики во время пожара успели бежать и в течение 3-х дней скрывались в степи.

Из числа выброшенных парашютистов сразу удалось задержать троих человек: осетина Цокаева и двоих татар – Бацбурина и Росимова. Четвертый – Бадмаев, монгол по национальности, при приземлении разбился насмерть, а пятый – калмык, усиленно разыскивался органами НКВД и “Смерш”.

По показаниям задержанных, для отряда “Кваста” было доставлено 3 тонны груза, причем большая его часть при пожаре в самолете оказалась уничтожена, в том числе 3 миллиона советских рублей.

В архивных материалах радиоигры сохранился любопытный документ – письмо капитана Э. фон Шеллера руководству советской контрразведки от 17 июня 1944 г. (перевод с немецкого): “Господин генерал! Я добровольно предложил свои услуги русской контрразведке и работал честно и упорно над выполнением весьма секретного задания. В итоге нашей совместной работы достигнут известный успех: был сбит гигантский немецкий транспортный самолет “Ю-290”, а пассажиры, и среди них 4 немецких агента, попали в руки русской контрразведки. Я желал бы и в дальнейшем также честно и добросовестно работать над выполнением заданий русской контрразведки. Я прошу, поэтому, Вашего согласия на включение меня в агентурную сеть советской контрразведывательной службы. Я обязуюсь безупречно хранить тайны органа, на который, возможно, буду работать, также и в том случае, если мне придется действовать против немецкой разведки. В случае Вашего согласия прошу присвоить мне псевдоним “Лор”. Место дислокации. 17.06.44. Э.фон Шеллер”.

Во время ночной операции по захвату вражеского самолета “Ю-290” противник с 00-30 до 06-00 поддерживал с группой “Кваста” радиосвязь, пытаясь получить от него сообщение о прибытии самолета. Так, в частности в 00-30 из разведцентра была получена радиограмма следующего содержания: “Прибыла ли машина? Капитан”.

Учитывая, что экипаж захваченного самолета в первые часы после боя задержан не был и соответственно не мог дать каких-либо показаний по существу данной операции, противнику умышленно сообщили о наличии помех в эфире и плохой слышимости. Во избежание провала радиоигры ранним утром к немцам ушла информация о том, что самолет так и не прилетал: “Машина не прибыла. Почему? Кваст”.

В 10-00 этого же дня противник ответил: “Машина не вернулась, Следовательно, считать несчастный случай или вынужденную посадку. Дальнейшее после новых переговоров. Капитан”.

Поскольку в Абвере причиной гибели самолета посчитали несчастный случай, сотрудники ГУКР “Смерш” пришли к выводу, что никакими точными данными о его действительной судьбе противник не располагал. Впоследствии это было подтверждено и допросом задержанных членов его экипажа, которые сообщили, что перед полетом им были даны указания о том, что после пролета Крымского полуострова радиосвязь с аэродромом следовало прекратить.

Однако случай с потерей самолета все же вызвал определенную настороженность в Абвере. В этой связи “Квасту” поступила радиограмма: “Немедленно новый шифровальный лозунг из 31 буквы, состоящий из фамилии секретаря Норд-Поль, фамилии ее помощницы, фамилии унтер-офицера из учебного лагеря, имени Вашей жены”. Кроме того, противник запросил: “Вы помните фамилию подозрительной жены “Мусина”. Если да, прошу сообщить. Мюллер”.

В ответной радиограмме фамилия жены “Мусина” была названа, а относительно шифровального лозунга “Кваст” заявил, что фамилии секретаря в Норд-Поль и ее помощницы он, якобы, забыл, и назвать не может.

После этого в очередной радиограмме противник вторично предложил “Квасту” составить новый лозунг, но уже с новыми фамилиями: “Немедленно шифровальный лозунг из 31 буквы. Имя Вашей дочери, имя сына первая буква К, место нахождения Вашего отца, написанное “ТЦ”, фамилия унтер-офицера в школе, еще раз имя Вашей дочери. Капитан”.

“Договорившись” с центром о новом шифровальном лозунге, в целях укрепления противника во мнении о том, что самолет потерпел аварию и демонстрации “активной” деятельности “Кваста” по его розыску, 23 июня в Абвер ушла очередная радиограмма: “Ю” потерпел аварию в районе Оргаиновский Шаргадык, что в 26 км юго-восточнее Элисты. Лично осмотреть место не мог, беседовал с очевидцами. Судьба экипажа и радистов неизвестна. Очевидцы говорят, что было несколько трупов. Кваст”.

В последующем противника дезинформировали о “трудностях”, переживаемых отрядом “Кваста” из-за отсутствия подвоза материальной помощи и возникшем недовольством среди калмыков. На это последовал ответ со словами беспокойства за судьбу отряда и предложением сменить место базирования: “Авария второй машины с подвозом и, таким образом, пленение части экипажа не исключена. На допросе могут быть выданы Ваша дислокация и цель прилета. Предлагаю вскоре передислоцироваться с привлечением Огдонова, который, одновременно, успокаивающе подействует на Ваших людей. После сообщения о новой дислокации получите дальнейшие указания. Майор для Кваста”.

В ответ 30 июня противнику сообщили о принятых мерах по обеспечению безопасности и передислокации группы “Кваста” в район действий отряда Огдонова.

С 6 июля радиоигра продолжилась уже из города Енотаевска Астраханской области. Немцам вновь “напомнили” о трудностях, переносимых отрядом “Кваста”, проблемах с продовольствием, боеприпасами и росте недовольства среди калмыков из-за отсутствия помощи от немецкого командования.

11 июля последовал ответ: “Попытаемся прилететь с новым подвозом. Где он должен быть сброшен? Майор”. Противник также предупредил о выброске в районе действий отряда агента, для которого радиостанция “Кваста” должна стать передаточным центром, и предложил сообщить о наличии необходимых технических данных для установления радиосвязи.

В ответной радиограмме оперативники “Смерш” уведомили немецкий разведцентр о наличии всех необходимых возможностей для организации ретрансляционных радиопередач.

Дальнейшая работа радиостанции “Арийцы” строилась на передаче противнику необходимых данных для сброски груза и настойчивых требований обещанной помощи. В ответ, вплоть до 14 августа, никаких сообщений о подготовке самолета от противника не поступало. Неоднократно стали наблюдаться случаи плохой слышимости и перерывы во время сеансов связи.

Проанализировав сложившуюся ситуацию, в 3-м отделе ГУКР “Смерш” сделали вывод о том, что немцы поставили под сомнение существование отряда. Посчитав, что дальнейшие требования о помощи вызовут со стороны их разведцентра еще большую настороженность, было принято решение радиоигру прекратить в выгодном для советской стороны положении, укрепив противника во мнении о невозможности организации повстанческого движения в Калмыкии и отсутствия перспектив дальнейшей посылки туда самолетов с десантом.

Кроме того, к сотрудникам “Смерш” поступила оперативная информация о том, что фон Шеллер начал усиленно обрабатывать Ганзена, чтобы тот сообщил центру о своей работе под контролем. Однако его усилия остались безуспешными. В этой связи любопытна оценка, данная немецким радистом обер-лейтенантом Гансом Ганзеном, принявшим активное участие в радиоигре “Арийцы”, своего пребывания в советском плену. В автобиографии от 14 июля 1944 года он написал: “…я хочу заявить, что я как офицер, не встретил обесчещивающего или унижающего меня отношения, если не считать поведения милиции во время пленения. Наоборот, я познакомился с прямыми и справедливыми людьми, которых раньше нам описывали совершенно в ином роде. Я не могу еще вынести суждения о Советском Союзе, так как слишком мало знаю страну и ее учреждения. Если страна произведет на меня такое же приятное впечатление, какое произвели на меня офицеры и солдаты, то, можно сказать, что любая нация почтет себя счастливой, имея дружбу с Советским Союзом”.

На завершающем этапе радиоигры было решено проинформировать противника о гибели отряда Огдонова, преследовании группы “Кваста” и его уничтожении. 13 августа в разведцентр ушла радиограмма: “Начальнику органа. Положение здесь совершенно невыносимое. Отряд Огдонова разбит, нам калмыки отказывают в помощи. Вынужден, согласно договоренности, пробираться к повстанцам на Западный Кавказ, откуда, возможно, в Румынию. Нескольких людей из экипажа по болезни и невозможности их транспортировки вынужден буду оставить у калмыков, которым объясню, что направляюсь в Германию, чтобы лично добиться помощи и усиления. Прошу санкции или контрприказа в течение 3-х дней, т.к. дальше не могу ждать. Кваст”.

На следующий день поступило согласие с решением “Кваста” и предложение пробиваться через линию фронта. Эта радиограмма еще раз подтвердила сомнения советской контрразведки о доверии немцев “Квасту” и целесообразности дальнейшего продолжения игры. Поэтому, 18 августа противнику радировали: “Сегодня, юго-западнее Бергин, стычка с отрядом НКВД. Будучи без боеприпасов спаслись только на конях. Продолжаем марш юго-западным направлением. Успеха не предвижу. Мучают жажда и голод. Случае гибели позаботьтесь о наших семьях. Кваст”. Следом за ней ушла другая радиограмма: “Начальнику органа. Калмыки изменили, мы остались одни, без боеприпасов, продуктов и воды. Гибель неизбежна. Предотвратить ничем не можем. Мы свой долг выполнили до конца. Во всем считаем виновным Вас и Марвиц. Абсурдность операции была очевидно еще до ее начала. Почему нам не помогли. Кваст”.

В заключительной передаче 20 августа на половине текста связь умышленно прервали, показывая тем самым противнику, что с отрядом что-то случилось: “Нас преследуют. Кругом пески и соль. Вынуждены изменить маршрут. Мучает жажда…”.

На этом радиоигра “Арийцы” завершилась. В ходе реализации ее замысла противнику было передано 42 радиограммы и получено в ответ 23. В итоге, в абверовском разведцентре осознали бесперспективность попыток организации национального повстанческого движения на территории Калмыкии. Кроме того, было сожжено два тяжелых самолета “Ю-290” и в исправном состоянии захвачены два новейших авиадвигателя. Уничтожено 12 человек вражеских десантников и членов экипажей самолетов, а 21 человек захвачен в плен.

РАДИОИГРА “ДЕСАНТ”

Начиная с 1944 года на освобожденных советскими войсками территориях немецкими спецслужбами стали создаваться лжепартизанские отряды, предназначенные для проведения диверсионных и подрывных акций в тылу Красной Армии. Они состояли из специально подготовленных и хорошо обученных агентов – главным образом бывших советских военнослужащих, изменивших Родине и запятнавших себя участием в карательных акциях против мирных жителей и партизан.

Один из таких отрядов, состоявший из трех групп по 17-18 человек, был заброшен противником в июне-августе 1944 года в Брянские леса. Первые две группы вылетели в заданный район из Минска, третья, чуть позже, из Варшавы. Подготовкой и выброской диверсантов лично руководил начальник отдела “1-Ц” армейской группировки вермахта “Митте” полковник Воргицкий. Непосредственное проведение операции возлагалось на Абверкоманду-203 во главе с майором Арнольдом.

Абверкоманда-203 проводила разведывательно-диверсионную работу против войск Западного и Белорусского фронтов. В ее подчинении находились: абвергруппы 207, 208, 209, 210, 215, Смоленская и Минская диверсионные школы, а также школа подростков-диверсантов в местечке Гемфурт.

В задачу диверсионных абвергрупп входила разведка переднего края советской обороны, совершение диверсий и террористических актов, захват стратегических коммуникаций, а при отступлении – их разрушение и обеспечение организованного отхода частей немецкой армии. Кроме того, группы вели борьбу с партизанским движением, а также осуществляли контрразведывательную работу по выявлению и уничтожению советского подполья.

Забросив в Брянские леса крупный диверсионный отряд, руководство Абверкоманды-203 поставило перед ним несколько целей: создать опорную базу для организации широкой диверсионной работы в тылу Красной Армии на коммуникациях, расположенных в данном районе, и прежде всего, на железной дороге; организовывать вооруженные налеты на автотранспорт, важные военные и промышленные объекты; проводить вербовочную и пропагандистскую работу среди местного населения.

Согласно подготовленному плану, после создания базы, в Брянских лесах намечалось выбросить еще 2-3 роты в составе 150-180 диверсантов с последующим их пополнением.

Отряд должен был действовать под видом подразделения Красной Армии, занимающегося вылавливанием дезертиров и бандитских групп. Диверсанты имели различного рода инструменты для оборудования лагеря, продукты питания, обмундирование, оружие, фиктивные документы, 25 000 рублей советских денег, 3 ручных пулемета, 6 автоматов, 21 винтовку, большое количество взрывчатых веществ и различных предметов первой необходимости. Для поддержания связи с абверкомандой имелись две портативные коротковолновые радиостанции.

Перед заброской личный состав отряда прошел специальную подготовку по минно-взрывному делу, в том числе по применению малых магнитных мин, мин замедленного действия с часовым механизмом, противотанковых и противопехотных мин, а также по расчету зарядов для совершения диверсий на металлоконструкциях. Большое внимание уделялось идеологической обработке диверсантов в антисоветском духе, тем более что многие из них состояли членами НТСНП.

Командиры групп Галим Хасанов и Чары Курбанов являлись обер-лейтенантами германской армии, неоднократно выполняли задания диверсионного характера, участвовали в карательных акциях против партизан, за прошлые “заслуги” оба были награждены медалями “За храбрость” II-ой степени и пользовались большим доверием у немцев. Костяк групп состоял из агентов, доказавших свою преданность германскому рейху в рейдах по тылам Красной Армии и боях с партизанами.

26 июня, после приземления первой группы во главе с Хасановым, парашютисты установили связь с разведцентром и в течение четырех дней передавали сообщения о своем благополучном приземлении и успешной работе по разбивке лагеря.

Однако уже 30 июня парашютистов обнаружили сотрудники местного райотдела НКВД и ОКР “Смерш” Орловского военного округа. После недолгой перестрелки 14 человек вместе с командиром Хасановым и радистом Бедретдиновым удалось арестовать. Четверо диверсантов смогли скрыться.

В процессе допросов немецких агентов оперативники “Смерш” установили, что в ночь на 29 июня, вслед за группой Хасанова, предполагалось сбросить еще одну группу парашютистов в количестве 17 человек с радистом Васильевым и возглавляемую Курбановым, Несколько позднее должна быть сброшена третья группа в количестве 18 человек, возглавляемая Павловым. Со временем все три группы намечалось соединить в единый отряд. В подтверждение этого при обыске Хасанова был найден список некой “команды военнослужащих 44 запасного стрелкового полка, прикомандированных временно к 269 стр. полку внутренних войск НКВД, для участия в действиях по борьбе с бандами дезертиров и власовских бандитов”, в количестве 57 человек, где значились также Курбанов и Павлов.

1 июля в Почепское РО УНКВД Орловской области явился с повинной радист Васильев – “Ромов”, подтвердивший факт выброски в ночь на 29 июня группы парашютистов, возглавляемой Курбановым. По обнаруженным следам приземления оперативные работники “Смерш” вместе с приданными в их распоряжение военнослужащими организовали активное преследование диверсантов. Вскоре их удалось найти и разоружить без единого выстрела.

Поскольку оба немецких радиста вместе с радиостанциями оказались в руках контрразведчиков, стала отчетливо вырисовываться перспектива возможной радиоигры с противником. Поэтому всех арестованных быстро доставили самолетом в ОКР “Смерш” Орловского военного округа.

Идея проведения радиоигры с Абверкомандой-203 под кодовым названием “Десант” из района ст. Навля Брянской области получила одобрение в Москве. На первом ее этапе, в целях ускорения присылки пополнения и груза, противнику было послано сообщение об истощении батарей питания для рации и недостатке продуктов питания: “Находимся четыре “Б”, ждем остальных квадрат 75 и продукты, особенно хлеба. Привет всем ХГС”.

В ответ противник радировал: “Группа Павлова и нужные вещи следуют в ближайшие дни. День высылки будет своевременно сообщен”.

Наконец, в ночь на 21 июля 1944 года с немецкого самолета на парашютах было сброшено 16 сумок с продуктами питания. Однако, по вине летчиков, груз упал не в обусловленном районе. Поэтому противнику 23 июля передали: “Самолета над нами не было. Мы слышали гул самолета в 20 км юго-западнее и 30 км северо-западнее нас. Дело очень плохо. Надо летчиков предупредить, что если они блудят и не видят сигнальных костров, то лучше пусть не бросают. Володя, срочно дай нам ответ, имелись ли в сумках документы о нашем лагере, не опасно ли нам оставаться на старом месте, где сброшены сумки и где их искать. ХГС”.

В ответной радиограмме разведцентр дал указание диверсантам оставаться на старом месте, успокоив, что в сброшенном грузе никаких документов не было и, кроме того, сообщил, что груз необходимо искать в 75 квадрате, в радиусе 20-30 км от обусловленного места.

А в ночь на 27 июля, на этот раз уже в нужном месте, вновь появился немецкий самолет, с которого на четырех парашютах были сброшены для отряда продукты питания на 10 дней.

После направленного в абверкоманду подтверждения о получении груза, немцам одновременно было сообщено о широких возможностей отряда по созданию в Навлянском районе надежной опорной базы для организации активной подрывной деятельности на территории Брянской области и граничащих с ней областях.

Для этого у противника было затребовано пополнение людьми и постоянное снабжение. В ответ 5 августа поступила радиограмма: “Ваши радиограммы получили. К отправке для вас приготовляем в данное время много питания, оружия, боеприпасов, обмундирования. Кроме этого отправим еще группу в количестве 17 человек. Ожидайте примерно через неделю несколько полетов больших самолетов”.

Однако прежде чем произвести сброску обещанного пополнения и материальных средств, противник попытался проверить станцию, передав 28 августа в адрес Хасанова следующуй текст: “Мы были у Вас в последнюю ночь. Сброска не последовала из-за различных подозрений, которые мы видели. Дайте какой-либо пароль из Вашей работы два года назад. Привет всем”.

В связи с получением этой радиограммы Хасанов в тот же день был подвергнут тщательному допросу. Совместно с Хасановым оперативники “Смерш” составили и 29 августа передали в абверкоманду следующий ответ: “Володя, Вы знаете, что я с Вами не первый день работаю. Сейчас получается, что я вроде из доверия вышел. Самолета в последнюю ночь не было. Если летчики где-то блудили и что-то подозрительное видели, то нас это не касается. Нам обидно, что Вы о нас так думаете. Вы спрашиваете пароль. Тогда нашим паролем были слова, написанные на желтой повязке, которую я носил на левой руке: Дойче Вермахт. Привет ХГС”.

Этот ответ рассеял подозрения немцев и еще больше усилил авторитет Хасанова. После очередного радиообмена 2 сентября от противника последовало указание выйти в обусловленное место и ждать прибытия самолета с пополнением и грузом.

На следующую ночь в заданном районе были сброшены 15 агентов-диверсантов и 38 тюков груза. Всех парашютистов тут же задержали. Однако трое из них оказали сопротивление и были убиты, в том числе: командир группы Владимир Павлов, специалист по оформлению документов прикрытия Анатолий Зеленин и писарь Александр Панков.

В сброшенном грузе, общий вес которого составил 6 тонн, контрразведчики обнаружили миномет, 10 ручных пулеметов, 19 автоматов, 73 винтовки и пистолета, 30 мин, 260 ручных гранат, почти 28 тысяч патронов к различным видам оружия, около 750 кг взрывчатки.

В ходе операции по задержанию группы Павлова, с санкции заместителя начальника ГУКР “Смерш” генерал-лейтенанта Мешика, была предпринята попытка на обратном пути уничтожить немецкий самолет Ю-290 с помощью ночных истребителей вылетевших из засады. Однако, вследствие неисправности радиостанции на месте выброски, осуществить наведение истребителей по рации не удалось.

На допросах в ОКР “Смерш” ОрВО выяснилось, что группа Павлова прошла специальную подготовку по подрывному делу при разведкоманде “Вальдек”, действовавшей на центральном участке фронта. В дальнейшем предполагалось десантировать в отряд Хасанова еще около 160 человек в целях развертывания активной подрывной деятельности в советском тылу. Работа Хасанова и его людей афишировалась немцами как “борьба за свободную Россию” под видом “активного партизанского движения в тылу Красной Армии”. С этой целью формирование Хасанова именовалось ими как “4-й партизанский отряд”.

Большое внимание в абверкоманде уделялось состоянию боевого духа диверсантов и их идеологической обработке. “Итак, на всех фронтах начались боевые действия решительного порядка. – Говорилось в письме о военно-политическом положении Германии, направленном в отряд Хасанова германской разведкой. – Гитлер в своей последней речи, обращенной к руководителям германского государства заявил, что именно теперь, когда положение Германии кажется столь серьезным, он уверен в победе больше, чем когда-нибудь раньше. Немецкое командование, а с ним и вся немецкая армия и страна спокойны, так как уверены в своих силах, в победе.

…Поздравляем Вас и Ваших товарищей с удачно проводимой Вами работой, которая содействует нашей общей борьбе за будущее русского народа, за освобождение его от иудо-большевизма. Мы увидим еще нашу любимую Родину свободной, счастливой, богатой и великой, живущей в дружной семье народов новой Европы. Ваши друзья и боевые товарищи”.

В связи с тем, что старший группы пополнения Павлов при задержании был убит и, возможно полученные им от немцев устные указания и условности остались для контрразведчиков неизвестными, во избежание провала всей операции, было принято решение вывести его из игры под благовидным предлогом. Поэтому в радиограмме от 23 сентября 1944 года до разведцентра довели дезинформацию о том, что Павлов с группой агентов в количестве 12 человек сразу же после прибытия отправился на выполнение диверсионного задания. В последующем легендировалось, будто бы Павлов, после удачно проведенных трех диверсий на железной дороге Брянск-Рославль-Кричев, пропал без вести. При этом немцам сообщили, что связь с лагерем Хасанова Павлов поддерживал через посыльных, которые информировали о результатах работы, а затем возвращались обратно, доставляя взрывчатку и дальнейшие указания.

Для подкрепления этой легенды о Павлове, по другой радиоигре под названием “Дезертиры”, проводившейся из района Гомеля, 8 февраля 1945 года противнику передали радиограмму о том, что в октябре 1944 года группа неизвестных, состоявшая из 15 человек, совершила крупную диверсию на железной дороге Рославль-Брянск и напала на подорвавшийся воинский эшелон. В результате завязавшейся перестрелки с охраной эшелона группа якобы была уничтожена.

В последующем, до декабря 1944 года радиообмен с разведцентром противника производился в основном по вопросам доставки обещанной помощи личным составом, оружием, взрывчаткой и продуктами питания.

Перед противником легендировалось наличие у отряда широких возможностей по проведению среди местного населения пропагандистской работы. Кроме того, была высказана возможность приобретения автомашины, якобы необходимой отряду для быстрой связи, передвижения и перевозки награбленного оружия и продуктов питания. Однако от противника никаких ответов по вопросу присылки шоферов и пропагандистов не поступало.

Между тем, в ночь на 12 декабря 1944 года над районом действия отряда Хасанова неожиданно появился транспортный самолет, с которого было сброшено на парашютах 12 диверсантов и пропагандистов, а также 7 тюков различного груза.

Парашютисты сразу были задержаны. На первых же допросах они рассказали о том, что прошли обучение в школе германской разведки, находящейся в селе Раден (Германия), зашифрованной под “Сельскохозяйственную школу”. Все, кроме одного, были членами антисоветской организации “Национально-трудовой союз нового поколения”. Для выполнения задания немцы снабдили группу документами прикрытия, 2 миллионами рублей, ручным пулеметом, 12 автоматами, 4 пистолетами, 8 револьверами системы “Наган”, 20 гранатами, патронами, около 40 килограммами взрывчатки, походной типографией, ротатором и большим количеством антисоветской литературы, в том числе пропагандистскими документами и брошюрами НТСНП.

Между тем, наступление Красной Армии успешно продвигалось на запад, и радиообмены с абверкомандой-203 становились все реже и реже. Наконец, в апреле 1945 года, в связи с отдаленностью линии фронта, радиосвязь противника с отрядом Хасанова была прекращена.

РАДИОИГРА “ЯНУС”

В ночь на 1 сентября 1944 года в Семлевском районе Смоленской области, в 10 км от места дислокации 37 запасного стрелкового полка 3 запасной стрелковой дивизии, с немецкого самолета “Фоккевульф-187” была выброшена группа парашютистов-диверсантов, состоявшая из 16 человек. Однако, уже на следующий день руководитель группы Иван Базалий (псевдоним “Ярошенко”) вместе с начальником штаба Епифановым добровольно явились в Семлевского райотдел НКГБ. Они сообщили начальнику отдела старшему лейтенанту Кухлину о своей принадлежности к немецкой разведке, полученном задании, и попросили оформить им явку с повинной. Одновременно, диверсанты высказали просьбу предоставить им лошадь с телегой, чтобы доехать обратно до места расположения отряда и вывести оттуда имущество.

При появлении парашютистов Кухлин оказался в некотором замешательстве. Посоветовавшись с начальником Семлевского райотдела НКВД, он так и не смог принять четкого решения, как с ними поступить. Не получив лошадь и не будучи арестованными, парашютисты… ушли обратно в свой отряд.

Только после этого Кухлин догадался сообщить о происшедшем начальнику ОКР “Смерш” 37 запасного стрелкового полка капитану Литвинову. А тот, в свою очередь, немедленно доложил о диверсантах начальнику отдела контрразведки “Смерш” 3 запасной стрелковой дивизии майору Маслову.

Прибыв с оперативной группой в Семлевский район и встретив там начальников райотделов НКГБ и НКВД, Маслов так и не получил от них ясного ответа на вопрос, где же конкретно находятся немецкие диверсанты.

Как старший оперативный начальник в этом районе, он принял на себя руководство операцией по розыску парашютистов. Взяв около 100 человек автоматчиков и опергруппу ОКР “Смерш”, Маслов вскоре нашел их и, не встретив ни какого сопротивления, разоружил, после чего на автомашинах доставил всю группу в расположение Отдела контрразведки дивизии. О задержании диверсантов он срочно сообщил телеграммой в ОКР “Смерш” Белорусского военного округа.

На следующий день, подробно допросив арестованных, Маслов организовал розыск выброшенного с самолета имущества. Результаты не заставили себя долго ждать. Поисковой группой в районе высадки десанта было найдено: ящик с гранатами и обмундированием, чемодан с антисоветскими листовками и разными документами, а также шесть парашютов.

Кроме того, солидную экипировку арестованные диверсанты имели непосредственно при себе: рацию с комплектом батарейного питания; 150 тысяч рублей советских денег, сухой паек на 15 суток, 4 автомата ППШ, 11 винтовок СВТ, 2 ручных пулемета системы Дегтярева, 30 ручных гранат, 30 противотанковых мин и около 20 килограммов тола.

В ходе допросов выяснилось, что старший группы диверсантов И.С.Базалий, в прошлом – бывший подъесаул Белой армии и учитель средней школы. Вместе с отступающей немецкой армией в январе 1943 года он эвакуировался из станицы Ессентукская. В Польше, в городе Катовице, служил полицейским лагеря для т.н. “восточных рабочих” при заводе “Бейльдон Гютте”, где и вступил в НТСНП. В декабре 1943 г. был завербован немецкой разведкой и добровольно вступил в диверсионно-разведывательную группу, созданную руководством “НТСНП” для заброски в тыл Красной Армии с заданием от Абверкоманды-103. Прошел специальную подготовку. В задачу группы Базалия, кроме диверсионно-разведывательной деятельности в тылу Красной Армии, входило проведение антисоветской агитационно-пропагандистской работы среди населения. С этой целью отряду были приданы пять агитаторов, прошедших специальную подготовку в НТСНП. Подрывную деятельность группы предполагалось развернуть на большой территории: Москва–Витебск–Смоленск–Тула. Для поддержания связи с абверкомандой в состав группы вошли целых 4 радиста.

“По линии немецкой разведки, – рассказал на следствии Базалий, – я и моя группа, получили следующее задание для проведения вражеской работы в тылу Красной Армии.

1. Осуществление террористических актов против крупных партийных, военных работников и, в первую очередь, против работников НКВД. Для этой цели немецкой разведкой мне было обещано дополнительно выслать определенные яды, бесшумные пистолеты, толченое стекло и другие средства.

2. Осуществление диверсионных актов, как-то взрывы мостов, стратегически важных железных дорог, взрывы железнодорожного полотна в момент прохождения воинских эшелонов, водопроводных башен, электростанций, заводов оборонного значения, поджог колхозного имущества.

3. Вести антисоветскую агитацию среди колхозников, рабочих и красноармейцев. Антисоветскую агитацию вести в разрезе: среди колхозников – о невыполнении хлебозаготовок государству и о роспуске колхозов, среди рабочих вести а/с агитацию в разрезе саботирования ими госплана. Среди красноармейцев своей а/с агитацией добиваться, чтобы последние отказывались воевать далее границ СССР 1939-40 гг.

4. Вести шпионскую работу, интересоваться, прежде всего, политико-моральным состоянием военнослужащих, имеют ли ст

На протяжении всего исторического развития человечества происходили различные по своему масштабу войны. Одни возникали из-за ресурсов, другие - по причине этнической неприязни, третьи становились удачным политическим ходом. Но так или иначе, в любой войне гибнут люди. На рубеже столетий «учёные» в области военного искусства стали придумывать способы минимизации человеческих потерь в различных военных конфликтах. В процессе поиска решения подобной задачи возникало множество идеи. Были изобретены всевозможные машины, которые позволяли прятать человека во время боя, тактические приёмы, дипломатические ходы и т. п. Но это все не могло сравниться с разведкой. Военные разведчики и шпионы активно использовались во времена Войны за независимость США, а после этого в иных военных конфликтах. Со временем практически во всех мировых государствах стали возникать профессиональные разведывательные организации. Но, наряду с этим, опытные военные понимали, что не допустить на свою территорию шпионов и разведчиков вражеской стороны также является важной задачей. Таким образом возникла контрразведка.

Что такое контрразведка?

На сегодняшний день контрразведка - это специфическая деятельность определённых которые уполномочены производить выявление и пресечение разведывательной или шпионской деятельности, специальных органов и агентов иностранных государств. Наличие подобного рода задач во многом выделяет ее среди других военных ведомств. Таким образом, контрразведка - это также совокупность государственных служб, цель которых - пресекать разведывательную деятельность на территории государства. Контрразведывательные организации очень часто занимаются смежными задачами: борьбой с терроризмом, инакомыслием, слежкой, охраной порядка, защитой государственной безопасности. Достаточно часто возникает вопрос, чем разведка отличается от контрразведки?Прежде чем ответить на него, необходимо проанализировать развитие антишпионской деятельности и органов, которые её проводят, на территории современной России.

История отечественной контрразведки

История контрразведывательной деятельности на территории современной России берёт своё начало во времена Великой Отечественной войны. Контрразведка СМЕРШ сегодня является предметом постоянных обсуждений и споров, а также отличной тематикой для художественных фильмов.

Тем не менее ещё полвека тому назад СМЕРШ наводил ужас даже на отечественных солдат. Эта аббревиатура является названием нескольких независимых и совершенно самостоятельных контрразведывательных организаций, действовавших с единой целью - пресекать иностранный шпионаж. В составе СМЕРШ были следующие службы:

1. Управление «Смерш» наркомата обороны - военная контрразведывательная организация.

2. Управление «Смерш» наркомата Военно-Морского Флота.

3. Специальный отдел «Смерш» в органах внутренних дел.

Контрразведка СССР во многом развилась благодаря Второй мировой войне, о чём свидетельствует дальнейшее развитее этой деятельности в советских службах.

Задачи СМЕРШ

Так как контрразведка, - это то подразделение, которое являлось одним основных винтиков, помогающих выиграть затяжную и истощающую войну с гитлеровской Германией, перед СМЕРШем были поставлены специфические задачи, а именно:

Борьба с разведчиками, шпионами и террористами в частях, учреждениях Красной Армии.

Борьба с людьми, которые проповедуют антисоветскую идеологию.

Создание необходимого режима, при котором силы иностранной разведки смогут зайти за линию фронта.

ФСБ является специальным ведомством, а точнее, органом исполнительной власти, который выполняет специальные задачи, с целью обеспечения безопасности и государственной целостности Российской Федерации. Следует также отметить, что служба безопасности наделена правом проводить следственные, оперативно-розыскные мероприятия, а также дознание. Тем не менее разведывательная и контрразведывательная деятельность является приоритетным направлением в системе функций ФСБ. Интересен тот факт, что служба безопасности не имеет ведомственного контролирующего органа. ФСБ напрямую подчиняется президенту РФ.

Учреждён этот орган в 1995 году, когда президентом был подписан Федеральный закон «Об органах федеральной службы безопасности в Российской Федерации». Данный нормативный акт по сегодняшний день является основным правовым источником деятельности ФСБ наряду с Конституцией Российской Федерации.

Направления деятельности службы безопасности

Контрразведка и разведка не являются исключительными направлениями деятельности ФСБ. Перед службой также стоит ряд других функциональных задач, которые определяют наличие нескольких направлений деятельности, а именно:

Борьба с терроризмом.

Борьба с преступностью, которая приобретает особо опасный вид.

Защита государственной границы и территориальной целостности РФ.

Обеспечение безопасности информации.

Некоторые функции обусловлены существующим законодательством России. Например, с учётом развития коррупционных связей в высших эшелонах государственной власти, важным направлением деятельности ФСБ является

Чтобы понять, чем разведка отличается от контрразведки, необходимо рассмотреть функциональные особенности этих направлений в отдельности. Также достаточно важным является вопрос о кадровом обеспечении ФСБ, потому что данный фактор прямо влияет на качество выполняемых данным органом своих задач.

Кадры для ФСБ

Контрразведка и разведка - это два примера трудоёмкой деятельности, которая требует привлечения большого количества сотрудников. Поэтому органы ФСБ повсеместно комплектуют свой личный состав военнослужащими и гражданским персоналом. Как правило, привлекаются военнослужащие, имеющие офицерские звания, из пограничной службы и других родов войск. Наряду с этим существуют специализированные учебные заведения, в которых готовятся профессионалы для Федеральной Российской Федерации. Помимо базовой физической подготовки, сотрудники ФСБ должны иметь достаточно высокий психологический и умственный потенциал, потому что контрразведывательная и разведывательная деятельность требует прежде всего незаурядных тактических и аналитических способностей.

Контрразведывательная деятельность Федеральной службы безопасности

Российская контрразведка представлена двумя службами, которые входят в состав ФСБ. Первой из них является Федеральная служба контрразведки, а вторая - служба военной контрразведки при ФСБ Российской Федерации. Контрразведка ФСБ нужна для выявления и пресечения разведывательной деятельности агентов иностранных специальных служб, а также частных организаций и отдельных лиц. Под ведение ФСБ также попадает деятельность иностранцев, которые собирают информацию, с целью нанесения ущерба политическому режиму, территориальной целостности и безопасности Российской Федерации. В СМИ на сегодняшний день достаточно мало информации о подразделениях контрразведки ФСБ. Например, о существовании Департамента контрразведывательных операций стало известно только после выявления агента ЦРУ Райана Фогла.

К тому же в службе безопасности чётко разделены сферы работы против тех или иных иностранных служб. Упомянутый Департамент ДКРО ФСБ является структурным подразделением, сотрудники которого занимаются исключительно выявлением шпионов и борьбой с ЦРУ. Учитывая высокий уровень секретности, на основе которого контрразведка России непосредственно производится, судить о деятельности специальных органов в данной сфере очень сложно. Тем не менее фактическое раскрытие иностранного агента, о чём было сказано выше, свидетельствует о высоком профессионализме сотрудников контрразведки ФСБ.

Контрразведка России - структура

Федеральная служба безопасности разработала достаточно эффективную и надёжную структуру службы контрразведки, которая действует с долей небольших изменений по сей день. Структурный элемент, службу, возглавляет начальник контрразведки.Дальнейшее деление происходит на управления и департаменты, на которые возлагается выполнение тех или иных специальных функций. Таким образом, структура службы контрразведки состоит из следующих элементов:

Департамент контрразведывательных операций.

Управление координации, анализа контрразведывательной деятельности.

Управление специальных мероприятий.

Департамент военной контрразведки.

Управление контрразведывательной деятельности на объектах.

Центр информационной безопасности.

Созданная структура позволяет быстро, точно и эффективно выполнять функциональные задачи службы контрразведки ФСБ.

Что такое военная контрразведка?

В настоящее время подразделения военной контрразведки также существуют в Российской Федерации. Нужно понимать, что этот специфический вид деятельности во многом отличается от классической контрразведки. Последняя чаще всего направлена на выявление иностранных шпионов в мирное время, когда они занимаются сбором информации об экономике, боеспособности, безопасности государства. Военная контрразведка осуществляется военными ведомствами (в России - Департаментом военной контрразведки). Чаще всего эта деятельность проводится в период военного времени, дабы не допустить сбора информации о вооружении и боевом потенциале государства. Однако даже с учётом различных задач, приёмы и методы военной контрразведки во многом схожи с её классическим видом. Далее мы рассмотрим похожий а также попытаемся дать ответ на вопрос, чем разведка отличается от контрразведки.

Разведка - отличие от контрразведки

Итак, в статье мы выяснили, что контрразведка - это, грубо говоря, деятельность против разведки. Существует множество различий этих двух видов деятельности. Чтобы понять, чем разведка отличается от контрразведки, нужно рассмотреть понятие последней. Современные историки спецслужб расшифровывают разведку как деятельность, направленную на сбор и обработку информации о живой силе противника, его обороноспособности, экономическом и боевом потенциале. Осуществляется разведывательная деятельность при помощи специальных тактических и оперативных приёмов. Таким образом, разведка - это сбор информации, а контрразведка - деятельность по пресечению первой.

В заключение следует отметить, что контрразведка является ключевым способом защиты обороноспособности государства в современном мире. По мере эволюции разведывательных приёмов совершенствуются и контрразведывательные, что свидетельствует об общем развитии военного искусства человечества. К тому же большой вклад в развитие подобной деятельности вносится благодаря научным работам в сфере изучения приёмов и тактики контрразведки.