История любви александра и нины грин. Александр Грин. Алые паруса любви и надежды Грин подаренная жизнь

Известный российский писатель Александр Грин подарил читательскому миру множество различных произведений. Однако большинство книголюбов ассоциируют имя этого талантливого человека, жизнь которого наполнена интересными фактами, с повестью-феерией «Алые паруса», в которой рассказывается об истории девочки по имени . Главная героиня книги повстречала своего возлюбленного , а сюжет этого произведения о непоколебимой вере и искренней мечте стал подоплекой для кинематографических работ известных режиссеров.

Детство и юность

Александр Гриневский (настоящая фамилия писателя) родился 11 (23) августа 1880 года. Детство юного Саши прошло в городе Слободском, который ныне находится в Кировской области. Грин рос и воспитывался в нетворческой семье, которая не принадлежала к литературному миру.

Его отец Стефан Гриневский, поляк по национальности, относился к воинскому сословию шляхтичей. Когда Стефану (в России его называли Степан Евсеевич) исполнилось 20 лет, он стал участником Январского восстания, случившегося в 1863-м году.

За вооруженной дебош на бывших землях Речи Посполитой, которые отошли к Российской Империи, Гриневский был бессрочно сослан в Колывань Томской губернии. В 1868 году молодому человеку было разрешено поселиться в Вятской губернии.

В 1873 году Гриневский сделал предложение руки и сердца Анне Лепковой, работавшей медсестрой. Первенец Александр родился у супругов только после семи лет совместной жизни. Позже у Гриневских появились еще трое детей: мальчик и две девочки. Родители воспитывали Грина непоследовательно. Иногда будущего писателя баловали, а в другие моменты строго наказывали или же вообще бросали без присмотра.

Примечательно, что любовь Александра к чтению появилась еще в раннем возрасте. Когда ребенку исполнилось 6 лет, он научился читать: вместо игр со сверстниками на свежем воздухе мальчик перелистывал приключенческие книги. Первым прочитанным произведением Саши стала тетралогия «Путешествие Гулливера», которая рассказывает о том, как некий оказался в мире лилипутов.

Кроме того, юный Грин обожал рассказы о бесстрашных мореплавателях, которые путешествуют по водному пространству Земли. Поэтому неудивительно то, что маленький фантазер стремился повторить жизнь литературных героев: мечтавший уйти в море матросом Саша делал попытки убежать из дома.

В 1889-м году девятилетний мальчик был отдан в подготовительный класс реального училища. Кстати, именно одноклассники дали Саше прозвище «Грин». Примечательно то, что автор произведений не был послушным ребенком: Гриневский, наоборот, доставлял неприятности учителям, которые отмечали, что его поведение было «хуже всех остальных». Тем не менее, Грину удалось окончить подготовительный класс и перейти на ступень выше.

Однако, будучи второклассником, сын польского шляхтича был исключен из школы. Дело в том, что Саша, запомнившийся непоседливым характером, решился проявить свой талант и написал стихотворение об учителях.

Правда, это произведение было не одой в стиле : оно содержало иронический подтекст и считалось весьма оскорбительным. Но в 1892 году Гриневскому удалось вернуться на учебу: благодаря отцу юношу приняли в Вятское училище, которое имело дурную репутацию.

Когда молодому человеку исполнилось 15 лет, в его жизни произошло страшное событие: Александр Грин лишился матери, которая умерла от туберкулеза.

Через несколько месяцев Степан Гриневский женился на Лидии Борецкой, правда, отношения с мачехой у Саши не заладились, из-за чего парень поселился отдельно от семьи отца. Мастер слова жил в одиночестве, а от атмосферы провинциальной Вятки, в которой царила «ложь, ханжество и фальшь», юношу спасали приключенческие книги.

Будущий прозаик провел в скитаниях шесть лет. За это время он умудрился поработать переплетчиком книг, грузчиком, рыбаком, железнодорожником, землекопом и даже артистом бродячего цирка. В 1896 году он окончил Вятское училище и отправился в Одессу, дабы стать моряком, получив 25 рублей от отца. В новом городе Грин некоторое время бродяжничал, у него не было денег на пропитание.

Когда Александр очутился на корабле – его ожидания не совпали с реальностью: вместо восторга юноша испытал отвращение к прозаическому матросскому труду и разругался с капитаном судна.

В 1902 году из-за крайней нужды в деньгах Александр Степанович поступил на солдатскую службу. Тяжесть солдатской жизни заставила Гриневского дезертировать: после сближения с революционерами Грин занялся подпольной деятельностью. В 1903 году молодого человека арестовали и выслали на 10 лет в Сибирь. Также он провел два года в Архангельской ссылке и одно время жил под чужим паспортом в Петербурге.

Литература

Свой первый рассказ Александр Степанович Грин написал в 1906 году: с того момента творчество захватило молодого человека целиком. Его первое произведение под названием «Заслуга рядового Пантелеева» рассказывает о нарушениях, которые творятся на солдатской службе.

Дебютное произведение Грина было издано под подписью А. С. Г. в качестве агитационной брошюры для служащих в армии, солдат-карателей. Стоит отметить, что весь тираж был изъят из типографии и сожжен полицией. Александр Степанович всю жизнь считал свое сочинение утраченным, однако в 1960 году был найден один экземпляр брошюры в папке «Отдела вещественных доказательств московской жандармерии».

Начиная с 1908 года писатель начал публиковать сборники рассказов, печатаясь под творческим псевдонимом «Грин»: в год автор сочинял приблизительно по 25 рассказов, зарабатывая при этом неплохие деньги. В 1913 году читательская публика увидела сочинения Александра Степановича в виде трехтомника.

С каждым годом Гриневский совершенствовал свое мастерство: расширилась тематика произведений, сюжеты становились глубокими и непредсказуемыми, а также писатель начинял свои книги цитатами и афоризмами, которые стали широко известны в народе.

Стоит отметить то, что Гриневский занимает в мире русской литературы особое место. Дело в том, что у автора не было ни предшественников, ни последователей, ни подражателей. Однако самого писателя обвиняли в заимствовании сюжетов у , и других творческих личностей. Но при анализе текстов выяснялось, что это сходство весьма поверхностно и не обоснованно.

Также имя Александра Грина сравнивают со страной Гринландией. Сам автор не использовал название данной вымышленной локации в своих произведениях, его выдумал советский критик Корнелий Зеленский, который таким образом описал места действия главных героев в романах Грина.

Исследователи считают, что полуостров, где располагается страна писателя, находится на южной морской границе Китая. Такие выводы были сделаны по упоминаниям в произведениях реальных мест: Новой Зеландии, Тихого океана и т. д.

В 1916-1922 годах Грином была написана повесть «Алые паруса», которая его прославила. Примечательно то, что это произведение мастер пера посвятил второй жене Нине. Идея произведения родилась в голове писателя спонтанно: Александр Степанович увидел в витрине с игрушками лодочку с белыми парусами.

«Эта игрушка мне что-то сказала, но я не знал - что, тогда я прикинул, не скажет ли больше парус красного, а лучше того - алого цвета, потому что в алом есть яркое ликование. Ликование означает знание, почему радуешься. И вот, развёртывая из этого, беря волны и корабль с алыми парусами, я увидел цель его бытия», – так описывал писатель свои воспоминания в черновиках к «Бегущей по волнам».

В 1928 году Александр Степанович выпускает свое значимое произведение, которому дает название «Бегущая по волнам».

Этот роман о несбыточном, современные критики отнесли к жанру фэнтези. Также Александр Грин знаком читателям по работам «Гнев отца» (1929), «Дорога никуда» (1929) и «Дьявол оранжевых вод» (1913).

Последний роман писателя называется «Недотрога», правда, это произведение Александр Грин закончить не успел.

Личная жизнь

Из биографии Грина известно то, что он был крещен по православному обряду, хотя его отец был верующим католиком. Несмотря на то, что религиозные взгляды литератора стали со временем меняться, его жена отмечала: находясь в Крыму, Гриневский посещал местную церковь и в особенности любил празднование Пасхи.

Их брак, начавшийся в 1908 году, через пять лет окончился разводом по инициативе Абрамовой: женщина, по ее словам, устала от непредсказуемости и неуправляемости мужа. Не добавляли взаимного понимания и нередкие кутежи Грина. Сам Александр Степанович неоднократно предпринимал попытки воссоединиться. Он посвятил Вере несколько книг, на одной из них написал: «Единственному моему другу». Также до конца жизни Грин не расставался с портретом Веры Павловны.

Тем не менее, в 1921 году молодой человек женился на Нине Мироновой, с которой прожил всю оставшуюся жизнь. Супруги жили счастливо и считали друг друга подарком судьбы.

Когда Александр Степанович умер, Нина Грин после оккупации Крыма немцами была сослана в Германию на работу. По возвращении в СССР женщина была обвинена в измене Родине, поэтому последующие 10 лет находилась в лагерях. Примечательно, что обе супруги Грина не только были знакомы, но и дружили, по возможности поддерживали друг друга в трудное оккупационное и лагерное время.

Смерть

Александр Степанович Грин скончался летом 1932 года. Причина смерти – рак желудка. Прозаик похоронен в Старом Крыму, а на его могиле установлен памятник по мотивам произведения «Бегущая по волнам».

Стоит отметить, что после победы Советского Союза во Второй мировой войне книги Грина были признаны антисоветскими и противоречащими идеям пролетариата. Только после кончины имя Грина было реабилитировано.

В память о романисте был открыт музей в Феодосии, названы улицы, библиотеки, гимназии, созданы скульптуры и многое другое.

Библиография

• 1906 – «В Италию»
• 1907 – «Апельсины»
• 1907 – «Любимый»
• 1908 – «Бродяга»
• 1908 – «Два мужика»
• 1909 – «Воздушный корабль»
• 1909 – «Маньяк»
• 1909 – «Происшествие в улице Пса»
• 1910 – «В лесу»
• 1910 – «Ящик с мылом»
• 1911 – «Лунный свет Читать»
• 1912 – «Зимняя сказка»
• 1914 – «Без публики»
• 1915 – «Авиатор-лунатик»
• 1916 – «Тайна дома 41»
• 1917 – «Буржуазный дух»
• 1918 – «Бычки в томате»
• 1922 – «Белый огонь»
• 1923 – «Алые паруса»
• 1924 – «Веселый попутчик»
• 1925 – «Шесть спичек»
• 1927 – «Легенда о Фергюсоне»
• 1928 – «Бегущая по волнам»
• 1933 – «Бархатная портьера»
• 1960 – «Посидели на берегу»
• 1961 – «Ранчо «Каменный столб»

Цитата сообщения

Мы с тобой идём одной дорогой.
Наша цель - любовь свою хранить.
Мы свою любовь давно у Бога
- Каждый врозь - просили подарить.
А.С. Грин

«Ты мне дала столько радости, смеха, нежности и даже поводов иначе от-носиться к жизни,

чем было у меня раньше, что я стою, как в цветах и вол-нах, а над головой птичья стая.

На сердце у меня весело и светло».

Так писал Александр Грин той, которой посвятил фейерию «Алые паруса», -

Нине Нико-лаевне Грин, своей третьей жене.

Они познакомились в начале зимы 1918 года, голодного и холодного года гражданской войны.Она - совсем молода и очень красива, работает в газете «Петроградское эхо»
В редакции Нина Николаевна и увидела впервые длин-ного худого человека с очень узким носом, с бледным лицом, изборождённым мелкими и крупными морщинами.
Узкое чёрное пальто с поднятым ворот-ником, высокая - тоже чёрная - меховая шапка усугубляют сходство посети-теля с католическим пастором.
Невозможно представить, что этот человек хотя бы иногда смеётся. Знакомство было кратковременным и в её душе почти не оставило следа.
Когда после прогулки они прощались у памятника Стерегущему, Александр Степанович вручил девушке стихи:

Когда, одинокий, я мрачен и тих,
Скользит неглубокий подавленный стих,
Нет счастья и радости в нём,
Глубокая ночь за окном...
Кто вас раз увидел, тому не забыть,
Как надо любить.
И вы, дорогая, являетесь мне,
Как солнечный зайчик на тёмной стене.
Угасли надежды,
Я вечно один,
Но всё-таки ваш паладин.

Эти стихи Нина Николаевна хранила до конца своих дней.
Она всегда считала мужа не только замечательным писателем, но и поэтом милостью Божьей. Между первой и второй встречей миновала целая эпоха.
Летом 1919 года Грина, как не дос-тигшего сорокалетнего возраста, мобилизовали в Красную армию.
В своём солдатском мешке он нес пару портянок, смену белья и рукопись повести «Алые паруса».
Потом - сыпной тиф, лазарет, физическое истощение, в мае 1920 года Грина выписали из госпиталя на улицу. Шатаясь от слабости, он бродил по Пет-рограду, не зная, где переночевать.
Спас Горький.
Он настоял, чтобы почти ни-кому не известного, но талантливого автора приняли в члены Дома искусств, убежища для литераторов бесприютного, недоедающего послевоенного Пет-рограда.
Грин сразу получил и паёк, и тёплую меблированную комнату.
Это на-поминало волшебный сон.
Обстановка была очень скромной: маленький кухон-ный стол да узкая кровать, на которой спал Грин, укрываясь потрёпанным паль-то.
Повсюду валялись рукописи. Работал Грин мученически, ходил по комнате, весь окутанный клубами дешёвого папиросного дыма. Садился писать, с тру-дом удерживая в замёрзших пальцах перо, на листе появлялись две-три строч-ки - и снова мучительная пауза. Он вставал и подходил к окну. За стеклом в морозном воздухе медленно кружились редкие снежинки. Грин долго следил за их полётом, потом вновь садился к столу и создавал совсем иной мир, сказоч-ный, утончённый, богатый цветами, запахами и чувствами.

Для окружающих Грин был загадоч-ной личностью, грубоватый, замкну-тый, нелюдимый. А ему и не требова-лось общение с праздными людьми, хо-телось, чтобы его оставили в покое и не мешали думать о своём. Он настолько радовался сухому и уютному жилью, крыше над головой, что почти никуда не выходил. Только изредка - в изда-тельство. Во время вынужденной про-гулки по Невскому проспекту Грин и Нина Николаевна столкнулись лицом к лицу.
Перед ней стоял уже пожилой человек, всё в том же чёрном пальто с под-нятым воротником.
Потом писатель признался жене: «Расставшись с тобой, я пошёл дальше с чувством тепла и све-та в душе.

«Вот это наконец-то она»,- думал я».

Александр Грин в 1910 году

Нина Николаевна в промежутках между дежурствами - теперь она работает одновременно в двух больницах - заходит в Дом искусств.
Грин или ждёт её у себя, или оставляет блюдечко с лакомствами, букетик цветов в ма-ленькой чарочке и нежную записку с тысячью извинений и просьбой подож-дать.
В предчувствии встречи рождаются стихи:

Дверь закрыта, лампа зажжена,
Вечером ко мне придёт она,
Больше нет бесцельных, тусклых дней,
Я сижу и думаю о ней.
В этот день она даст руку мне,
Доверяясь тихо и вполне.
Страшный мир свирепствует вокруг.
Приходи, прекрасный, милый друг.
Приходи! Я жду тебя давно.
Было так уныло и темно,
Но настала зимняя весна.

Лёгкий стук... Пришла моя жена.
Пять, и шесть... и восемь лет пройдёт,
А она, такая же, войдёт,
И такой же точно буду я ... Хорошо, любимая моя.

Грину кажется, что с появле-нием Нины Николаевны вся убо-гая, серая, нищенская обстанов-ка его комнаты меняется вол-шебным образом, наполняется теплом, светом, уютом. Жена поэта Ивана Рукавиш-никова, на глазах которой зарождался роман, посчитала себя обязанной предупредить молодую неопытную женщину: « К Вам неравнодушен Грин. Берегитесь его, он опасный человек: был на каторге за убийство своей жены.И вообще прошлое его очень тёмное: говорят, что, будучи матросом, он где-то в Африке убил английского капи-тана и украл у него чемодан с рукописями. Знает английский язык, но тщательно скрывает это, а рукописи постепенно печатает как свои».К слову сказать, упомянутая жена Грина, Вера Павловна, тем временем здравствовала со своим мужем, инженером Калицким, тут же в Петербурге.

Замкнутый, всегда сосредоточенный писатель, не склонный к пустым разговорам, был окружен со всех сторон самыми нелепыми и чудовищными легендами, но не друзьями.
Очень одинокий, встречу с Ниной Николаевной он принял как неожиданный подарок неласковой судьбы.
В душе же Нины Николаевны, любовь зарождалась постепенно.
Она прежде всего, искала в нём, старшем и более опытном, защиту и опору в нелёгкой жизни, любила его как писателя.
Семейную жизнь они начали 8 марта 1921 года.
Александр Степанович не раз предлагал оформить их отношения официально, но всякий раз получал отказ: «Сашенька, я буду тебе хорошей женой и без всяких обязательств, только люби меня всем сердцем, как мне надо: без ревности, недоверия.
И тебя не сделает лучшим мужем подписанная бумажка или венцы над голо-вой.
Но зато у меня так хорошо и чисто на душе: я свободна и, если увижу, что мы не подходим друг другу, могу, не боясь, тебе это сказать и уйти от тебя. Нет на мне цепей, и на тебе тоже».
Но Грин не сдался.
20 мая, в чудесный, солнечный, тёплый день, он попросил Нину Николаевну прогуляться и зайти с ним в одно учреждение.
На двери большой неуютной комнаты было напи-сано «ЗАГС», но Нине Николаевне оно ничего не говорило: она ещё не успела привыкнуть к сокращённым названиям, во множестве появившимся в пер-вые годы советской власти.
Только в комнате, взяв Нину за руку и посмотрев в её глаза нежным взглядом так, что у женщи-ны на душе стало хорошо и спокойно, Грин признался: «Ниночка, друг мой, не сердись на меня. Я привёл тебя туда, где записы-вают браки... Для моей души необходимо, чтобы брак наш был оформлен, и я серд-цем прошу тебя: не откажи мне в этом. Ни-когда, ни в чём я тебя неволить не буду, верь мне. Подойдём к этой женщине и оформим нашу близость. Потом я скажу тебе все хорошие и нежные слова, на коле-нях попрошу прощения, что обманом за-вёл тебя сюда».
Нина Николаевна, испытав вдруг сильное волнение, не смогла обидеть его отказом.

Когда из тёмной комнаты молодожёны вышли на залитую солнцем улицу, на душе Нины Николаевны стало совсем светло.
Александр Степанович объяснял, что для него, старого одинокого бродяги, нужна ка-кая-то внутренняя опора, нужно чувство дома, семьи, извинялся за свой обман.
Так, тихо разговаривая, они дошли до церкви Благовещенья у Конногвардейского бульвара, обошли её вокруг и с чистым сердцем и верой поцеловали иконки на её фасаде.
Это и было их вен-чание.
Поженившись, первое время жили раздельно.
Нина Николаевна - у мате-ри в Лигово.
Чтобы порадовать молодую жену букетиком фиалок и конфета-ми, Грин продавал если не свои рукописи, то какие-нибудь вещи.
Наконец, через два года после женитьбы, Александр Степанович сумел при-гласить супругу в свадебное путешествие:
журнал «Красная Нива» купил ро-ман «Блистающий мир».
- Давай сделаем из нашего «Блистающего мира» не комоды и кресла, а ве-сёлое путешествие, - предложил Грин.
Он страстно любил Юг, Крым.
Обменяв быстро обесценивавшиеся ассиг-нации на золотые червонцы, Грин пообещал жене, что они не вернутся в Пет-роград, пока не истратят «всего этого блеска».
И отправились в Севастополь.

Вокзал, расположенный в амфитеатре домов со светящимися вечерними окнами.
Крупные южные звёзды над головой и душистый полумрак - так встретил Гринов Севастополь.
Остановились в гостинице напротив здания Института физических мето-дов лечения (Инфизмета).
Первым делом Грин повёл жену на Графскую при-стань.
Здесь много лет назад он, тогда эсер Александр Гриневский, был арес-тован за революционную пропаганду в царской армии и на флоте.

Нина Николаевна никогда не была в Крыму. Юг её тоже покорил. Особенно - изобилием красок, продуктов после сырого, серого, малокровного Петрогра-да.
Из Севастополя отправились в Балаклаву, а оттуда на пароходе - в Ялту.
Путешествие не было долгим.
Но в памяти её ярко запечатлелись севастополь-ская синяя бухта, покрытая разноцветными парусами, и южный базар с его сочной яркостью, и цветущие магнолии, и великолепные виллы, дворцы и про-сто белые домики, в живописном беспорядке разбросанные по склонам гор.
Помимо радующих сердце воспоминаний, Грины привезли в Петроград множество длинных коробок с удивительным табаком, золотистым, душистым и тонко нарезанным.
Не удивительно, что когда встал вопрос о переезде на юг навсегда, Нина Николаевна сразу согласилась.
Вот только где поселиться? Александр Степанович склонялся к Феодосии.
За советом обратились к Волошину, тот испуганно замахал руками:
- Что вы! Что вы! В Феодосии до сих пор голод, жарят из человечины кот-леты.
Окинув взглядом тучную комплекцию поэта, Грин справедливо рассудил, что если тот не пошёл на лакомое блюдо, то из худосочной четы тем более ничего не приготовишь.
И засобирались в дорогу.
10 мая 1924 года втроём - писатель с женой и тёщей - прибыли в Феодосию.
Вначале поселились на втором этаже гостиницы «Астория».
Из окон было вид-но море, не северное, серо-зелёное, а синее-синее. Медово пахло цветущими акациями.
И рядом - всё тот же шумный южный базар.
Жизнь в Крыму оказалась значительно дешевле, чем в столице, но всё рав-но деньги таяли как снег. Именно в период обустройства в Феодосии Грин остро ощутил, как изменилось отношение власти к его творчеству.
Российс-кая Ассоциация Пролетарских писателей (РАПП) требует произведений «на злобу дня», которых он не может дать. Всё чаще приходится обращаться к местным ростовщикам: на какое-то время это помогает отодвинуть матери-альные бедствия.

Наконец, благодаря продаже в Москве нескольких рассказов и романа, Гри-ну удаётся купить трёхкомнатную квартирку.
В первый раз сорокачетырёхлетний писатель приобрёл собственное жильё.
Он принялся обустраивать его, не жалея средств: сначала сделал ремонт, потом провёл электричество (в то время почти вся Феодосия пользовалась коптящими керосинками).
Из мебе-ли приобрели три английских лазаретных койки, дешёвых и некрасивых, три таких же недорогих венских стула, столовый и ломберный столы и два клеён-чатых, немного порванных кресла.

Дом -музей А .Грина в г. Феодосия. Щеглов М. Корабли А . Грина .

Однажды он признался Нине Николаевне, своему «Котофейчику», что его жизненный идеал - шалаш в лесу у озера или реки, в шалаше жена варит пищу и ждёт его. А он, охотник и добытчик, поёт ей красивые песни.
Грин не позволял Котофейчику не только устраиваться на службу, но даже убирать в квартире.
Мыть полы - ей?! Да ведь это непосильный труд!
Поэтому, делая всё-таки тайком уборки в рабочей комнате мужа, Нина Николаевна не выб-расывала все собранные с пола окурки: тщательно протерев половицы и ме-бель, она разбрасывала их опять, только в меньшем количестве.
Грины жили обособленно, почти ни с кем не общаясь.
При малейшей воз-можности Александр Степанович покупал книги.
По вечерам читал их жене, пока та рукодельничала.
Стены украшали множество литографий под стек-лом, изображающих экзотические путешествия.
Его любимое занятие по-прежне-му - путешествие «по светлым странам своего воображения».
Но в реальнос-ти жить всё тяжелее и тяжелее.
То и дело Грин отправлялся в Москву с рукописями новых произведений, но издательства отделываются ни к чему не обязывающими похвалами.
Красиво, ярко, увлекательно, но... несовременно. Вот если бы что-нибудь о про-мышленности, строительстве, колхозах - можно было бы напечатать. А это!.. Уни-жаясь, теряя надежду, Грин ходил из ре-дакции в редакцию.
Наконец по очеред-ному сбивчивому и многословному пись-му, написанному под диктовку чужой рукой, Нина Николаевна с ужасом пони-мает, что у мужа начался очередной за-пой.Он возвратился домой отёкший, с бесцветными глазами и набухшими ве-нами на руках.
Нина Николаевна выбе-жала на улицу, заслышав грохот пролёт-ки по мостовой.
- Денег выручил совсем немного... Но так соскучился по тебе, что не мог доль-ше оставаться в Москве.
Она бросилась ему на шею:
- Милый, дорогой! Радость моя!
Пристрастие к «мерзкому питью» му-чило Александра Степановича, но избавиться от тяги к бутылке совсем он не мог.
Понимал, что обижает Нину Николаевну, огорчает ту единственную дорогую ему женщину которая «для жизни светлой создана».
В от-чаянии молился, прося Господа со-хранить так нежданно выпавшее ему счастье, сохранить его любовь:

«Люблю её, о, Господи, прости!

Ты дал мне сам любовь святую,

так со-храни её и защити,

раз сделать так сам не могу я.

Мне не о чем тебя теперь просить,

лишь чуда разве в об-разе любимой,

чтоб помогла разру-шенному жить,

хотя бы в боли не-стерпимой.

Её люблю, люблю - и это всё,

что есть во мне сильнее нака-занья,

прими, о, Господи, прокля-тие моё,

мне посланное в день стра-данья!

Сними его, не поздно ведь ещё,

моё желание исправиться огромно,

хотя и то моление моё,

как неуместное, нескромно.

О чём просить? Чего я заслужил?

Презренья только заслужил я,

но видит Бог, я, Господи, любил

и верным даже в мыслях был я.

Её люблю я, так люблю давно,

как снилось мне ещё ребёнком,

что с этакой любовью суждено

мне жизнь узнать родной и звонкой.

Спаси её, спаси её, мой Бог,

избавь её от злых людей и бедствий,

тогда я буду знать, что ты помог

моей душе в лихую ночь молебствий.

Спаси её, я об одном прошу,

о малом дитятке твоём родимом,

о солнышке усталеньком твоём,

о ненаглядном и лю-бимом».

Весной 1931 года доктор Федотов впервые предупреждает писателя: «Про-должая пьянствовать, вы рискуете жизнью». Грин отделался шуткой, не вос-приняв эти слова всерьёз.
Единственный продукт, который Грин в Феодосии имел в достатке - чай.
Об этом заботилась Нина Николаевна, зная, что без чудодейственного на-питка муж не может работать. Достать хорошие сорта было нелегко. Узнав, что в одном из феодосийских магазинчиков появился любимый Грином вы-сококачественный сорт, она бежала туда и потом, заварив сразу в пяти ста-канах, несла их на подносе к писательскому столу.

А между тем уже вещи идут в обмен на продукты. Скрывая от мужа, Нина Николаевна вяжет вместе с матерью платки, береты и сбывает их на рынке и по окрестным деревням за мизерную цену. Но на хлеб хватает.
Вернувшись, уставшая, но довольная, говорит, что удачно обменяла вещи.

«Потерпим, Нинуша? Потерпим, Сашенька. Ты прав.»
Он до конца дней считал, что оставаться самим собой в любых условиях - редкое счастье, которого удостаиваются немногие.
Прежде чем написать «Бегущую по волнам», Грин на первом листе вывел посвящение жене.
Почему «посвящаю», а не «дарю»? - удивилась Нина Николаевна.
Она не хотела, чтобы посвящение было напечатано.
Неужели ты не понимаешь, глупенькая! Ведь ты - моя Дэзи.

От нужды, регулярных выпивок, сигарет он стремительно старел. Однажды, гуляя по набережной, они услышали сзади: - Такая красивая женщина - и под руку со стариком! Нина Николаевна носила старомодные платья, прикрывающие голень, муж терпеть не мог современных укороченных. Прохожие посматривали недоумённо, а женщины пожимали плечами, посмеивались. Но именно такие платья нравились Александру Степановичу!

Переезд в Старый Крым в 1930 году предшествовал серьёзному ухудшению здоровья.

Когда, наконец, Грин приезжает в Феодосию для обследова-ния, он уже не может передвигаться сам.
И, чтобы не упал на рентгеновский экран, жена стоит на коленях рядом, придерживая его за бёдра.
Первоначаль-ный диагноз - туберкулёз, затем - рак. Незадолго до смерти писатель пере-бирается в деревянный домик с чудесным просторным двором, заросшим яблонями и цветущими кустами.

Дом-музей А.Грина в Старом Крыму. Фото Е. Кассина и М. Редькина

Избушка, прежде принадлежала монахиням, Нина Николаевна оформила купчую, отдав золотые часики, подаренные му-жем в лучшие времена. Из окна комнаты, в которой стояла кровать Грина открывался прекрасный вид на юг и горы, покрытые лесом, больной подолгу любовался этой красотой.

Я болен, лежу и пишу, а Она
Подсматривать к двери приходит;
Я болен лежу,- но любовь не больна, -
Она карандаш этот водит.

Нине Николаевне и самой серьёзно нездоровится.
Ещё зимой были сдела-ны две операции в Феодосии.
Тогда, лёжа в больнице, она получила от Грина из Старого Крыма стихотворение, начинающееся словами: «Приезжай, род-ная крошка...». Одевшись, вышла пешком домой, в пургу.
Когда среди ночи добралась до дома, проваливаясь в снегу, оказалось, что ботинки, чулки - всё насквозь промокло. Грин сидел в постели, протягивая навстречу ей худые руки с набухшими венами. Больше они не разлучались. До того июльского дня, когда Александра Степановича вынесли из залитого солнцем зелёного дворика и понесли на старокрымское кладбище.

Нина Николаевна прожила в браке с Александром Грином одиннадцать лет. И брак этот считала счастливым. В 1929 году она писала мужу: «Милый ты мой, любимый, крепкий друг, очень мне с тобой жить хорошо. Если бы не дрянь со стороны, как нам было бы светло!»
Спустя год после его смерти Нина Николаевна выразила свои горестные чувства в стихотворении:

Ты ушёл... Сначала незаметным
Показался мне тяжёлый твой уход.
Тело отдыхало, а душа молчала.
Горе, не терзая, думалось, пройдёт.

Но шли дни, и сердце заболело
Острою мучительной тоской.
Мне хотелось, сбросив тяжесть тела,
Быть всегда, мой милый друг, с тобой...

Нет тебя, и нет сиянья счастья,
Нет горенья творческих минут.
На земле осталось только тело.
Жадное до жизни, наслажденья
И ничтожное в своих желаньях...

Ты ушёл, и нет тебя со мною,

Но душа моя, мой милый друг, всегда с тобою.

Милая, энергичная, чуткая, умная, жизнерадостная женщина, Нина Ни-колаевна сумела приноровиться к нелёгкому характеру Александра Степано-вича, не теряя собственного «я», и сделала его жизнь светлой, уютной, счаст-ливой.
В этом ей помогла великая сила любви.
После смерти Грина оставши-еся ей годы она посвятила сохранению памяти о нём среди людей, созданию музея в Старом Крыму, в основу которого легли сохранённые Ниной Никола-евной рукописи и письма выдающегося писателя.

http://www.strannik.crimea.ua/ru/hroniki/stati/355-krym-istorii-ljubvi-a-grin

Жизнь Александра Грина

Писатель Грин — Александр Степанович Гриневский — умер в июле 1932 года в Старом Крыму — маленьком городе, заросшем вековыми ореховыми деревьями.

Грим прожил тяжёлую жизнь. Все в ней, как нарочно, сложилось так, чтобы сделать из Грина преступника или злого обывателя. Было непонятно, как этот угрюмый человек, не запятнав, пронёс через мучительное существование дар могучего воображения, чистоту чувств и застенчивую улыбку.

Биография Грина — беспощадный приговор дореволюционному строю человеческих отношений. Старая Россия наградила Грина жестоко, — она отняла у него ещё с детских лет любовь к действительности. Окружающее было страшным, жизнь — невыносимой. Она была похожа на дикий самосуд. Грин выжил, но недоверие к действительности осталось у него на всю жизнь. Он всегда пытался уйти от неё, считая, что лучше жить неуловимыми снами, чем «дрянью и мусором» каждого дня.

Грин начал писать и создал в своих книгах мир весёлых и смелых людей, прекрасную землю, полную душистых зарослей и солнца, — землю, не нанесённую на карту, и удивительные события, кружащие голову, как глоток вина.

«Я всегда замечал, — пишет Максим Горький в книге „Мои университеты“, — что людям нравятся интересные рассказы только потому, что позволяют им забыть на час времени тяжёлую, но привычную жизнь».

Эти слова целиком относятся к Грину.

Русская жизнь была ограничена для него обывательской Вяткой, грязной ремесленной школой, ночлежными домами, непосильным трудом, тюрьмой и хроническим голодом. Но где-то за чертой серого горизонта сверкали страны, созданные из света, морских ветров и цветущих трав. Там жили люди, коричневые от солнца, — золотоискатели, охотники, художники, неунывающие бродяги, самоотверженные женщины, весёлые и нежные, как дети, но прежде всего — моряки.

Жить без веры в то, что такие страны цветут и шумят где-то на океанских островах, было для Грина слишком тяжело, порой невыносимо.

Пришла революция. Ею было поколеблено многое, что угнетало Грина: звериный строй прошлых человеческих отношений, эксплуатация, отщепенство, — всё, что заставляло Грина бежать от жизни в область сновидений и книг.

Грин искренне радовался её приходу, но прекрасные дали нового будущего, вызванного к жизни революцией, были ещё неясно видны, а Грин принадлежал к людям, страдающим вечным нетерпением.

Революция пришла не в праздничном уборе, а пришла как запылённый боец, как хирург. Она вспахала тысячелетние пласты затхлого быта.

Светлое будущее казалось Грину очень далёким, а он хотел осязать его сейчас, немедленно. Он хотел дышать чистым воздухом будущих городов, шумных от листвы и детского смеха, входить в дома людей будущего, участвовать вместе с ними в заманчивых экспедициях, жить рядом с ними осмысленной и весёлой жизнью.

Действительность не могла дать этого Грину тотчас же. Только воображение могло перенести его в желанную обстановку, в круг самых необыкновенных событий и людей.

Это вечное, почти детское нетерпение, желание сейчас же увидеть конечный результат великих событий, сознание, что до этого ещё далеко, что перестройка жизни — дело длительное, всё это вызывало у Грина досаду.

Раньше он был нетерпим в своём отрицании действительности, сейчас он был нетерпим в своей требовательности к людям, создавшим новое общество. Он не замечал стремительного хода событий и думал, что они идут невыносимо медленно.

Если бы социалистический строй расцвёл, как в сказке, за одну ночь, то Грин пришёл бы в восторг. Но ждать он не умел и не хотел. Ожидание нагоняло на него скуку и разрушало поэтический строй его ощущений.

Может быть, в этом и заключалась причина малопонятной для нас отчужденности Грина от времени.

Грин умер на пороге социалистического общества, не зная, в какое время умирает. Он умер слишком рано.

Смерть застала его в самом начале душевного перелома. Грин начал прислушиваться и пристально присматриваться к действительности. Если бы не смерть, то, может быть, он вошел бы в ряды нашей литературы как один из наиболее своеобразных писателей, органически сливших реализм со свободным и смелым воображением.

Отец Грина — участник польского восстания 1863 года — был сослан в Вятку, работал там счетоводом в больнице, спился и умер в нищете.

Сын Александр — будущий писатель — рос мечтательным, нетерпеливым и рассеянным мальчиком. Он увлекался множеством вещей, но ничего не доводил до конца. Учился он плохо, но запоем читал Майн-Рида, Жюля Верна, Густава Эмара и Жаколио.

«Слова „Ориноко“, „Миссисипи“, „Суматра“ звучали для меня, как музыка», — говорил потом об этом времени Грин.

Теперешней молодежи трудно понять, как неотразимо действовали эти писатели на ребят, выросших в прежней русской глуши.

«Чтобы понять это, — говорит Грин в своей автобиографии, — надо знать провинциальный быт того времени, быт глухого города. Лучше всего передает эту обстановку напряженной мнительности, ложного самолюбия и стыда рассказ Чехова „Моя жизнь“. Когда я читал этот рассказ, я как бы полностью читал о Вятке».

С восьми лет Грин начал напряжённо думать о путешествиях. Жажду путешествия он сохранил до самой смерти. Каждое путешествие, даже самое незначительное, вызывало у него глубокое волнение.

Грин с малых лет обладал очень точным воображением. Когда он стал писателем, то представлял себе те несуществующие страны, где происходило действие его рассказов, не как туманные пейзажи, а как хорошо изученные, сотни раз исхоженные места.

Он мог бы нарисовать подробную карту этих мест, мог отметить каждый поворот дороги и характер растительности, каждый изгиб реки и расположение домов, мог, наконец, перечислить все корабли, стоящие в несуществующих гаванях, со всеми их морскими особенностями и свойствами беспечной и жизнерадостной корабельной команды.

Вот пример такого точного несуществующего пейзажа. В рассказе «Колония Ланфиер» Грин пишет:

«На севере неподвижным зелёным стадом темнел лес, огибая до горизонта цепь меловых скал, испещрённых расселинами и пятнами худосочных кустарников.

На востоке, за озером, вилась белая нитка дороги, ведущей за город. По краям её кое-где торчали деревья, казавшиеся крошечными, как побеги салата.

На западе, облегая изрытую оврагами и холмами равнину, простиралась синяя, сверкающая белыми искрами гладь океана.

А к югу, из центра отлогой воронки, где пестрели дома и фермы, окружённые неряшливо рассаженной зеленью, тянулись косые четырёхугольники плантаций и вспаханных полей колонии Ланфиер».

С ранних лет Грин устал от безрадостного существования.

Дома мальчика постоянно били, даже больная, измученная домашней работой мать с каким-то странным удовольствием дразнила сына песенкой:

А в неволе
Поневоле,
Как собака, прозябай!

«Я мучился, слыша это, — говорил Грин, — потому что песня относилась ко мне, предрекая моё будущее».

С большим трудом отец отдал Грина в реальное училище.

Из училища Грина исключили за невинные стихи о своём классном наставнике.

Отец жестоко избил его, а потом несколько дней обивал пороги у директора училища, унижался, ходил к губернатору, просил, чтобы сына не исключали, но ничто не помогло.

Отец пытался устроить Грина в гимназию, но его туда не приняли. Город уже выдал маленькому мальчику неписанный «волчий билет». Пришлось отдать Грина в городское училище.

Мать умерла. Отец Грина вскоре женился на вдове псаломщика. У мачехи родился ребенок.

Жизнь шла по-прежнему без всяких событий, в тесноте убогой квартиры, среди грязных пелёнок и диких ссор. В училище процветали зверские драки, и кислый запах чернил крепко въедался в кожу, в волосы, в поношенные ученические блузы.

Мальчику приходилось перебелять за несколько копеек сметы городской больницы, переплетать книги, клеить бумажные фонари для иллюминации в день «восшествия на престол» Николая Второго и переписывать роли для актёров провинциального театра.

Грин принадлежал к числу людей, не умеющих устраиваться в жизни. В несчастьях он терялся, прятался от людей, стыдился своей бедности. Богатая фантазия мгновенно изменяла ему при первом же столкновении с тяжёлой действительностью.

Уже в зрелом возрасте, чтобы уйти от нужды, Грин придумал клеить из фанеры шкатулки и продавать их на рынке. Было это в Старом Крыму, где с великим трудом удалось бы продать одну-две шкатулки. Так же беспомощна была попытка Грина избавиться от голода. Грин сделал лук, уходил с ним на окраины Старого Крыма и стрелял в птиц, надеясь убить хоть одну и поесть свежего мяса. Но из этого ничего, конечно, не вышло.

Как все неудачники, Грин всегда надеялся на случай, на неожиданное счастье.

Мечтами об «ослепительном случае» и радости полны все рассказы Грина, но больше всего — его повесть «Алые паруса». Характерно, что эту пленительную и сказочную книгу Грин обдумывал и начал писать в Петрограде 1920 года, когда после сыпняка он бродил по обледенелому городу и искал каждую ночь нового ночлега у случайных, полузнакомых людей.

«Алые паруса» — поэма, утверждающая силу человеческого духа, просвеченная насквозь, как утренним солнцем, любовью к душевной юности и верой в то, что человек в порыве к счастью способен своими же руками совершать чудеса.

Уныло и однообразно тянулась вятская жизнь, пока весной 1895 года Грин не увидел на пристани извозчика и на нём двух штурманских учеников в белой матросской форме.

«Я остановился, — пишет об этом случае Грин, — и смотрел как зачарованный, на гостей из таинственного для меня, прекрасного мира. Я не завидовал. Я испытывал восторг и тоску».

С тех пор мечты о морской службе, о «живописном труде мореплавания» овладели Грином с особенной силой. Он начал собираться в Одессу.

Семье Грин был в тягость. Отец раздобыл ему на дорогу пять рублей и торопливо попрощался со своим угрюмым сыном, ни разу не испытавшим ни отцовской ласки, ни любви.

Грин взял с собой акварельные краски, — он был уверен, что будет рисовать ими где-нибудь в Индии, на берегах Ганга, — взял нищенский скарб и в состоянии полного смятения и ликования уехал из Вятки.

«Я долго видел на пристани в толпе, — рассказывает об этом отъезде Грин, — растерянное седобородое лицо отца. А мне грезилось море, покрытое парусами».

В Одессе произошла первая встреча Грина с морем — тем морем, что залило потом ослепительным светом страницы его рассказов.

О море написано множество книг. Целая плеяда писателей и исследователей пыталась передать необыкновенное, шестое ощущение, которое можно назвать «чувством моря». Все они воспринимали море по-разному, но ни у одного из этих писателей не шумят и не переливаются на страницах такие праздничные моря, как у Грина.

Грин любил не столько море, сколько выдуманные им морские побережья, где соединялось всё, что он считал самым привлекательным в мире: архипелаги легендарных островов, песчаные дюны, заросшие цветами, пенистая морская даль, тёплые лагуны, сверкающие бронзой от обилия рыбы, вековые леса, смешавшие с запахом солёных бризов запах пышных зарослей, и, наконец, уютные приморские города.

Почти в каждом рассказе Грина встречаются описания этих несуществующих городов — Лисса, Зурбагана, Гель-Гью и Гертона.

В облик этих вымышленных городов Грин вложил черты всех виденных им портов Чёрного моря.

Мечта была достигнута. Море лежало перед Грином как дорога чудес, но старое вятское прошлое тотчас же дало себя знать. Грин с особенной остротой почувствовал у моря свою беспомощность, ненужность и одиночество.

«Этот новый мир не нуждался во мне, — пишет он. — Я чувствовал себя стеснённым, чужим здесь, как везде. Мне было немного грустно».

Морская жизнь сразу же обернулась к Грину изнанкой.

Грин неделями слонялся по порту и робко просил капитанов взять его матросом на пароходы, но ему или грубо отказывали, или высмеивали в глаза, — какой мог получиться матрос из хилого юноши с мечтательными глазами!

Наконец, Грину «повезло». Его взяли без жалованья учеником на пароход, ходивший из Одессы в Батум. На нём Грин сделал два осенних рейса.

От этих рейсов у Грина осталась память только о Ялте и хребте Кавказских гор.

«Огни Ялты запомнились больше всего. Огни порта сливались с огнями невиданного города. Пароход приближался к молу при ясных звуках оркестра в саду. Пролетал запах цветов, тёплые порывы ветра. Далеко слышались голоса и смех.

Остальная часть рейса мною забыта, кроме неисчезающего с горизонта шествия снежных гор. Их растянутые на высоте неба вершины даже издали являли мир громадных миров. Это была цепь высоко взнесённых стран сверкающего льдами молчания».

Вскоре капитан ссадил Грина с парохода, — Грин не мог платить за продовольствие.

Кулак, хозяин херсонского «дубка», взял Грина подручным к себе на шхуну и помыкал им, как собакой. Грин почти не спал, — вместо подушки хозяин дал ему разбитую черепицу. В Херсоне его вышвырнули на берег, не заплатив денег.

Из Херсона Грин вернулся в Одессу, работал в портовых пакгаузах маркировщиком и сделал единственный заграничный рейс в Александрию, но его уволили с парохода за столкновение с капитаном.

Из всей одесской жизни у Грина осталось хорошее воспоминание только о работе в портовых складах:

«Я любил пряный запах пакгауза, ощущение вокруг себя изобилия товаров, особенно лимонов и апельсинов. Все пахло: ваниль, финики, кофе, чай. В соединении с морозным запахом морской воды, угля и нефти неописуемо хорошо было дышать здесь, — особенно, если грело солнце».

Грин устал от одесской жизни и решил вернуться в Вятку. Домой он ехал «зайцем». Последние двести километров пришлось идти пешком по жидкой грязи, — стояло ненастье.

В Вятке отец спросил Грина, где его вещи.

— Вещи остались на почтовой станции, — солгал Грин. — Не было извозчика.

«Отец, — пишет Грин, — жалко улыбаясь, недоверчиво промолчал, а через день, когда выяснилось, что никаких вещей нет, спросил (от него сильно пахло водкой):

— Зачем ты врёшь? Ты шёл пешком. Где твои вещи? Ты изолгался!»

Опять начиналась проклятая вятская жизнь.

Потом были годы бесплодных поисков какого-нибудь места в жизни, или, как было принято выражаться в обывательских семьях, поиски «занятия».

Грин был банщиком на станции Мураши, около Вятки, служил, писцом в канцелярии, писал в трактире для крестьян прошения в суд.

Он долго не выдержал в Вятке и уехал в Баку. Жизнь в Баку была так отчаянно тяжела, что у Грина осталось о ней воспоминание как о непрерывном холоде и мраке. Подробностей он не запомнил.

Он жил случайным, копеечным трудом: забивал сваи в порту, счищал краску со старых пароходов, грузил лес, вместе с босяками нанимался гасить пожары на нефтяных вышках. Он умирал от малярии в рыбачьей артели и едва не погиб от жажды на песчаных смертоносных пляжах Каспийского моря между Баку и Дербентом.

Ночевал Грин в пустых котлах на пристани, под опрокинутыми лодками или просто под заборами.

Жизнь в Баку наложила жестокий отпечаток на Грина. Он стал печален, неразговорчив, а внешние следы бакинской жизни — преждевременная старость — остались у Грина навсегда. Уже с тех пор, по словам Грина, его лицо стало похоже на измятую рублёвую бумажку.

Внешность Грина говорила лучше слов о характере его жизни: это был необычайно худой, высокий и сутулый человек, с лицом, иссечённым тысячами морщин и шрамов, с усталыми глазами, загоравшимися прекрасным блеском только в минуты чтения или выдумывания необычайных рассказов.

Грин был некрасив, но полон скрытого обаяния. Ходил он тяжело, как ходят грузчики, надорванные работой.

Был он очень доверчив, и эта доверчивость внешне выражалась в дружеском, открытом рукопожатии. Грин говорил, что лучше всего узнаёт людей по тому, как они пожимают руку.

Жизнь Грина, особенно бакинская, многими своими чертами напоминает юность Максима Горького. И Горький и Грин прошли через босячество, но Горький вышел из него человеком высокого гражданского мужества и величайшим писателем-реалистом, Грин же — фантастом.

В Баку Грин дошел до последней степени нищеты, но не изменил своему чистому и детскому воображению. Он останавливался перед витринами фотографов и подолгу рассматривал карточки, стремясь найти среди сотен тупых или измятых болезнями лиц хотя бы одно лицо, говорившее о жизни радостной, высокой и беззаботной. Наконец, он нашёл такое лицо — лицо девушки — и описал его в своём дневнике. Дневник попал в руки хозяина ночлежки, мерзкого и хитрого человека, который начал издеваться над Грином и незнакомой девушкой. Дело чуть не окончилось кровавой дракой.

Из Баку Грин снова вернулся в Вятку, где пьяный отец требовал от него денег. Но денег, конечно, не было.

Надо было снова придумывать какие-нибудь способы, чтобы тянуть существование. Грин был неспособен на это. Опять им овладела жажда счастливого случая, и зимой, в жестокие морозы, он ушел пешком на Урал — искать золото. Отец дал ему на дорогу три рубля.

Грин увидел Урал — дикую страну золота, и в нем вспыхнули наивные надежды. По пути на прииск он поднимал множество камней, валявшихся под ногами, и тщательно осматривал их, надеясь найти самородок.

Грин работал на Шуваловских приисках, скитался по Уралу с благодушным старичком странником (оказавшимся впоследствии убийцей и вором), был дровосеком и сплавщиком.

После Урала Грин плавал матросом на барже судовладельца Булычова — знаменитого Булычова, взятого Горьким в качестве прототипа для своей известной пьесы.

Но окончилась и эта работа.

Казалось, жизнь сомкнула круг, и Грину больше не было в ней ни радости, ни разумного занятия. Тогда он решил идти в солдаты. Было тяжело и стыдно вступать добровольцем в замуштрованную до идиотизма царскую армию, но ещё тяжелее было сидеть на шее у старика отца. Отец мечтал сделать из Александра, своего первенца, «настоящего человека» — доктора или инженера.

Грин служил в пехотном полку в Пензе.

В полку Грин впервые столкнулся с эсерами и начал читать революционные книги.

«С тех пор, — говорит Грин, — жизнь повернулась ко мне разоблачённой, казавшейся раньше таинственной, стороной. Мой революционный энтузиазм был беспределен. По первому предложению одногоэсера-вольноопределяющегося, я взял тысячу прокламаций и разбросал их во дворе казармы».

Прослужив около года, Грин дезертировал из полка и ушёл в революционную работу. Эта полоса его жизни мало известна.

Грин работал в Киеве и Севастополе, где прославился среди матросов и солдат крепостной артиллерии как горячий, увлекательный подпольный оратор.

Но в опасностях и напряжении революционной работы Грин оставался таким же созерцателем, как и раньше. Недаром он сам говорил о себе, что жизненные явления его интересовали преимущественно зрительно, — он любил смотреть и запоминать.

В Севастополе Грин жил осенью — той ясной крымской осенью, когда воздух кажется прозрачной тёплой влагой, налитой в границы улиц, бухт и гор, и малейший звук проходит по ней лёгкой и долго не смолкающей дрожью.

«Некоторые оттенки Севастополя вошли в мои рассказы», — признавался Грин. Но каждому, кто знает книги Грина и знает Севастополь, ясно, что легендарный Зурбаган — это почти точное описание Севастополя, города прозрачных бухт, дряхлых лодочников, солнечных отсветов, военных кораблей, запахов свежей рыбы, акации и кремнистой земли и торжественных закатов, вздымающих к небу весь блеск и свет отражённой черноморской воды.

Если бы не было Севастополя, не было бы гриновского Зурбагана с его сетями, громом подкованных матросских сапог по песчанику, ночными ветрами, высокими мачтами и сотнями огней, танцующих на рейде.

Ни в одном из городов Советского Союза не чувствуется так явственно, как в Севастополе, поэзия морской жизни, высказанная Грином в следующих строках:

«Опасность, риск, власть природы, свет далёкой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, а высоко в небе — то Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с её книгами, картинами, письмами и сухими цветами…»

Осенью 1903 года Грин был арестован в Севастополе на Графской пристани и просидел в севастопольской и феодосийской тюрьмах до конца октября 1905 года.

В севастопольской тюрьме Грин впервые начал писать. Он очень застенчиво относился к своим первым литературным опытам и никому их не показывал.

Грин мало рассказывал о себе, он не успел окончить свою автобиографию, и потому многие годы его жизни почти никому не известны.

После Севастополя в биографии Грина наступает провал. Известно только, что он был вторично арестован и сослан в Тобольск, но с дороги бежал, пробрался в Вятку и ночью пришёл к старому, больному отцу. Отец выкрал для него из городской больницы паспорт умершего сына дьячка Мальгинова. Под этой фамилией Грин долго жил и даже подписал ею свой первый рассказ.

С чужим паспортом Грин уехал в Петербург, и здесь, в газете «Биржевые ведомости», этот рассказ был напечатан.

Это была первая настоящая радость в жизни Грина. Он едва не расцеловал ворчливого газетчика, у которого купил номер газеты со своим рассказом. Он уверял газетчика, что рассказ написан им, но старик не верил и подозрительно смотрел на голенастого веснушчатого молодого человека. От волнения Грин не мог идти, у него дрожали и подгибались ноги.

Работа в эсеровской организации уже явно тяготила Грина. Он вскоре вышел из неё, отказавшись от порученного ему покушения. Он был захвачен мыслями о писательстве. Десятки замыслов отягощали его, он торопливо искал форму для них, но первое время не находил.

Он писал ещё робко, с оглядкой на редактора и читателя, писал с тем хорошо знакомым начинающим писателям чувством, будто за его спиной стоит толпа насмешливых людей и с осуждением вчитывается в каждое слово. Грин ещё боялся бури сюжетов, которая бушевала в нём и требовала освобождения.

Первый рассказ, написанный Грином без оглядки, лишь в силу свободного внутреннего побуждения, был «Остров Рено». В нём уже были заключены все черты будущего Грина. Это простой рассказ о силе и красоте девственной тропической природы и жажде свободы у матроса, дезертировавшего с военного корабля и убитого за это по приказу командира.

Грин начал печататься. Годы унижений и голода, правда, очень медленно, но всё же уходили в прошлое. Первые месяцы свободного и любимого труда казались Грину чудом.

Вскоре Грин опять был арестован по старому делу о принадлежности к партии эсеров, просидел год в тюрьме и был выслан в Архангельскую губернию — в Пинегу, а потом в Кегостров.

В 1912 году Грин вернулся в Петербург. Здесь начался лучший период его жизни, своего рода «болдинская осень». В то время Грин писал почти непрерывно. С ненасытной жаждой он перечитывал множество книг, хотел всё узнать, испытать, перенести в свои рассказы.

Вскоре он повёз отцу в Вятку свою первую книгу. Грину хотелось порадовать старика, уже примирившегося с мыслью, что из сына Александра вышел никчёмный бродяга. Отец Грину не поверил. Понадобилось показать старику договоры с издательствами и другие документы, чтобы убедить его, что Грин действительно стал «человеком». Эта встреча отца с сыном была последней: старик вскоре умер.

Февральская революция застала Грина в Финляндии, в посёлке Лунатиокки; он встретил её с восторгом. Узнав о революции, Грин тотчас же пешком отправился в Петроград, — поезда уже не ходили. Он бросил в Лунатиокках все свои вещи и книги, даже портрет Эдгара По, с которым никогда не расставался.

Почти все, кто писал о Грине, говорят о близости Грина к Эдгару По, к Хаггарду, Джозефу Конраду, Стивенсону и Киплингу.

Грин любил «безумного Эдгара», но мнение, что он подражал ему и всем перечисленным писателям, неверно: Грин многих из них узнал, будучи уже сам вполне сложившимся писателем.

Он очень ценил Мериме и считал его «Кармен» одной из лучших книг в мировой литературе. Грин много читал Мопассана, Флобера, Бальзака, Стендаля, Чехова (рассказами Чехова Грин был потрясён), Горького, Свифта и Джека Лондона. Он часто перечитывал биографию Пушкина, а в зрелом возрасте увлекался чтением энциклопедий.

Грин не был избалован вниманием и потому очень ценил его.

Даже самая обычная в человеческих отношениях ласка или дружеский поступок вызывали у него глубокое волнение.

Так случилось, например, когда жизнь впервые столкнула Грина с Максимом Горьким. Шёл 1920 год. Грин был призван в Красную Армию и служил в караульном полку в городе Острове, под Псковом. Там он заболел сыпняком. Его привезли в Петроград и вместе с сотнями сыпнотифозных положили в Боткинские бараки. Грин болел тяжело. Он вышел из больницы почти инвалидом.

Без крова, полубольной и голодный, с тяжелыми головокружениями он бродил целые дни по гранитному городу в поисках пищи и тепла. Было время очередей, пайков, коптилок, чёрствых корок хлеба и обледенелых квартир. Мысль о смерти становилась всё назойливее и крепче.

«В это время, — пишет в своих неопубликованных воспоминаниях жена писателя, — спасителем Грина явился Максим Горький. Он узнал о тяжёлом положении Грина и сделал для него всё. По просьбе Горького, Грину дали редкий в те времена академический паёк и комнату на Мойке, в „Доме искусств“, — тёплую, светлую, с постелью и со столом. Замученному Грину особенно драгоценным казался этот стол — за ним можно было писать. Кроме того, Горький дал Грину работу.

Из самого глубокого отчаяния и ожидания смерти Грин был возвращён к жизни рукою Горького. Часто по ночам, вспоминая свою тяжёлую жизнь и помощь Горького, ещё не оправившийся от болезни Грин плакал от благодарности».

В 1924 году Грин переехал в Феодосию. Ему хотелось жить в тишине, ближе к любимому морю. В этом поступке Грина отразился верный инстинкт писателя, — приморская жизнь была той реальной питательной средой, которая давала ему возможность выдумывать свои рассказы.

В Феодосии Грин прожил до 1930 года. Там он много писал. Писал он преимущественно зимой, по утрам. Иногда часами он сидел в кресле, курил и думал, и в это время его нельзя было трогать. В такие часы размышлений и свободной игры воображения сосредоточенность была нужна Грину гораздо больше, чем в часы работы. Грин погружался в свои раздумья так глубоко, что почти глох и слеп, и вывести его из этого состояния было трудно.

Летом Грин отдыхал: делал луки, бродил у моря, возился с беспризорными собаками, приручал раненого ястреба, читал и играл на бильярде с весёлыми феодосийскими жителями — потомками генуэзцев и греков. Грин любил Феодосию — знойный город у зелёного мутноватого моря, построенный на белой каменистой земле.

Осенью 1930 года Грин переехал из Феодосии в Старый Крым — город цветов, тишины и развалин. Здесь он и умер в одиночестве от мучительной болезни — рака желудка и лёгких.

Грин умирал так же тяжело, как и жил. Он попросил поставить его кровать к окну. За окном синели далёкие крымские горы и отблеск любимого и навсегда потерянного моря.

В одном из рассказов Грина — «Возвращение» — есть строки, как бы написанные им о своей смерти, — так точно они передают обстановку умирания Грина: «Конец наступил в свете раскрытых окон, перед лицом полевых цветов. Уже задыхаясь, он попросил посадить его у окна. Он смотрел на холмы, вбирая кровоточащим обрывком лёгкого последние глотки воздуха».

Перед смертью Грин сильно тосковал о людях, — этого раньше с ним никогда не случалось.

За несколько дней перед смертью из Ленинграда прислали авторские экземпляры последней книги Грина — «Автобиографическая повесть».

Грин слабо улыбнулся, пытался прочесть надпись на обложке, но не смог. Книга выпала у него из рук. Глаза у него уже приобрели выражение тяжёлой, глухой пустоты. Глаза Грина, умевшие так необыкновенно видеть мир, уже умирали.

Последним словом Грина был не то стон, не то шёпот: «Помираю…»

Через два года после смерти Грина мне случилось побывать в Старом Крыму, в доме, где умер Грин, и на его могиле.

Вокруг маленького белого дома в густой и свежей траве цвели полевые цветы. Листья ореха, вялые от зноя, пахли лекарственно и терпко. В комнатах с суровой, простой обстановкой стояла глубокая тишина и лежал на меловой стене резкий луч солнца. Он падал на единственную гравюру на стене — портрет Эдгара По.

Могила Грина на кладбище за старой мечетью заросла колючими травами.

Дул ветер с юга. Очень далеко, за Феодосией, сизой стеною стояло море. И над всем — над домом Грина, над его могилой и над Старым Крымом — стояло безмолвие безоблачного летнего дня.

Грин умер, оставив нам решать вопрос, нужны ли нашему времени такие неистовые мечтатели, каким был он.

Да, нам нужны мечтатели. Пора избавиться от насмешливого отношения к этому слову. Многие ещё не умеют мечтать, и, может быть, поэтому они никак не могут стать в уровень со временем.

Если отнять у человека способность мечтать, то отпадёт одна из самых мощных побудительных причин, рождающих культуру, искусство, науку и желание борьбы во имя прекрасного будущего. Но мечты не должны быть оторваны от действительности. Они должны предугадывать будущее и создавать у нас ощущение, что мы уже живем в этом будущем и сами становимся иными.

Принято думать, что мечты Грина были оторваны от жизни, являлись причудливой и ничего не значащей игрой ума. Принято думать, что Грин был авантюрным писателем — правда, мастером сюжета, но человеком, чьи книги лишены социального значения.

Значение каждого писателя определяется тем, как он действует на нас, какие чувства, мысли и поступки вызывают его книги, обогащают ли они нас знаниями, или прочитываются как забавный набор слов.

Грин населил свои книги племенем смелых, простодушных, как дети, гордых, самоотверженных и добрых людей.

Эти цельные, привлекательные люди окружены свежим, благоухающим воздухом гриновской природы — совершенно реальной, берущей за сердце своим очарованием. Мир, в котором живут герои Грина, может показаться нереальным только человеку нищему духом. Тот, кто испытал легкое головокружение от первого же глотка солёного и теплого воздуха морских побережий, сразу почувствует подлинность Гриновского пейзажа, широкое дыхание гриновских стран.

Рассказы Грина вызывают в людях желание разнообразной жизни, полной риска, смелости и «чувства высокого», свойственного исследователям, мореплавателям и путешественникам. После рассказов Грина хочется увидеть весь земной шар — не выдуманные Грином страны, а настоящие, подлинные, полные света, лесов, разноязычного шума гаваней, человеческих страстей и любви.

«Меня дразнит земля, — писал Грин. — Океаны её огромны, острова бесчисленны, и масса таинственных, смертельно любопытных уголков».

Сказка нужна не только детям, но и взрослым. Она вызывает волнение — источник высоких и человечных страстей. Она не дает нам успокоиться и показывает всегда новые, сверкающие дали, иную жизнь, она тревожит и заставляет страстно желать этой жизни. В этом её ценность, и в этом ценность невыразимого подчас словами, но ясного и могучего обаяния рассказов Грина.

Наше время объявило беспощадную борьбу ханжам, тупицам и лицемерам. Только лицемер может сказать, что надо успокоиться на достигнутом и остановиться. Великое достигнуто, но впереди ждёт ещё более великое. Новые высокие и трудные задачи встают в близкой дали будущего, задачи создания нового человека, воспитания новых чувств и новых человеческих отношений, достойных социалистического века. Но чтобы бороться за это будущее, нужно уметь мечтать страстно, глубоко и действенно, нужно воспитать в себе непрерывное желание осмысленного и прекрасного. Этим желанием был богат Грин, и он передает его нам в своих книгах.

Говорят об авантюрности сюжетов Грина. Это верно, но авантюрный сюжет у него — только скорлупа для более глубокого содержания. Нужно быть слепым, чтобы не видеть в книгах Грина любви к человеку.

Грин был не только великолепным пейзажистом и мастером сюжета, но был ещё и очень тонким психологом. Он писал о самопожертвовании, мужестве — героических чертах, заложенных в самых обыкновенных людях. Он писал о любви к труду, к своей профессии, о неизученности и могуществе природы. Наконец, очень немногие писатели так чисто, бережно и взволнованно писали о любви к женщине, как это делал Грин.

Я мог бы привести здесь сотни отрывков из книг Грина, взволнующих каждого, не потерявшего способности волноваться перед зрелищем прекрасного, но читатель найдёт их сам.

Грин говорил, что «вся земля, со всем, что на ней есть, дана нам для жизни, для признания этой жизни всюду, где она есть».

Грин — писатель, нужный нашему времени, ибо он вложил свой вклад в дело воспитания высоких чувств, без чего невозможно осуществление социалистического общества.

Примечания

Впервые под названием «Александр Грин» была напечатана в Альманахе «Год XXII», № 15, М. 1939 г. В переработанном виде печаталась в качестве вступительной статьи к «Избранному» А. Грина, Гослитиздат, 1956 г. (Печатается по тексту Гослитиздата, 1956 г.)

Александр Грин - писатель, написавший произведения, которые стали классикой. Его книги с элементами фантастики легко читаются, заставляют размышлять и анализировать не только прочитанное, но и свои поступки. Алые паруса Александра Степановича до сих пор выступают как символ мечты.

Детство, семья

Саша родился на Урале недалеко от Вятки. Настоящее имя писателя Александр Гриневский. Он был старшим ребёнком в семье. Мальчик любил читать, научился этому в 6 лет. Первым его книжным героем стал Гулливер, поэтому понятна его тяга к морским путешествиям. Приключения он очень любил, поэтому часто уходил из дома. Отец был из польских шляхтичей, а мать простой русской девушкой. С десяти лет родители попытались обучить сына и определили его в реальное училище.

За плохое поведение Александра исключили и перевели учиться в другое заведение. А если быть более точным: Саша уже тогда умел сочинять стихи. Но за то, что ученик посмел адресовать оскорбления в стихотворной форме, он и был отчислен. Биография будущего писателя была омрачена ранним уходом из жизни его матери. Её не стало из-за заболевания туберкулёзом, когда подростку исполнилось пятнадцать лет. Отец быстро нашёл себе утешение, но мачеха не жаловала юношу. Александр жил отдельно, сочинял стихи, немного зарабатывал тем, что переписывал документы и освоил профессию переплётчика книг.

После училища, Грин (это прозвище к нему прочно приклеилось со времён обучения) отправился в Одессу. Отец дал сыну денег и адрес, по которому юноша мог бы получить помощь. Сначала парень сам попытался устроиться на работу, ему приходилось голодать.

Но потом, обратившись по адресу к другу отца, Александру удалось попасть на корабль. Из-за своего неуживчивого характера и однообразия работы, которую он выполнял, будущий писатель долго не выдержал – вернулся домой. Спустя год Грин уехал в Батуми, поменял много профессий и в итоге возвратился к отцу.

Дух бунтаря мешал Грину в любом начинании. Когда юноше исполнилось 22 года, он был призван на военную службу, но через полгода сбежал, так как половину службы просидел в карцере. Он примкнул к эсерам, но насилие было для него неприемлемым, он отказался проводить террористические акты.

Александр Грин испытал, что такое арест и ссылка. Он активно занимался революционной деятельностью. Долго шло следствие, и всё это время Александра держали в тюрьме строгого режима, а потом приговорили к сибирской ссылке, в которой пробыл три дня. Отец вызволил его, сделав ему поддельный паспорт, переправив сына в столицу.

Карьера писателя

Грин - человек, который постоянно находится в поиске. Его первые рассказы были далеки от совершенства, но писательство его увлекло. Сначала автор стеснялся ставить свою настоящую подпись под рассказами. Всюду звучали псевдонимы писателя. О вымысле даже не было речи. В произведениях был сплошной реализм, а герои были простыми людьми. Вымышленные страны и герои появились у молодого писателя гораздо позже. Газеты и журналы печатают его авторские рассказы с большим удовольствием. Когда произошла смена строя, писателя призвали в ряды Красной Армии связистом, но послужить ему не удалось – он заболел тифом.

За жизнь Александра боролся Максим Горький, снабжая больного мёдом, привозя хлеб и кофе. Грин получил жильё в Петербургском Доме искусств и паёк, как настоящий литератор. Соседями писателя были , Вениамин Каверин. Несмотря на то, что писатель имел прекрасный литературный слог, по характеру он был угрюм и не любил общение. Только в третьей своей жене Нине Мироновой он нашёл по-настоящему верную подругу и любящую женщину, не раз благодаря судьбу, что позволила ему встретить на своём пути такого близкого человека.

Литература

Исследователи творчества писателя подсчитали, что изданных произведений при его жизни было около четырёхсот. Двадцатые годы были самыми плодотворными. Романы Александра Грина стали узнаваемыми. Вскоре появились ставшие известные всему миру «Алые паруса», «Блистающий мир», «Золотая цепь» и «Бегущая по волнам».

Писатель не вписывается в рамки нового литературного направления, его книги перестают издавать. Семья живёт впроголодь, так как творчеством Грин уже не зарабатывает. Он даже не имел средств для завершения своего последнего романа. Недоедание привело писателя к раку желудка. На кладбище, где похоронен Грин, стоит памятник, выполненный скульптором Гагариной, «Бегущая по волнам».

Личная жизнь

Трижды был женат писатель. Когда Грина посадили в тюрьму, его первая жена Вера Абрамова навещала бунтаря и неугодного властям автора. Она была дочерью крупного чиновника, но благоволила к революционерам. Их отношения длились с 1906 года, женщина уезжает за ним в ссылку, но в 1913 году брак распался. Это была настоящая любовь Александра Степановича, так как с портретом Веры писатель никогда не расставался.

Вторая жена Мария Долидзе, не выдержав характер писателя, через несколько месяцев подала на развод. Третья жена вдохнула в Грина жизнь, она не только подарила ему мечту, но и осуществила её. Третьей жене Нине посвящено фееричное произведение о мечте.

Александр Грин (наст. фамилия Гриневский ; 1880-1932) – известный русский писатель-прозаик и поэт, представитель неоромантизма, автор философско-психологических, с элементами символической фантастики, произведений. Свои произведения писал преимущественно в стиле неоромантизма и символизма.

Биография Грина

Его отец, Степан Евсеевич, был из рода польских шляхтичей. В молодые годы он принимал участие в Январском восстании, за что был сослан в ссылку сроком на 5 лет.

Мать будущего писателя, Анна Степановна, работала медсестрой. Интересно что она вышла замуж, когда ей было всего 16 лет. Кроме Александра, в семье Гриневских родилось еще две девочки и один мальчик.

Детство и юность

Когда в шестилетнем возрасте Александр Грин научился читать, он начал все свое время проводить за книгами. В частности, ему нравились приключенческие произведения с интересным сюжетом.

Однажды, начитавшись рассказов о и известных мореплавателях, юный Грин начал мечтать уйти в море. По этой причине он неоднократно совершал побеги из дома, чтобы повторить судьбу своих героев.

Когда мальчику исполнилось 9 лет, его отправили в реальное училище. Интересен факт, что именно там Александру дали прозвище «Грин».

Преподаватели утверждали, что у него был очень скверный характер. Он постоянно баловался и не слушался учителей, за что неоднократно подвергался наказаниям.

Учась во 2-ом классе, Грин сочинил про своих педагогов стих, в котором присутствовало множество оскорбительных слов и юмористических намеков.

В связи с этим Александр Грин был отчислен из училища. После этого он продолжил учебу в Вятском училище.

В 1895 г. в биографии Грина произошла трагедия: от туберкулеза умерла его мать, которую он нежно любил.

Когда отец Грина повторно женился, Александр не смог ужиться с мачехой. В результате он ушел из дома и начал снимать для себя отдельное жилье.

Чтобы прокормить себя, ему приходилось браться за любую работу. В тот период биографии он работал грузчиком, землекопом, рыбаком и даже какое-то время был артистом передвижного цирка.

Скитания и революционная деятельность

Окончив училище, Грин поехал в Одессу, чтобы осуществить свою детскую мечту. Он хотел стать моряком на большом судне.

Интересно, что изначально ему пришлось какое-то время даже бродяжничать, не имея достаточных средств к существованию.

В один прекрасный момент он наконец-то очутился на борту корабля. Однако с каждым днем Александр все больше разочаровывался в матросском деле. В итоге, Грин серьезно поскандалил с капитаном и сошел на берег.

В 1902 г. он был вынужден поступить на службу, так как у него катастрофически не хватало денег. Солдатская жизнь для Грина оказалась настолько тяжелой, что он решил дезертировать.

Затем в биографии Грина происходит новое увлечение: он знакомится с революционерами и начинает вместе с ними агитационную деятельность.

Через год писателя арестовали и отправили на 10-летнюю каторгу в Сибирь. Помимо этого, он получил дополнительно 2 года ссылки в Архангельск.

Произведения Грина

В 1906 г. в творческой биографии Александра Грина произошло знаковое событие. Из-под его пера вышло первое произведение «Заслуга рядового Пантелеева», в котором речь шла о правонарушениях в армии.

Однако весь тираж был изъят из печати и уничтожен. После этого Грин написал новое произведение «Слон и Моська», которое также было изъято и сожжено.

Александр Грин и его ручной ястреб

И только повесть «В Италию» стала первым творением писателя, которое смогли прочесть читатели.

С 1908 г. Александр Степанович начал издавать все свои труды под псевдонимом «Грин». Каждый месяц из-под его пера выходило по 2 новых рассказа или повести.

Это позволило ему заработать то количество денег, которое ему было необходимо для нормального существования.

Александр Грин в Петербурге, фото 1910 г.

Вскоре им было написано так много произведений, что в 1913 г. Александр Грин опубликовал свои сочинения в 3-х томах.

С каждым годом его творчество становилось более осмысленным и глубоким. Кроме этого в его книгах появлялось достаточно много афоризмов и мудрых высказываний.

«Алые паруса»

С 1916 г. по 1922 г. Александр Грин пишет самую значимую в своей биографии повесть – «Алые паруса». Это произведение сразу принесло ему огромную популярность.

В повести рассказывалось о твердой вере и возвышенной мечте, а также о том, что каждый из нас в силах совершить чудо для близкого человека. После публикации «Алых парусов», прекрасная Ассоль стала кумиром для многих девочек.

Через 6 лет Александр Грин представляет роман «Бегущая по волнам», написанный в жанре романтизма.

После этого в печать выходят такие произведения, как «Бархатная портьера», «Посидели на берегу» и «Ранчо «Каменный столб».

Личная жизнь

Когда Грину исполнилось 28 лет, он женился на Вере Абрамовой, с которой прожил 5 лет. Интересно, что их расставание произошло по инициативе Веры.

Александр Грин с первой женой Верой (крайние слева) в деревне Великий Бор под Пинегой, 1911 г.

По ее словам, ей надоело терпеть пьянство и непредсказуемое поведение супруга. И хотя писатель неоднократно пытался наладить с ней отношения, сделать этого ему так и не удалось.

Второй женой в биографии Александра Грина стала Нина Миронова, с которой он счастливо прожил всю оставшуюся жизнь. Между супругами была настоящая идиллия и полное взаимопонимание.

Александр Грин и его вторая жена Нина

Когда писателя не станет, Нину назовут врагом народа и отправят на 10 лет в исправительные лагеря. Интересен факт, что обе жены Грина знали друг друга и поддерживали дружеские отношения.

Смерть

Незадолго до смерти Грина, врачи обнаружили у него рак желудка, от которого он впоследствии и скончался.

Александр Степанович Грин умер 8 июля 1932 г. в Старом Крыму в возрасте 51 года. На месте его погребения был установлен монумент с персонажами его романа «Бегущая по волнам».

Последнее прижизненное фото Александра Грина

Интересен факт, что во время правления книги Грина считались антисоветскими, и только после кончины вождя народов имя писателя было реабилитировано.

Если вам понравилась краткая биография Грина – поделитесь ею в социальных сетях. Если же вам нравятся биографии великих людей вообще, и в частности – подписывайтесь на сайт . С нами всегда интересно!

Понравился пост? Нажми любую кнопку.