Манифест о незыблемости самодержавия александра 3 причины. Манифест Царя Александра III об укреплении самодержавия. Рабочее движение и появление марксизма

К сожалению приведен не полный текст Манифеста.
Полностью он звучит так: "Объявляем всем верным Нашим подданным: Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученическою кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления. Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, пред Лицем Всевышнего Бога, веруя, что предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит нас Своею Всесильною помощью. Веруем также, что горячие молитвы благочестивого народа, во всем свете известного любовию и преданностью своим Государям, привлекут благословение Божие на Нас и на предлежащий Нам труд Правления. В Бозе почивший Родитель Наш, прияв от Бога Самодержавную власть на благо вверенного Ему народа, пребыл верен до смерти принятому Им обету и кровию запечатлел великое Свое служение. Не столько строгими велениями власти, сколько благостью ее и кротостью совершил Он величайшее дело Своего Царствования - освобождение крепостных крестьян, успев привлечь к содействию в том и дворян-владельцев всегда послушных гласу добра и чести; утвердил в Царстве Суд, и подданных Своих, коих всех без различия соделал он на всегда свободными, призвал к распоряжению делами местного управления и общественного хозяйства. Да будет память Его благословенна во веки! Низкое и злодейское убийство Русского Государя, посреди верного народа, готового положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, - есть дело страшное, позорное, неслыханное в России, и омрачило всю землю нашу скорбию и ужасом. Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений. Да ободрятся же пораженные смущением и ужасом сердца верных Наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род Наследственной Царской Власти. Под сению Ее и в неразрывном с Нею союзе земля наша переживала не раз великие смуты и приходила в силу и в славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы ее. Посвящая Себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой, к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, - к утверждению веры и нравственности, - к доброму воспитанию детей, - к истреблению неправды и хищения, - к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ее, Возлюбленным Нашим Родителем". К сожалению этот манифест не дошел до сердец нашего народа. Злопыхатели нашли вначале текста не совсем удачную игру слов: "... а на Нас возложить Священный долг..." и зубоскалили над Манифестом, называя его ананасным. За это чудовищное непонимание было заплачено, после 1917 года, миллионами жизней. Но дело не в этом, главное, что и сейчас такие воззвания не доходят до сердец нашего народа! Какая будет кара и какая разплата? Господи! Помилуй нас грешных и вразуми!

29 апреля 1881 года Александр III издал знаменитый манифест, в котором он выразил свою веру в принцип самодержавия и свою твердую решимость защищать его от любых покушений. Главные представители либерального направления в правительстве, Лорис-Меликов и Абаза, сделали из этого надлежащие выводы и попросили об увольнении их. Тот факт, что их просьба об увольнении явно была прямым последствием провозглашения в манифесте веры в самодержавие, отмечен был немилостиво. На прошении Абазы Александр III собственноручно написал, что он очень сожалеет, что тот не сумел найти иного повода для того, чтобы уйти в отставку. Абсолютистская тенденция выразилась не только в том, что окончательно отвергалась идея перехода к конституционному режиму и что строжайше запрещено было отныне вообще касаться темы конституции, но и в том, что начали препятствовать нормальному развитию и даже просто нормальной деятельности всех учреждений, созданных великими реформами, чтобы предупредить таким образом ослабление абсолютистской системы, которое могло бы быть вызвано дальнейшим развитием и работой этих учреждений. Соответственно такому направлению, правительственные мероприятия той эпохи извращающе отражались на этих учреждениях. Созданы были также новые институты, ничего общего не имевшие с духом и с принципами, из которых возникли реформы шестидесятых годов. Во второй части этой книги уже шла речь подробно о законодательстве, которое помешало распространению гражданского строя на крестьянство, а тем самым укреплению и обобщению этого строя в России. Наряду с тем законодательством, все эти правительственные мероприятия также затормозили процесс превращения России в правовое государство.

В восьмидесятые годы эта абсолютистская тенденция почти не вызывала сопротивления. Общественность была потрясена и подавлена убийством Александра II. Ею овладело глубокое чувство стыда и печали. Казалось невозможным ожидать от царя продолжения реформ, не говоря уже о том, чтобы реформ этих требовать. К чему реформы, если концом их оказалось подлое уничтожение их автора? Даже не надо было считать, что либеральная система поддерживала террористов, и таким образом возлагать на эту систему ответственность за убийство Александра II (как это делал князь Мещерский, например) 1 , чтобы отвратиться от идеи реформ. Сторонники либеральных принципов и институтов, созданных реформами, чувствовали себя стесненными и не в состоянии продолжать реформистскую деятельность, как подтверждает Шипов в своих воспоминаниях.

Однако ошибочно было бы думать, что общественностью овладело настоящее реакционное настроение. О возврате к системе Николая I не думали даже те, кого можно назвать «реакционерами», т. е. те, кто безо всякой симпатии и даже недоверчиво относился к порядку и учреждениям, созданным реформами. Они хотели бороться против того, что считали вредным в новых институтах, но эту борьбу они намерены были вести в рамках самих этих институтов. Маклаков справедливо пишет: «Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь в эти 80-е годы мог серьезно желать не только восстановления крепостничества, но возвращения к прежним судам, к присутственным местам, времен "Ревизора" и "Мертвых Душ" и т. д. Это кануло в вечность» . Вообще все ясно отдавали себе отчет в том, что такой возврат, даже если бы он показался желательным, никем не мог бы быть осуществлен. На это просто не было сил.

Вдобавок к этому враги либерализма соглашались только на том, чего они не хотят. Все они видели в конституции несчастье России. Но что касается программы положительной, между ними никакого согласия не было. Например, Победоносцев явно мало симпатизировал закону о земских начальниках. В Государственном Совете он был солидарен не с Толстым, а с министром юстиции Маназейном. Он решительно отказывался поддержать у царя проект Толстого и Пазухина. Мещерский считает, что сдержанность его была принципиально обоснована, поскольку Победоносцев испытывал чуть ли не отвращение по отношению ко всему, связанному с дворянством 4 . И новый университетский устав 1884 года был принят Победоносцевым весьма сдержанно. Конечно в случае Победоносцева возможно, что это было результатом того отрицательного склада ума вообще, который подавляюще действовал даже на его друзей. В воспоминаниях своих князь Мещерский пишет: «...как в течение более 20-летних дружеских отношений с Победоносцевым мне ни разу не пришлось услыхать от него положительного указания в какой-либо области, что надо сделать взамен того, что он порицает, так не приходилось слышать прямо и просто сказанного хорошего отзыва о человеке» 5 .

Во всяком случае бросается в глаза, что враги либерализма не составляли организованной группы с завершенной и четкой программой. Как уже было сказано, они совсем не намеревались разрушать всего того, что создано было реформами шестидесятых годов, не собирались просто отменить все развитие последних 25 лет.

Таким образом созданное в шестидесятые годы пускало все более глубокие корни и становилось данной действительностью. Преобразование российской жизни на основании либеральных принципов, лежавших в основе реформ шестидесятых годов, незаметным образом продолжалось. Маклаков пишет: «У широкого общества слабел интерес ко всякой политике. Оно занималось своими делами, добивалось личных успехов и не думало о борьбе с государственною властью... А между тем жизнь не останавливалась; во время реакции продолжалось перерождение русского общества. На сцену появлялось поколение, которое не знало Николаевской эпохи и ее нравов. Реформы 60-х годов, освобождение личности и труда, приносили свои результаты. Расслаивалось крестьянство, богатели города, росла промышленность, усложнялась борьба за существование. Настоящий рост общества не нуждается в драматических эпизодах... Ни идеи Каткова и Победоносцева, ни самодержавная власть Александра III не смогли заставить русское общество отказаться от преследования своих интересов и уверовать, что оно живет только для того, чтобы процветало Самодержавие, Православие и Народность. Рядовое общество думало о себе, о своих удобствах и предъявляло к власти свои требования. Не профессионалы политики, а простые обыватели стали практически ощущать дефекты наших порядков... По мере роста культуры, размножения населения, накопления богатств и осложнения жизни старый административный аппарат должен был совершенствоваться и приспособляться к новым задачам» 6 . Тут надо упомянуть о двух моментах, которые ярко отражают этот процесс преобразования и быстрый подъем России в девяностые годы: во-первых, большой прогресс русской науки на всех поприщах, совместно с высоким уровнем российских университетов, а затем мощное экономическое развитие, вместе с которым и благодаря которому менялась и социальная структура страны, что, в свою очередь, находило себе выражение в растущем общественном весе предпринимательского сословия. В этом отношении знаменательно, что Витте, путешествуя в качестве министра финансов по российской провинции, пытался избегать официальных приемов и торжеств для того, чтобы встречаться преимущественно с влиятельными представителями промышленности и торговли.

Таким образом, политическое охлаждение не оказало отрицательного действия на процесс постепенного вытеснения старого порядка новым. Наоборот, успокоение общества содействовало склонности посвятить себя реальной работе, а в этом было незаметное, но тем более прочное укрепление нового порядка. Ничто не могло доказать населению и правительству пользы, в частности, земских учреждений лучше, чем успешная работа. Ничто не могло укрепить положение самоуправления в той мере, в какой делали это его практические успехи.

По мнению Маклакова, затишье в общественной жизни продолжалось до 1891 года. В этом году в нескольких российских губерниях разразился страшнейший голод. Общественность почувствовала себя обязанной помогать голодающему населению, а правительство первоначально одобрило организацию частной помощи. Такая работа предполагала, конечно, объединение различных представителей общественности и их сотрудничество. Интересно, что представителям общественности и их организациям и в голову не приходило соперничать с правительственными учреждениями, опережать их своими мероприятиями (что, наоборот, имело место полностью во время войны 1914-1917). Общественность просто хотела участвовать в борьбе с голодом, не добывая себе на этом политического капитала. Она хотела поддержать усилия правительства. Этому можно вполне верить, так как вообще общественные деятели, даже те, которые посвятили всю жизнь работе в самоуправлении, тогда совсем не думали о дальнейших политических реформах и уж совсем не думали о конституции. Даже те, которые осуждали бюрократический характер государства и считали желательным углубление и расширение реформ Александра II, все же часто предпочитали самодержавие конституционному режиму. Такова была принципиальная позиция славянофилов. Но и многие другие, считавшие конституцию в конечном итоге неизбежной и относившиеся к ней положительно, думали, что еще не настало время говорить об этом и что абсолютная монархия не дала еще всего, что она может дать. Они считали, что монархия эта должна привести в исполнение дальнейшие моменты либеральной программы и тем самым создать дальнейшие необходимые предпосылки, при которых только и может дать положительные результаты конституционный режим.

К сожалению, несмотря на такой в высшей степени лояльный подход общественности, правительство не в состоянии было без подозрения воспринимать общественные инициативы даже при борьбе с голодом и считало необходимым рассматривать комитеты помощи с политической точки зрения через увеличительное стекло и наконец как можно скорее вообще ликвидировать эту самодеятельность. Голод уже кончился, и это позволяло представить ликвидацию акции помощи как нечто естественное. Но в основе поведения правительства лежала общая тенденция бороться с любой автономной акцией вообще. Тенденция эта в свою очередь возникала если не из прямого убеждения, то во всяком случае из подозрения, которое выразилось в знаменитой «невозможной», по выражению Валуева, речи Победоносцева на заседании 8 марта 1881 года. Речь шла о том, что либеральный принцип автономии, легший в основу реформ Александра II, несовместим с самодержавием.

Поэтому вполне естественно, что либералы в своей защите реформ Александра II прежде всего старались оспаривать эту идею несовместимости с абсолютной монархией всех учреждений, созданных законодательством Александра II, т. е. самоуправления, автономных высших учебных заведений, независимых судов. Они подчеркивали в первую очередь, что все эти институты созданы были абсолютизмом и уже поэтому не могли ему противоречить. Тактически это было, может быть, ловким приемом, но бесспорно представляло собой упрощение и выхолащивание проблемы. Это - пример выхолащивания политической мысли в атмосфере несвободы вообще; размеры его становятся ясными особенно если вспомнить, что проблема сохранения всего, что достигнуто было реформами Александра II, и была единственной политической проблемой, о которой вообще осмеливались дискутировать в прессе. Я сказал, что подход этот можно назвать тактически удачным. Это не значит, что сама эта позиция носила тактический характер. Наоборот, гораздо более вероятно, что это было подлинное убеждение. Но и искренность убеждения, увы, не является ни в коей мере гарантией его правильности.

Маклаков справедливо указывает, что если либеральная пресса и была вполне искренна, в этом пункте правильнее и глубже были не ее высказывания, а высказывания противников. Начала, на которых реформы 60-х годов были построены, говорит Маклаков, «в конце концов действительно неограниченное самодержавие подрывали. Свобода личности и труда, неприкосновенность приобретенных гражданских прав, суд как охрана закона, а не усмотрение власти, местное самоуправление были принципами, которые противоречили неограниченности власти 9 монарха» .

Таким образом, и после 1891 года не пробудился интерес к политическим вопросам; это произошло несколько лет спустя, в царствование Николая II 10 . Очень немногие люди думали, что при Александре III вновь может восторжествовать либеральное направление, а ведь только вера в эту возможность и могла оживить политический интерес. К этим немногим принадлежал Витте. После смерти Александра III он утверждал, что император вполне реально мог бы отклониться от своей антилиберальной политики и вступить на путь шестидесятых годов. Маклаков по этому поводу замечает: «Этому трудно поверить и невозможно проверить» 11 . Витте, однако, по-видимому был искренне в этом убежден. Наоборот, многие верили, что молодой царь Николай II вернется к либеральной политике своего деда. Ведь уже целое столетие, как стало правилом, что антилиберальные монархи в России чередовались с либеральными. За либеральной Екатериной последовал реакционер Павел, а на его место пришел либерал Александр I. После царствования Николая I наступила эпоха либеральных реформ при Александре II. Теперь можно было надеяться, что за антилиберальными тенденциями при Александре III последует новая волна либерализма при новом царе. Все высказывания нового царя, которые хоть в какой-то мере можно было истолковать в этом смысле, - сразу же подхватывались и страстно приветствовались.

Наоборот, старались не слышать всего того, что могло с этой точки зрения 12 разочаровать. Либеральная газета «Русские Ведомости» хвалила заметки царя на полях доклада относительно проблем народного просвещения. Родичев, убежденный сторонник либерализма и даже политического радикализма, на заседании тверского земского собрания воскликнул: «Господа, в настоящую минуту наши надежды, наша вера в будущее, наши стремления все обращены к Николаю II. Николаю II наше ура!» Маклаков, приводящий эти слова Родичева, комментирует: «Кто знал Родичева, согласится, что такие слова о Государе он не мог бы сказать из одной только 13 тактики» . В этой речи Родичева, так же как и в адресе, который тверское земское собрание представило царю, не было даже намеков на желательность конституции. Наоборот, из обоих совершенно ясно вытекало, что в земских кругах ожидают от царя только отказа от антилиберальной политики и возобновления курса шестидесятых годов. Выражалась только надежда, что за органами Земства признано будет право высказывать свое мнение по поводу проблем, входящих в сферу их компетенции, для того чтобы до престола доходило мнение не только ведомств, но и народа. Эта попытка представителей земства обратиться к молодому царю вызвала, однако, с его стороны резко отрицательную реакцию. Во время приема 17 января 1895 года царь произнес ставшую знаменитой фразу, в которой он назвал «бессмысленными мечтаниями» помыслы земств об участии во внутренних государственных делах. За исключением немногих, фразу эту поняли вообще так, что не может быть и речи о какой-либо конституции. На самом деле, как пишет Маклаков, речь шла о выборе между либеральным абсолютизмом Александра II и антилиберальным абсолютизмом Александра III. Выбор совершенно определенно пал на последний 14 . Так что это было не только отказом от дальнейших шагов в либеральном направлении, но осуждением того, что уже существовало, ибо в известных пределах участие земства во внутренних делах государства было не мечтой, а действительностью.

С этого момента начала разверзаться пропасть между общественностью и государственной властью. Пропасть эта все расширялась и наконец привела к революции в 1905 году.

Подозрение, с которым правительство смотрело на земские органы и на любую инициативу, от них исходившую, все больше обострялось. С особой антипатией выступали представители антилиберального направления в ближайшем окружении царя против всех попыток земства проводить какие-либо совместные действия, как бы безобидны эти действия сами по себе ни были. Характерен следующий пример: по случаю коронации, которая должна была иметь место 14 мая 1896 года, согласно старому обычаю председатели губернских земских комитетов должны были преподнести государю хлеб-соль. С этой целью земства должны были приобрести серебряные подносы и солонки. 22 ноября 1895 года Шипов как председатель губернского земского комитета в Москве получил от председателя комитета в Самаре, Племянникова, письмо, в котором тот оповещал московский комитет, что тамошний, самарский, комитет собирается предложить всем прочим губернским комитетам отказаться от покупки подносов и солонок, а вместо этого собранные деньги употребить для создания какого-либо общественно-полезного фонда. Московский комитет тогда постановил предоставить в распоряжение попечительства по рабочим домам, находившегося под покровительством императрицы, сумму в 300000 рублей, состоявшую из вкладов земств всех 34 губерний, в которых были земские органы. Шипов направил соответственное письмо председателям всех губернских комитетов.

Шипов, однако, не отослал письма сразу, а счел правильным сначала доложить о задуманном мероприятии московскому генерал-губернатору Великому Князю Сергею Александровичу; сделал он это именно потому, что знал о недоверии правительства ко всем попыткам земства что-либо совместно предпринимать. Великий Князь сказал Шилову, что у него дет никаких возражений против осуществления этого плана, который ему нравится. На следующий день, однако, под влиянием управляющего его канцелярией Истомина Великий Князь вновь вызвал к себе Шилова и посоветовал ему ничего дальнейшего не предпринимать, а сначала обсудить этот вопрос с новоназначенным министром внутренних дел Горемыкиным, которого как раз ожидали в Москве. Горемыкин принял Шилова весьма любезно, но сказал ему, что не считает желательным такое пожертвование земств в пользу домов для рабочих. Когда Шипов возразил, что ничто не препятствует какому-либо иному употреблению пожертвованных земствами денег, Горемыкин прямо заявил, что он вообще не считает желательным совместное выступление земств по случаю коронационных торжеств. Ведь известно, с каким недоверием многие влиятельные люди и круги смотрят на земские учреждения и особенно на их склонность к объединению 15 . Всеобщее выступление земств только может усилить это отрицательное к ним отношение. Представители земства сочли правильным уступить. Их целью было найти ту или иную законную форму сотрудничества между земствами. Для того чтобы этого достичь, они считали мудрым избегать конфликта с новым министром внутренних дел.

Когда председатели губернских земских комитетов съехались в Москву к коронации, они неоднократно встречались и обсуждали многие проблемы, касающиеся земства, в том числе и значение регулярных контактов и согласование земской деятельности в отдельных губерниях. Незадолго до окончания торжеств все председатели губернских комитетов приняты были министром внутренних дел. После окончания официальной части приема Шипов обратился к министру и просил его назначить время для сообщения, которое он имел ему сделать. Горемыкин попросил его остаться и пригласил в свой рабочий кабинет. Тут Шипов сообщил министру, по поручению и от имени представителей земств, что они придают большое значение просьбе о разрешении председателям губернских земских комитетов регулярно встречаться для обсуждения разных практических проблем земской работы.

Желание это по сути своей было вполне оправданным и даже Горемыкин вынужден был это признать. Кроме того теперь, после бессмысленного запрета общеземского пожертвования в пользу комитета, стоявшего под покровительством императрицы, сам он очевидно был склонен сделать дружественный жест по отношению к земству. Но он заявил, что не может официально разрешить таких совещаний, поскольку они не предусматриваются законом о земских институтах. Шипов отвечал, что понимает это и хочет лишь неофициального согласия министра на частные совещания председателей губернских земских комитетов, с целью избежать всякой нежелательной «таинственности» при организации этих совещаний. На это Горемыкин ответил, что прекрасно отдает себе отчет, что никак не может запретить частных совещаний председателей земских комитетов и что со своей стороны он только советует не привлекать к совещаниям никаких других земских представителей, кроме председателей комитетов, для того чтобы избежать многолюдства и обеспечить деловой характер совещаний. Кроме того, он советует позаботиться о том, чтобы пресса ничего не публиковала об этих совещаниях и чтобы они происходили не в помещениях земских учреждений, а на частных квартирах, что и будет полностью соответствовать их частному характеру. Шипов заявил, что эти условия он считает вполне приемлемыми, однако представители земства не имеют никакого влияния на прессу, а следовательно не могут помешать появлению в ней известий о совещаниях.

Интересно, конечно, заявление министра, что он не может препятствовать частным совещаниям; так же интересен его совет устраивать их на частных квартирах для того, чтобы сохранять их частный характер. В те времена многие представители земства, так же как общественные деятели вообще, имели собственные дома, построенные на принадлежащих им участках земли; это не были жилища, предоставленные государством и куда государство в любую минуту может вселить своего осведомителя. В этих домах люди вели действительно частную жизнь и государство не считало себя в праве - признав гражданский строй - проверять эту частную жизнь, кроме некоторых исключительных ситуаций. Таким образом гражданский строй создал твердую почву для свободы политического суждения и политической дискуссии, по крайней мере, в частной сфере, из которой, впрочем, надо полагать, суждения - и таким образом невидимо рождающееся и растущее общественное мнение - просачивались постепенно наружу, в общество, а иногда прямо потоками в него вливались. Так вот, к слову сказать, из этого вытекают следующие заключения: может быть и можно предполагать, что социализм не обязательно ведет к деспотическому режиму, но зато надо признать как неоспоримый факт, что последовательно проводимый деспотический режим должен быть социалистическим. Он должен таковым стать неизбежно просто из полицейских соображений, поскольку он иначе не может достигнуть необходимой для него степени наблюдения за частной жизнью подданных 16 .

После этого разговора с министром внутренних дел решено было, что председатели губернских земских управ встретятся в начале августа в Нижнем Новгороде, куда многие из них так или иначе собирались ехать в связи с выставкой. На повестку дня совещания поставили две совершенно неполитические проблемы: как можно единообразить методы бухгалтерии во всех земских управах и целесообразны ли пособия от губернских управ в пользу управ уездных, для введения всеобщей школьной повинности. Особенно много обсуждали, как можно устраивать дальнейшие совещания. Все участники считали продолжение и расширение таких совещаний чрезвычайно желательным. При этом указывалось, что такие совещания дают представителям отдельных губерний возможность ознакомиться с методами работы, которые применяются управами других губерний, и что согласование методов, для которых требуется одобрение правительства, повышает шансы такое одобрение получить. Для того чтобы придать этим совещаниям постоянный характер, решено было создать бюро, состоящее из пяти председателей губернских управ, которое и должно заботиться о регулярных созывах и о подготовлении программы совещаний. Следующее совещание должно было состояться в марте 1897 года в Петербурге.

Однако совещание в Петербурге так и не состоялось, потому что вскоре после нижегородского Горемыкин взял обратно свое согласие терпеть подобного рода совещания. Шипов считает, что ему пришлось уступить давлению влиятельных 17 реакционных кругов, в первую очередь Победоносцева. Горемыкин передал Шилову через губернатора, что он пришел к заключению, что ни постоянное бюро по подготовке совещаний, ни сами совещания не могут рассматриваться как чисто частные собрания, прежде всего потому, что председатели земских управ являются по должности своей государственными чиновниками. Поэтому такого рода совещания могут проводиться только с официального разрешения министерства, а для получения 18 такого разрешения нет законных предпосылок. После этого Шипов естественно распорядился прекратить все подготовительные работы по созыву следующего совещания.

Такое сопротивление правительства всякому проявлению активности, хотя бы и вполне законному и бесспорно разумному, если только оно не было по приказанию свыше, а носило автономный характер, было плохим признаком, указывавшим на распад подлинной власти и на исчезновение способности править страной у всех тех, кто стоял во главе бюрократического аппарата и на ком лежала ответственность за судьбы России. Ориу пишет: «...править - значит направлять, ведь людей, стоящих у власти, называют обычно руководителями; и на самом деле речь идет о руководстве, о том, чтобы вести и направлять сквозь все неожиданности внутренней и международной общественной жизни, сквозь все новшества. Основная роль правительства - это решать все время новые трудности, которые возникают и которые интересуют группу. Что же касается старых, уже разрешенных трудностей, если они возникают снова, если вновь идти по тем же путям, то это уже дело не правительства, а администрации» 19 . Но в начале столетия российское правительство смотрело на все новое с недоверием и антипатией. Правительство все больше теряло способность решать новые проблемы, справляться с непредвиденными обстоятельствами, обращать на пользу государства какую-либо деятельность, для которой не находилось обоснования в законе и даже в инструкциях надлежащих ведомств.

Много говорилось о бюрократизации российской государственности при последнем царе, причем это явление резко осуждали. Все время указывали, что бюрократизация чрезвычайно вредна, потому что она препятствует развитию свободных народных сил и делает бесплодной и правительственную деятельность. Тем не менее мне представляется, что при этом проглядели самое опасное в бюрократизации, а именно: что она ведет к дегенерации самого правительства. Полностью бюрократизированное правительство склонно судорожно цепляться за однажды принятый порядок ведения правительственных дел, иными словами трактовать и новые дела и непредвиденные проблемы по ранее установленным схемам. Таким образом, правительство оказывается в плену у административных методов, тех методов, которые действительно принадлежат к сути бюрократии, т. е. административного аппарата. Тем самым правительство утрачивает свою собственную сущность, характеристику власти, ведущей страну сквозь все новое, подчиняя себе неожиданности, а не отрицая их существование или отталкивая их от себя.

Как же дошло до такого принципиально отрицательного отношения правительства ко всему новому? Бесспорно, уже та тенденция, о которой шла речь выше, рассматривать государственные дела вообще с точки зрения борьбы с нигилизмом и терроризмом, представляет собой нечто ненормальное. Постепенно эта склонность превращалась в принципиальную позицию, что первая и главная задача государства - заботиться о спокойствии и порядке. В той мере, в какой сохранение спокойствия и порядка, а не решение положительных проблем государственной жизни, стало центральным пунктом, на котором сосредоточилось внимание правительства, при рассмотрении государственных дел стала преобладать точка зрения полицейская, т. е. не политическая, а административная. Ведь полиция прежде всего - составная часть администрации, а не правительства. Тут я вижу источник процесса, который ведет к превращению правительства в верховный административный орган. Разумеется, покой и порядок - необходимые предпосылки для преследования каких бы то ни было государственных целей вообще. Но если сохранение их становится наивысшей целью и необходимость самодержавия обосновывается тем, что этот строй как никакой другой гарантирует покой и порядок, это признак вырождения государственного мышления. В той мере, в какой это развитие вызвано было борьбой с нигилизмом, оно является примером того, как разлагающие системы разрушают и тех, кто с ними борется. И надо признать правильность государственного инстинкта тех, кто тогда видел спасение России в переходе к конституционному строю. В самом деле, царское правительство вновь проявило себя как правительство лишь с приходом Столыпина, и произошло это не только благодаря его, Столыпина, личным качествам, а и благодаря тому обстоятельству, что Россия тогда имела конституцию и что Столыпину противостояла Дума.

Несмотря на заявление Горемыкина о том, что он берет обратно данное разрешение, совещания земских деятелей происходили и в дальнейшем. Но это уже не были полуофициальные, организованные по плану совещания председателей земских управ, это были совещания земских деятелей, устраивавшиеся, так сказать, «случайно», когда эти деятели по случаю какого-либо общественного события 20 собирались в Москве или в Петербурге. Так, совещания состоялись в августе 1898 года по случаю открытия памятника Александру II в Москве. Понятно, что именно церемония в честь Александра II должна была стать поводом прославления его царствования и тех либеральных принципов, которые были при нем осуществлены. Тут мы имеем яркий пример того, как отказ правительства признать и официально разрешить естественное и нужное проявление общественной жизни оборачивается против самого правительства и его замыслов. Совещания носили теперь полузаконный характер. Кто старательно избегал всего, что могло хотя бы издали напоминать оппозиционные действия, держались от них полностью в стороне. Поскольку не было и не могло быть никаких правил и норм, то не было больше и причины ограничивать участие в совещаниях, допуская на них только председателей земских управ. Наоборот, казалось вполне естественным привлекать к ним и других активных и авторитетных земских деятелей. Таким образом, невольно, или вернее незаметно, произошел известный отбор участников в совещаниях. Земские совещания превратились именно в то самое, чего не хотело правительство: в объединение прогрессивных, а следовательно хоть в некоторой мере оппозиционных земских элементов. Благодаря этому они получили тот политический оттенок, который правительство видело всюду, и там, где его и в помине не было, что в свое время и повело к решению не разрешать официальных технических совещаний председателей земских управ 21 .

Была еще одна группа с тем же составом, т. е. носившая тот же характер, группа, составленная из тех земских деятелей, которые принадлежали к либеральным и 22 прогрессивным кругам общественности. Это была «Беседа» . Она возникла в начале девяностых годов, сначала на основе чисто личных связей. Со временем, однако, она превратилась в место организованных встреч известных общественных деятелей. Существование этого кружка собственно проявлялось всего лишь в издании ряда произведений об аграрной проблеме, об основных принципах самоуправления, о конституциях других стран и пр., т. е. произведений, которые должны были знакомить читателей с идейным наследием либерализма, Но до 1904 года (т.е. до того момента, когда после убийства Плеве министром внутренних дел стал князь Святополк- Мирский) эти произведения не могли появляться на свет как издания «Беседы», а только как личные издания ее отдельных членов. По мнению Маклакова, однако, самым важным было не издание этих произведений, а тот факт, что «Беседа» была хоть и самой примитивной, но все же организацией, которая давала возможность вступать друг с другом в связь представителям общественности почти изо всех губерний.

«Беседа» не была политической партией с определенной программой и совершенно сознательно не хотела ничем подобным становиться. Это был союз представителей передовой общественности, принадлежавших самым разным политическим течениям. К ней принадлежали такие люди, как Кокошкин и Шаховской - левые либералы, которых в сущности надо было бы назвать радикалами-несоциалистами. Но принадлежали к ней и славянофилы, мечтавшие о восстановлении монархии свободной от бюрократических извращений, как например, Хомяков, Стахович, Шипов, те, кого Маклаков называл последними рыцарями самодержавия. Одно было необходимо, чтобы примкнуть к «Беседе»: преданность принципу самоуправления. Преданность эта не могла быть лишь теоретическим согласием. Члены «Беседы» должны были действительно служить этому принципу практической деятельностью в земстве или в городском самоуправлении. По словам Маклакова, «Беседа» хотела оставаться на поприще практической деятельности и практического опыта и не намеревалась уступать интеллигентским абстрактным доктринам. Подход ее к идее революции был, разумеется, совершенно отрицательным. Вообще в «Беседе» не было и следа демагогии, охоты за популярностью; здесь речь шла о пользе для народа, а не о воле народа, как объясняет Маклаков. После 1905 года, когда в России возникли официально разрешенные политические партии, «Беседа» перестала существовать.

Между тем принимались все новые меры, которые, как уже было сказано, не отменяли самоуправление принципиально, но урезывали то тут, то там полномочия земства и ограничивали его самостоятельность. Практические последствия этих мероприятий не были очень значительны. Но в земских кругах они вызывали недовольство. Пропасть между государственной властью и общественностью расширялась. Именно консервативные земские деятели были этим фактом чрезвычайно озабочены. Шипов пишет: «Чувствовалось, что если в ближайшем времени не будет совершена сверху необходимая реформа, вызываемая государственной предусмотрительностью, то в недалеком будущем верховная власть будет вынуждена ходом вещей и под влиянием быстро нараставшего в стране оппозиционного настроения согласиться на более коренное преобразование нашего 23 государственного строя» . Шипов дальше пишет, что проблема эта обсуждалась все более напряженно на частных совещаниях земских деятелей и общественных деятелей вообще.

Тогда принято было решение представить царю докладную записку. Записка эта должна была содержать указания на главные недостатки существовавшей тогда системы государственного управления, а также изложение основных принципов необходимой реформы. Эту записку собирались дать подписать как можно большему числу уважаемых общественных деятелей. Подготовление текста записки собиралась взять на себя небольшая группа. Интересно, что большинство участников этого дела отнюдь не были сторонниками конституционного строя, а считали не бюрократизированное самодержавие, как представляли его себе славянофилы 24 , идеальной государственной формой. Представители этого течения в группе были Н.А. Хомяков, Стахович, Ф Д Самарин и сам Шипов. К умеренным конституционалистам принадлежали С.Н. Трубецкой, Павел Долгоруков и Писарев. Интересно отметить, что в работе группы принял участие и историк Ключевский, который не был ни земским, ни общественным деятелем. Тем не менее члены группы считали правильным доверить ему редактирование записки. Шилову поручено было составить первый проект.

Шипов разработал девять тезисов. В этих тезисах он прежде всего указывал, что современный государственный порядок особенно страдает от недостатка доверия между правительством и общественностью. Правительство исходит из ложной предпосылки, что самостоятельная активность общества и участие его во внутренних государственных делах противоречат принципу самодержавия. Но это совершенно неправильно. Напротив, самодержавие возможно только при тесном контакте между царем и народом. Следовательно бюрократическая система, разделяющая царя от народа, является величайшей опасностью именно для самодержавия. Поэтому необходимо дать свободу общественному мнению и поддерживать и развивать институты самоуправления. Шипов далее рекомендовал привлекать к обсуждению законопроектов в комиссиях при Государственном Совете избранных представителей общественности и особенно самоуправления: т. е. приблизительно то, о чем в свое время думал Лорис-Меликов.

Тезисы эти неоднократно обсуждались. Но никак не удавалось достичь согласия внутри маленькой группы, старавшейся подготовить записку. Трубецкой, к которому присоединился и Долгоруков, считал утопической мысль о восстановлении самодержавия со всем его идеальным содержанием. Он придерживался мнения, что произвол в правительстве можно устранить, только если государственная власть связана будет определенным правопорядком, а этого невозможно достичь без перехода 25 к конституционному режиму. Ф. Самарин отмежевывался от шиповских тезисов поскольку считал, что они содержат лишь одностороннюю критику государственной власти и вообще не упоминают о недостатках общества. Недоверие правительства к общественности, по его мнению, отчасти оправдано характером русского общества. В обществе, говорил он, господствуют отрицательные течения, отрицательное отношение к вере отцов и к национальной истории 26 . Из-за невозможности достичь согласия решили, наконец, отказаться от замысла представить царю записку.

Следующая возможность встречи предоставлена была представителям самоуправления съездом по вопросам кустарной промышленности, который 27 министерство земледелия устраивало в Петербурге в марте 1902 года. К этому времени стали уже известны основные направления для организации местных комитетов, созданных Особым Совещанием по потребностям сельскохозяйственной промышленности. Согласно этим инструкциям, к работе в комитетах должны были привлекаться только представители земских управ, а не земских собраний. Это вызвало в земских кругах сильное недовольство. Некоторые земские деятели доходили до того, что предлагали вообще бойкотировать работу комитетов. В результате решено было созвать съезд в Москве 23 мая для того, чтобы выработать единое поведение по вопросу участия земских деятелей в работах комитетов.

Шипов был избран председателем этого съезда. Отчасти благодаря его влиянию съезд отклонил идею бойкота и выработал программу, которой должны были (или во всяком случае могли) придерживаться земские представители в комитетах при обсуждении предложенных комитетам проблем. В программе этой участники съезда указывали и на общие условия, мешающие развитию сельского хозяйства и сельскохозяйственной промышленности. Чтобы устранить эти неблагоприятные условия, они прежде всего рекомендовали предоставить крестьянам те же гражданские права, которыми пользуются все другие сословия, далее развивать народное просвещение, пересмотреть финансовую политику и наконец дать возможность прессе и представителям общественности вообще свободно обсуждать экономические проблемы.

Хотя съезд и отклонил идею бойкота, представители правительства все же видели в инструкциях земским деятелям в комитетах организацию некой пассивной 28 обструкции. Министр внутренних дел Плеве так и доложил о съезде царю, в результате чего был уполномочен выразить участникам съезда высочайшее неудовольствие. Характерно для Плеве, что чем консервативнее данный участник съезда и чем выше его общественное положение, тем резче и формальнее становился его тон при передаче императорского неодобрения. Так, передавая высочайшее неудовольствие орловскому предводителю дворянства консерватору Стаховичу, Плеве даже не пригласил его сесть и не разрешил ему ни слова сказать в собственное оправдание. Интересно, что, по мнению Маклакова, Плеве видел главных врагов не в революционерах, а в либералах, в первую очередь в тех, которые как раз принципиально отвергали всякое сотрудничество с революционными силами и стремились к законному сотрудничеству с государственной властью. Плеве считал, что они могут разложить самодержавие изнутри, а следовательно они и есть самый опасный враг, и неумолимо их преследовал. Наоборот, он очевидно недооценивал возможности революции в России. В 80-х годах ему удалось искоренить революционные группы. Впоследствии во главе боевой революционной организации стоял агент его тайной полиции Азеф. Таким образом, он по-видимому был убежден, что не трудно справиться с революционными эксцессами. Он даже старался придать борьбе с революцией правовые формы. Директором Департамента Полиции он назначил московского прокурора, т. е. юриста, а в 1903 году вновь было введено 29 слушание судами политических процессов.

В противоположность тому, как он вел себя со Стаховичем, Плеве неожиданно любезно принял Шилова. Передав ему императорское неудовольствие, он еще долго с ним разговаривал (более чем полтора часа), очевидно с намерением уяснить себе, какова настоящая точка зрения и подлинные намерения участников совещания. Сразу после возвращения от министра Шипов записал содержание разговора, по его выражению, с почти стенографической точностью.

Шипов прежде всего обратил внимание Плеве на то, что такие совещания земских деятелей не являются полным новшеством, поскольку они иногда уже имели место и раньше, после 1905 года, правда, не регулярно, а по случаю других официально созванных съездов (как например съезд земледельцев, съезд по вопросам кустарной промышленности, съезд по вопросам народного просвещения), на которые приглашены были и представители органов самоуправления. Земские деятели всегда использовали такие возможности для того, чтобы частным образом вступать в контакт друг с другом. Шипов кроме того указал, что во время последнего совещания «неблагоприятные общие условия обсуждали исключительно с точки зрения нужд сельскохозяйственной промышленности и экономического благосостояния 30 населения» , т.е. с той точки зрения, из которой исходило само правительство при создании Особого Совещания. Наконец он упомянул, что значительное большинство участников отвергло возможность воздержаться от сотрудничества с местными комитетами, установленными правительством.

На это заявление Шилова Плеве дал весьма многозначащий ответ: «Я доложу Государю все, мной от Вас выслушанное, но не знаю, изменит ли Его Величество свое заключение. Со своей стороны, как министр внутренних дел, должен сказать, что Ваши объяснения не могут быть признаны вполне удовлетворительными. То обстоятельство, что не разрешенные законом собрания имели место в течение ряда лет, не может служить оправданием Вашего последнего совещания, и оно не может быть признано законным. Затем, хорошо, что в данном случае благоразумное большинство взяло верх и меньшинство ему подчинилось; но ведь могло быть и обратное, т. е. большинство могло быть неблагоразумным и тогда, может быть, благоразумное меньшинство сочло бы себя обязанным подчиниться. Поэтому такого рода организация не может быть признана законной» 31 .

Во всем этом рассуждении министра, который приходит к заключению, что совещание не может быть признано законным, потому что большинство на нем могло оказаться и неразумным, есть нечто поистине удручающее и свидетельствующее о болезненной слабости правительства.

И дальнейшие разъяснения не убедили Плеве. После встречи с Шиповым он оставался верен своей линии борьбы с консервативным либерализмом. Благодаря его усилиям Витте вынужден был подать в отставку со своего поста министра финансов. Работа Особого Совещания по нуждам сельскохозяйственной промышленности парализована была, как мы уже говорили, сопротивлением Плеве. Шипов, в пятый раз избранный председателем губернской земской управы, не был им утвержден на этом посту, несмотря на то, что Шипов был противником конституционализма и даже принадлежал к романтическим сторонникам самодержавия, причем носил титул 32 камергера. Плеве упрекал Шилова, что он «руководительствует оппозиционной 33 общественной группой с целью постоянного противодействия правительству» . Во время разговора, в котором он сообщил Шилову свое решение не утверждать его в должности председателя земской управы, он сказал еще яснее: «Я признаю Вашу деятельность вредной в политическом отношении потому, что Вы последовательно стремитесь к расширению компетенции и круга ведения общественных учреждений и к созданию организации, объединяющей деятельность земских учреждений различных губерний. Я не могу не согласиться, что мы к этому идем и что разрешение этого вопроса дело недалекого будущего, но вопрос этот может быть разрешен только сверху, а не снизу, и только тогда, когда в этом направлении выскажется определенно воля Государя» 34 . Это мероприятие Плеве тоже принесло плоды, которых он бесспорно не мог желать. Вместо Шилова на должность председателя московской губернской 35 управы избран был убежденный сторонник конституционного строя Ф.А. Головин. Наконец Плеве сообщил адъютанту Великого Князя Сергея Александровича, А. А. Стаховичу, брату того М.А. Стаховича, который очевидно был ему особо немил, что он собирается сместить его брата с поста предводителя дворянства. Лишь смерть, наверное, помешала Плеве осуществить это намерение. 15 июля 1904 года он пал жертвой террористов, причем покушение это осуществлено было боевой группой под руководством его агента Азефа 36 .

Но и представители земства абсолютно не собирались уступать. Они пытались через посредство Витте добиться, чтобы разрешено было постоянным земским совещаниям высказываться по вопросам, связанным с нуждами сельскохозяйственной промышленности. С этой целью Шипов 18 июля 1902 года обратился с письмом к 37 Витте. Осенью того же года Шипов призвал всех председателей губернских земских управ выступить за отмену закона 12 июня 1902 года о системе ветеринарного обслуживания; закон этот значительно урезывал компетенцию самоуправления на этом 38 поприще. Акция эта оказалась успешной. Циркуляром министерства внутренних дел от 23 марта 1903 губернские земские управы оповещены были, что Его Величество согласилось велеть пересмотреть закон от 12 июня 1902.

Но вышеуказанные совместные шаги земских деятелей всегда направлены были лишь на ограниченные конкретные цели. Лишь в апреле 1903 дело дошло до совещаний, носивших более общий характер. 20 апреля этого года министерством внутренних дел созван был съезд, к участию в котором привлечены были и земские деятели. Это вновь предоставило им возможность неофициально встречаться на частных квартирах и обсуждать злободневные вопросы. Тут прежде всего обсуждался вопрос, как должно держать себя земство по отношению к законодательству, частично затрагивающему местные интересы, которое предвещалось манифестом 26 февраля 1903 года. Манифест объявлял о ряде реформ, но ничего не упоминал о том, что представители земских учреждений привлечены будут к обсуждению соответствующих законопроектов, а говорил лишь в общих выражениях о намерении пригласить в связи с этим делом самых достойных людей из провинции. Предложено было открыто указать на необходимость привлечь к разработке таких законопроектов лиц, избранных губернскими земскими собраниями. Но предложение это было отвергнуто - правда, небольшим числом голосов. Уж слишком бы это все-таки напоминало конституцию Лорис-Меликова, а ведь хорошо было известно, что ни царь, ни его советники о ней и слышать не хотят. В результате было постановлено просить правительство представлять законопроекты на оценку земским собраниям в той мере, в 39 какой они касаются положения в провинции и местных нужд.

Таким образом, решение это принято было скорее из тактических соображений, просто потому, что земские круги все больше приходили к убеждению, что представители земства должны быть привлечены к подготовлению законопроектов в Государственном Совете. Но не надо полагать, что все сторонники этой идеи среди земства, или во всяком случае среди его большинства, придерживались мнения, что таким образом насажены будут зародыши конституционного режима. Напротив, правительственные круги действительно склонны были видеть выражение конституционных стремлений в том течении, которое добивалось участия земских деятелей в разработке законодательства не в отдельных исключительных случаях, а на постоянных началах и на основании определенного закона; в этом правительственном толковании наверное была доля правды. Плеве справедливо заметил, что в общественности все больше укреплялось мнение, что положительная работа вообще станет возможной лишь после изменения государственного строя. Сам Плеве довольно точно характеризовал это мнение и это настроение, говоря иронически: «Если мы пошлем наш проект на заключение местных людей... можно заранее сказать, какие ответы мы получим... это будут указания на то, что при современном укладе государственной жизни никакие реформы дорожного дела невозможны, что когда переменится государственный строй, сами собой улучшатся проселочные дороги» 40 .

Наверное было бы ошибочным считать, что такого рода настроение полностью преобладало в земских кругах. Да и сам Плеве такой ошибки не делал. Он говорил, что это не есть мнение избранных земских представителей, а что так думает технический персонал из рядов интеллигенции, те люди, которых принято было называть «разночинцами», «третьим элементом» и высказывания которых часто искажали подлинный голос земства. Но с другой стороны, так же неправильно преувеличивать контраст в этом отношении между избранными представителями населения и техническим персоналом. Убеждение в том, что без перехода к конституционному строю в России вообще нельзя достичь никакого прогресса, укоренялось во все более широких кругах. Такие люди, как Шипов, видевшие величайшее несчастье в необходимости вести борьбу с правительством Его Величества и считавшие своим долгом «всеми силами и доступными мерами противодействовать конституционным течениям» 41 , люди, которые, как Шипов, не хотели отказываться от надежды, что «государственная власть добровольно откажется от пагубной политики недоверия и 42 преследования свободного проявления личной и общественной жизни» были теперь уже лишь меньшинством среди представителей земской общественности. Большинство земских деятелей присоединилось постепенно к сторонникам политического радикализма, т. е. к так называемому «Союзу Освобождения».

Этот ход событий, который, как мы вскоре увидим, чрезвычайно неблагоприятно отразился на процессе превращения России в конституционное правовое государство, в основном был делом рук Плеве с его чрезвычайно негибкой политической линией и с резкостью и суровостью его политических мероприятий 43 . Об этом совершенно ясно и четко свидетельствует Шипов: «Многие земские деятели заявляли мне, что они согласны были с моей политической программой действий и не теряли надежды, что правительство в конце концов сознает необходимость удовлетворить самые умеренные и лояльные пожелания общества, но после не- утверждения меня министром в должности они потеряли всякую надежду на возможность мирного разрешения вопроса и были приведены к убеждению в неизбежности перейти на путь политической борьбы с существующим политическим строем. Такого рода факты... вызывали во мне тревожные мысли и опасения еще большего усиления и углубления разлада между государственной властью и обществом. Политика министра внутренних дел возбуждала раздражение в широких кругах населения, а чувство недовольства существующими порядками невольно переносилось на основу нашего государственного строя» 44 (т.е. на самодержавие). И Маклаков считает, что Плеве своей политикой оказал услугу освободительному движению и Союзу Освобождения 45 .

Примечания:

1 Мещерский. Воспоминания, том III, стр. 2.
2 Шипов. Воспоминания и думы о пережитом. Москва, 1918, стр. 132. В дальнейшем будет называться «Воспоминания».
3 Маклаков, ук. соч., стр. 15 и далее.
4 Мещерский. Воспоминания, т. III, стр. 287. См. также: Победоносцев. Письма Александру III. Москва, 1926, т. II, стр. 236 и далее. Недоверие свое к дворянству Победоносцев выразил, например, на совещании для обсуждения Булыгинского проекта Думы (19-26 июля 1905 года). См.: Петергофское Совещание о проекте Государственной Думы. П-д, 1917, стр. 150.
5 Мещерский, ук. соч., стр. 336. Достойно внимания то обстоятельство, что Витте в своих воспоминаниях неоднократно называет Победоносцева нигилистом.
6 Маклаков, ук. соч., стр. 27 и далее.
7 Маклаков, ук. соч., стр. 130.
8 Маклаков, ук. соч., стр. 27.
9 Маклаков, ук. соч., стр. 24.
10 Шипов и Маклаков на этом сходились. Маклаков, ук. соч., стр. 131. Шипов. Воспоминания. Предисловие.
11 Маклаков, ук. соч., стр. 272.
12 Маклаков, ук. соч., стр. 132 и далее.
13 Маклаков, ук. соч., стр. 134.
14 Маклаков, ук. соч., стр. 135 и далее.
15 Шипов, ук. соч., стр. 66 и далее.

16 Знаменательно, что с обострением реакционной линии правительственные учреждения стали прибегать к мероприятиям, которые воспринимались как социалистические. Так например, в статье, опубликованной сборником «Освобождение» в Штуттгарте в 1903 году под заглавием «Мысли о современном положении России» за подписью Земец, мы читаем: «В Москве распоряжением оберполицмейстера проводятся меры социализма и "Московские Ведомости" начинают во всеобщее сведение проповедывать как программу правительства, что самодержавие разрешит мировую проблему и перенесет Россию через голову буржуазного строя Европы прямо в будущий век великого идеала социализма» (стр. 168). Бывший социалист Тихомиров неоднократно подчеркивает, что крайне правые организации, боготворившие самодержавие, отвергавшие конституционализм и провозглашавшие крайний национализм и прежде всего антисемитизм, совершенно определенно выражали и проводили в жизнь социалистические тенденции. То же самое подтверждает и известный представитель бюрократического мира Крыжановский, державшийся вдали от всех политических организаций вообще и в особенности от всех петербургских политических салонов. Он пишет: «Крайне правое крыло этого движения (Союзы Русского Народа) усвоило себе почти ту же социальную программу и почти те же приемы пропаганды, какими пользовались партии революционные. Разница была в том лишь, что одни обещали массам насильственное перераспределение собственности именем Самодержавного Царя, как представителя интересов народа и его защитника от утеснения богатых, а другие - именем рабочих и крестьян, объединенных в демократическую или пролетарскую республику». (Воспоминания. Берлин, без даты, стр. 153). Интересно, что и Витте ясно видел, что самым верным способом для ликвидации либерализма является раздробление поместий и распределение их среди крестьян, поскольку это было бы социальным уничтожением того слоя, из которого рождался и исходил либерализм. Он и сказал это Петрункевичу с поразительной откровенностью, хотя сразу же добавил, что правительство ничего подобного не имеет в виду и даже, наоборот, считает совершенно невозможным. Витте спрашивает: «Вы думаете, что правительство обнаружило свое бессилие и не может справиться с общественным движением без помощи этого самого общества? А я вам скажу, что правительство располагает средством, с помощью которого оно не только может раздавить общественное движение, но и нанести ему такой удар, от которого оно не оправилось бы - стоит только пообещать крестьянам наделить каждую семью 25 десятинами земли, - все Вы, землевладельцы, будете сметены окончательно. Правительство, конечно, не может прибегнуть к этому способу, но Вы не должны забывать этого» (Петрункевич, ук. соч., стр. 429).

17 Шипов, ук. соч., стр. 80.
18 Шипов, ук. соч., стр. 79 и 68.
19 Ориу. Административное право. 8-е изд., стр. 71; Принципы публичного права. 2-е изд., стр. 19.
20 Шипов, ук. соч., стр. 132, 80 и далее.
21 Маклаков, ук. соч., стр. 298 и далее.
22 Об этом Маклаков, ук. соч., стр. 291-297.
23 Шипов, ук. соч., стр. 134.
24 Несущественно мнение Шипова о том, что несправедливо называть его славянофилом. Его политические убеждения несомненно корнями уходят в мировоззрение славянофилов.
25 Шипов, ук. соч., стр. 154.
26 Шипов, ук. соч., стр. 153.
27 Шипов, ук. соч., стр. 158.
28 Шипов, ук. соч., стр. 169.
29 Маклаков, ук. соч., стр. 317 и далее.
30 Маклаков, ук. соч., стр. 174.
31 Шипов, ук. соч., стр. 174.
32 Маклаков, ук. соч., стр. 317.
33 Шипов, у к. соч., стр. 206.
34 Шипов, ук. соч., стр. 234.
35 Шипов, ук. соч., стр. 237.
36 Маклаков, ук. соч., стр. 317 и далее.
37 Шипов,ук. соч., стр. 194.
38 Шипов, ук. соч., стр. 199.
39 Шипов, ук. соч., стр. 225.
40 Шипов, ук. соч., стр. 223.
41 Шипов, ук. соч., стр. 214.
42 Там же.
43 Шипов, ук. соч., стр. 237.
44 Шипов, ук. соч., стр. 237.
45 Маклаков, ук. соч., стр. 318 и 300.



11 мая 1881 г. император Александр III опубликовал манифест, который подтверждал незыблемость принципов самодержавия. Этот документ, подготовленный ученым-правоведом, государственным деятелем Константином Победоносцевым, похоронил надежды либеральных кругов на конституционные изменения государственного строя Российской империи. Эти надежды появились в период правления императора Александра II. В конце его правления был составлен проект, направленный на ограничение самодержавия в пользу органов с ограниченным представительством. Права уже существующего Государственного совета расширялись, также собирались учредить «Общую комиссию» (съезд) формировавшейся «по назначению» правительства и частью представителями земств.

Проводником данного «конституционного проекта» был министр внутренних дел Михаил Лорис-Меликов, который в конце царствования Александра II имел чрезвычайные полномочия, а также министр финансов Александр Абаза. Поддерживали идею и многие другие государственные деятели и министры. Император Александр II был склонен поддержать этот проект, и утвердил его. На 4 марта 1881 года было назначено обсуждение плана на заседании совета министров, с последующим вступлением в силу. Однако 1 марта император был убит.

8 марта 1881 г., уже при царе Александре III состоялось обсуждение. Большинство министров поддержали идею. Против, выступил граф Сергей Строганов, он справедливо считал, что «власть перейдет из рук самодержавного монарха… в руки разных шалопаев, думающих… только о своей личной выгоде» и Победоносцев - «надобно думать не об учреждении новой говорильни, …а о деле». Император некоторое время колебался, прежде чем выбрать стратегический курс своего правления, занимая нейтральную позицию между партиями «либералов» и «государственников». Но в итоге избрал курс на укрепления самодержавного строя.

Это был правильный выбор. Надо отметить, что вирус либерализма всегда ослаблял силу России. Российское государство в силу своего исторического развития, стратегического положения и территории – практически всегда было империей, которой требуется сильная, централизованная власть. Правление царя-«освободителя» серьезно расшатало устои империи. Либеральная экономическая политика, которая характеризовалась отказом правительства Александра II от промышленного протекционизма, активными внешними займами, привела к экономическому кризису.

С момента введения либерального таможенного тарифа в 1857 году к 1862 году переработка хлопка в Российском государстве уменьшилась в 3,5 раза, а выплавка чугуна сократилась на 25 %. В 1868 году был введен новый таможенный тариф, который продолжил либеральный курс. Пошлины на импорт были снижены в среднем в 10 раз, а по некоторым товарам в 20-40 раз. В результате весь период царствования Александра II и до второй половины 1880-х гг. продолжалась экономическая депрессия. Свидетельством медленного промышленного роста в период правления Александра Николаевича является производство чугуна. С 1855-1859 по 1875-1879 гг. рост составил всего 67% (для сравнения, в Германии выплавка чугуна увеличилась за это время на 319 %), а с 1880-1884 по 1900-1904 гг. рост производства составил 487%.

Ухудшилась ситуация и в сельском хозяйстве. Считалось, что крестьянская реформа приведет к росту производительности в этой важнейшее отрасли народного хозяйства, но эти ожидания не оправдались. Урожайность выросла только в 1880-е годы. Голода, как массового явления, в России не знали со времен Екатерины II, в период правления Александра II голод снова вернулся в российские селения.

Либеральный таможенный тариф мешал развитию отечественной промышленности и привел к серьезному увеличению импорта. К 1876 году ввоз вырос почти в 4 раза. Если ранее торговый баланс государства был все время положительным, то в течение правления Александра II происходило его постоянное ухудшение. С 1871 г. торговый баланс в течение нескольких лет был отрицательным. В 1875 году дефицит достиг своего рекорда - 35 % от объёма экспорта (162 млн. рублей). Это приводило к утечке золота из страны и обесцениванию рубля. Ситуация ухудшилась настолько, что в конце правления Александра Николаевича правительство стало прибегать к повышению пошлин на импорт, это позволило несколько улучшить внешнеторговый баланс.

В заслугу Александру II ставят быстрое развитие железнодорожной сети, что стимулировало российское паровозо- и вагоностроение. Но развитие сети железных дорог сопровождалось массовыми злоупотреблениями и ухудшением финансового положения России. Огромные государственные (народные) деньги ушли на поддержание частных компаний, которым государство гарантировало покрытие их расходов и поддерживало субсидиями. Частники ради получения государственных субсидий искусственно завышали свои траты. Невыплаченные обязательства русского правительства перед частными железнодорожными фирмами в 1871 г. составляли 174 млн. руб., а через несколько лет превысили полмиллиарда рублей (это была огромная по тем времена сумма). Складывалась совершенно возмутительная картина, когда фактически построенные на государственные деньги железные дороги принадлежали частным фирмам, и государство ещё и возмещало им убытки, часто завышенные. Хищничество и обман процветали. Впоследствии Александру III пришлось ликвидировать последствия столь неразумных шагов и возвращать под контроль государства железные дороги. Этот опыт показал, что железные дороги нельзя отдавать в частные руки, «железнодорожные короли» думают в первую очередь о своем кармане, а не о стратегических интересах государства и благе народа. К тому же дороги часто были плохими, с плохой пропускной способностью. В результате государство (народ) понесло огромные убытки.

При императоре Николае I внешних займов почти не было, в правление Александра II государство для покрытия расходов бюджета стало активно к ним прибегать. Это ставило Россию в зависимость от финансовых структур Запада. Кредиты брали на чрезвычайно невыгодных условиях: комиссия банкам составляла до 10 % от суммы за заимствования. Кроме того, займы размещались, как правило, по цене 63-67 % к его номиналу, в результате в казну приходило чуть более половины от суммы займа, а долг считался на полную сумму, с полной же суммы взимали и 7-8 ежегодных процентов. Российская империя получила бремя огромного долга: 1862 г. - 2,2 млрд. руб., начало 1880-х годов - 5,9 миллиардов рублей. При «Освободителе» с 1859 года был отменен твердый курс рубля к золоту, которого придерживались при Николае I, в обращение ввели кредитные деньги, не имевшие твердого курса к драгоценному металлу. В 1860-е и 1870-е годы правительство было вынуждено, для покрытия дефицита бюджета, прибегать к выпуску кредитных денег, что приводило к их обесцениванию и исчезновению из оборота металлических денег. Попытки снова ввести твердый курс бумажного рубля к золоту провалились.

В целом экономический курс правительства Александра Николаевича привёл к упадку промышленности, растрате сил и средств, финансовой зависимости от западного мира, процветанию узкой группы хищнической буржуазии. Депрессии в экономике сопутствовал рост коррупции, воровства. Наиболее крупными «кормушками» была финансовая сфера, различные финансовые посредники присваивали значительную часть государственных займов и железнодорожная отрасль. Ряд крупных чиновников участвовал в учреждении железнодорожных компаний, помогая им своим административным ресурсом. Кроме того, предприниматели платили чиновникам крупные взятки за те или иные разрешения в свою пользу. Дело дошло до того, что, по мнению ряда современников и исследователей нечист на руку был и сам император. Как отмечал русский историк П. А. Зайончковский, Александр имел «весьма своеобразное представление о честности». В его правление раздавались концессии на железные дороги фаворитам и фавориткам для улучшения их финансового положения. Часто такие сделки проходили под влиянием его любовницы и будущей морганатической жены княжны Екатерины Долгоруковой, получившей титул cветлейшей княгини Юрьевской. Весьма вольно император распоряжался и казной, подарил братьям ряд богатых имений из государственных земель, позволил построить за государственный счёт роскошные дворцы.

Во внешней политике правительство Александра II также допустило ряд грубых стратегических просчетов. Достаточно вспомнить аферу с продажей Русской Америки. Множество ошибок было совершено и на балканском направлении, где Россия сначала позволила себя втянуть в ненужную ей войну с Турцией, во время самой кампании, а затем во время мирных переговоров, когда Петербург позволил отобрать у него значительную часть плодов победы.

Именно во время правления Александра II было создано революционное подполье, которое уничтожит империю в 1917 году. В царствование Николая революционная деятельность была сведена практически к нулю. Усилилась и социальная база революционеров. Произошел значительный рост крестьянских выступлений, увеличилось число протестных групп среди интеллигенции и рабочих. Впервые Россия узнала, что такое террор, который принял массовый характер. К концу царствования Александра Николаевича протестные настроения проникли в дворянство и армию. Дошло до того, что либеральная общественность рукоплескала террористам. Российская империя ускоренным курсом шла к революции. Гибель императора стала закономерным итогом его деятельности. Кто сеет ветер, тот пожнет бурю.

Император Александр III успокоил Россию. Своим Манифестом о незыблемости самодержавия он внушил уверенность в курсе правительства всем государственникам. Либерально настроенные министры и высшие чиновники были отправлены в отставку. Ключевое Министерство внутренних дел возглавил «славянофил» Николай Игнатьев, а военное ведомство Пётр Ванновский. Начался период контрреформ, которые привели к стабилизации державы.

Деятельность Александра Александровича вела к процветанию империи и росту её мощи. При Александре III прозванным Миротворцем Россия не вела внешних войн, но её территория увеличилась на 429 895 кв. км, для сравнения, площадь современной Великобритании - 243 809 кв. км. С 1881 по 1894 год постоянно проводились мероприятия по модернизации вооруженных сил и укреплению обороноспособности Российской империи. Численность русской армии к концу правления Александра III достигала почти 1 млн. человек, что составляло около 1% от населения России. В военное время Российское государство могло быстро мобилизовать 2,7 млн. человек. Военные преобразования, которые провел военный министр Ванновский, значительно усовершенствовали и укрепили армию.

Большое внимание государь уделил созданию сильного военно-морского флота, который после Крымской войны так и не восстановил свою мощь. По поручению Александра Александровича морское ведомство разработало программу кораблестроения на 1882 - 1900 гг.: собирались ввести в строй 16 эскадренных броненосцев, 13 крейсеров, 19 мореходных канонерок и более 100 миноносцев. К 1896 году спустили на воду 8 эскадренных броненосцев, 7 крейсеров, 9 канонерок и 51 миноносец. Началась реализации программы по строительству новых броненосцев водоизмещением до 10 тыс. тонн, вооруженных четырьмя орудиями калибра 305 мм и двенадцатью орудиями калибра 152 мм. К концу правления императора водоизмещение русского военного флота достигло 300 тыс. тонн. Русский флот теперь уступал только британскому и французскому.

В 1882 году государь утвердил программу строительства стратегической сети железных дорог. В Российской державе, стране бескрайних просторов железные дороги имели огромное военно-стратегическое и экономическое значение. Они «железными поясами» стягивали тело империи в единое целое. Разветвленная сеть железнодорожных коммуникаций позволяла, как подтягивать войска к фронту из глубины страны, так и маневрировать ими вдоль линии фронта. Железные дороги имели огромное значение в снабжении войск всем необходимым. Железные дороги способствовали росту тяжелой промышленности, машиностроения, развитию торговли и экономики в целом. В 1880-е годы было завершено строительство Закавказской дороги. Затем построили Закаспийскую линию, которую в 1890-е годы продолжили до Ташкента и Кушки. Началось сооружение Транссибирской магистрали. За 13 лет правления Миротворца сеть железных дорог в России увеличилась почти на 10 тыс. верст (с 21 229 до 31 219). Строило железные дороги теперь преимущественно государство. Была проведена частичная национализация железных дорог – к концу века из 44 частных компаний осталось всего лишь 6. Доля государства в железных дорогах стала преобладающей. Железные дороги перестали быть убыточными для государства и стали приносить прибыль.

В развитии промышленности были достигнуты большие успехи. Настоящая техническая революция произошла в металлургии. Производство стали, чугуна, нефти, угля росло рекордными темпами. Российское правительство вернулось к протекционистской политике, которая проводилась при Николае I. В течение 1880-х гг. несколько раз повышали пошлины на импорт. С 1891 года ввели новую систему таможенных тарифов, самых высоких за предыдущие несколько десятков лет. На большинство видов импортных товаров были введены пошлины в размере 25-30 %, а по некоторым товарным группам, вроде предметов роскоши, до 70 %. Это способствовало не только росту промышленности, но и улучшению внешнеторгового баланса и укреплению финансовой системы государства. Это было настоящее «русское чудо», которое обычно забывают, увлекаясь разоблачением «реакционного режима» Александра III, всего лишь за десятилетие (1887-1897 гг.) промышленное производство в России было удвоено.

Значительно улучшилось состояние государственных финансов. На них благотворно действовал протекционизм правительства и бурное развитие промышленности. Кроме того, было замедлено увеличение госдолга, уменьшилась доля государственного бюджета, которую тратили на обслуживание государственного долга. Ввели госмонополию на торговлю спиртными напитками. Началась подготовка к введению золотого рубля, реформу провели уже после смерти императора-богатыря. Была отменена подушная подать, что улучшило положение людей. Казну старались пополнять через косвенные налоги. Император предпринял мер и по борьбе с коррупцией. Ввели запрет для чиновников на участие в правлениях частных акционерных обществ и ряд других ограничений. Старался император ограничить и аппетиты императорской фамилии, двора.

В области внешней политики Александр Александрович был свободен от каких бы то ни было внешних влияний. Это был настоящий самодержец. Россия не ввязалась ни в одну войну, русские солдаты не умирали ради чужих интересов. Государь считал, что России незачем искать друзей в Западной Европе и влезать в европейские дела. Известны, ставшие уже крылатыми, слова царя Александра: «Во всем мире у нас только два верных союзника – наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся на нас». Одновременно Россия укрепляла свои позиции на Дальнем Востоке, в отношениях с Китаем, Японией, Кореей, Монголией.

На громадном пространстве Средней Азии была проложена железная дорога, которая соединила восточное побережье Каспия с центром российских среднеазиатских владений - Самаркандом и рекой Амударьей. Надо сказать, что император Александр III настойчиво стремился к полному объединению с коренной территорией России всех её окраин. Поэтому было упразднено Кавказское наместничество, уничтожены привилегии прибалтийских немцев. Иностранцам, включая поляков, было запрещено приобретать земли в Западной России, в том числе и в Белоруссии. Вообще надо отметить большую роль императора в «русификации» империи. Он лично своим примером, прививал «русскость» верхушке державы, которая была поражена вирусом западничества. Внутреннее укрепление России одновременно вело и к усилению её позиций на мировой арене.

Император большое внимание уделял музыке, изобразительному искусству, был одним из учредителей Русского исторического общества и его председателем, занимался собиранием коллекций старинных предметов и реставрацией исторических памятников. Большое внимание было уделено росту образования простого населения: число церковно-приходских школ в его правление выросло с 4 тыс. до 31 тыс., в них обучалось более 1 млн. детей. Император был безупречен в личной жизни.

Приложение. Текст манифеста

Объявляем всем верным Нашим подданным:
Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученическою кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления.
Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, пред Лицем Всевышнего Бога, веруя, что предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит нас Своею Всесильною помощью. Веруем также, что горячие молитвы благочестивого народа, во всем свете известного любовию и преданностью своим Государям, привлекут благословение Божие на Нас и на предлежащий Нам труд Правления.
В Бозе почивший Родитель Наш, прияв от Бога Самодержавную власть на благо вверенного Ему народа, пребыл верен до смерти принятому Им обету и кровию запечатлел великое Свое служение. Не столько строгими велениями власти, сколько благостью ее и кротостью совершил Он величайшее дело Своего Царствования - освобождение крепостных крестьян, успев привлечь к содействию в том и дворян-владельцев всегда послушных гласу добра и чести; утвердил в Царстве Суд, и подданных Своих, коих всех без различия соделал он на всегда свободными, призвал к распоряжению делами местного управления и общественного хозяйства. Да будет память Его благословенна во веки!
Низкое и злодейское убийство Русского Государя, посреди верного народа, готового положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, - есть дело страшное, позорное, неслыханное в России, и омрачило всю землю нашу скорбию и ужасом.
Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений.
Да ободрятся же пораженные смущением и ужасом сердца верных Наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род Наследственной Царской Власти. Под сению Ее и в неразрывном с Нею союзе земля наша переживала не раз великие смуты и приходила в силу и в славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы ее.
Посвящая Себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой, к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, - к утверждению веры и нравственности, - к доброму воспитанию детей, - к истреблению неправды и хищения, - к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ее, Возлюбленным Нашим Родителем.
Дан в С.-Петербурге, в 29-й день Апреля, в лето от Рождества Христова тысяча восемьсот восемьдесят первое, Царствования же Нашего в первое.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Высочайший манифест 29 апреля 1881 г., открывший правление Александра III, был принят вскоре после гибели от рук террористов императора Александра II и под впечатлением от этого события. Подведя итоги правлению Александра II, новый император дал понять, что намерен править самодержавно, ориентируясь на консервативные ценности.

1 марта 1881 г. на Екатерининском канале в Санкт-Петербурге был убит император Александр II. Накануне полиция вышла на след исполкома «Народной воли» (27 февраля был арестован его член А. Желябов), но и революционеры «обложили» государя.
В это время либеральные придворные круги убеждали Александра II «увенчать здание» политических реформ созданием всероссийского представительного органа. Министр внутренних дел М. Лорис-Меликов подготовил проект, предполагавший привлечение к законодательству представителей земств и городов. Они должны были получить законосовещательные полномочия при Государственном совете. Александр II колебался в отношении этого проекта, опасаясь, что стоит созвать депутатов, они могут потребовать себе законодательных полномочий.
Успешное покушение на царя было подготовлено группой народовольцев во главе с С. Перовской. Революционеры заложили бомбу под Малой Садовой улицей. Но когда кортеж императора поехал в сторону Екатерининского канала, Перовская направила туда бомбометателей. Первую бомбу бросил Н. Рысаков и повредил карету. Александр II, выйдя из нее, был смертельно ранен второй бомбой, которую под ноги царю бросил второй метальщик - И. Гриневицкий, сам погибший от взрыва. На допросах Н. Рысаков выдал своих товарищей: С. Перовскую, А. Михайлова, Н. Кибальчича, изготовлявшего бомбы и др. Арестованный накануне А. Желябов добровольно потребовал «приобщения себя к делу 1-ого марта».
Оставшиеся на свободе члены Исполкома «Народной воли» 12 марта обратились к Александру III с условиями прекращения терроризма: «Условия, которые необходимы для того, чтобы революционное движение заменилось мирной работой, созданы не нами, а историей. Мы не ставим, а только напоминаем их. Этих условий - по нашему мнению, два: 1) Общая амнистия по всем политическим преступлениям прошлого времени, так как это были не преступления, но исполнение гражданского долга.
2) Созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделки их сообразно с народными желаниями».
Выборы должны были быть свободными и проведенными в условиях широких гражданских свобод, которые подробно перечислены в заявлении Исполкома.
Вот единственное средство к возвращению России на путь правильного и мирного развития. Заявляем торжественно, пред лицом родной страны и всего мира, что наша партия с своей стороны безусловно подчинится решению народного собрания, избранного при соблюдении вышеизложенных условий, и не позволит себе впредь никакого насильственного противодействия правительству, санкционированному народным собранием.
Итак, ваше величество - решайте. Перед вами два пути. От вас зависит выбор. Мы же затем можем только просить судьбу, чтобы ваш разум и совесть подсказали вам решение единственно сообразное с благом России; вашим собственным достоинством и обязанностями перед родною страной».
Но правительство, в согласии с явным большинством населения, пошло по пути наращивания репрессий. Участники подготовки и осуществления покушения 3 апреля 1881 были повешены, не избежал этой участи и Рысаков. В 1883 г. в результате новых провалов «Народная воля» была разгромлена.
Убийство Александра II имело совсем не те результаты, на которые рассчитывали народовольцы. Новый император Александр III хоть и боялся покушений и предпочитал жить под строжайшей охраной в Гатчине, взял курс на частичную ликвидацию реформ своего отца. Он не собирался вступать в диалог с оппозицией, делая все для уничтожения революционного движения. Консервативный лагерь не был дезорганизован, а, напротив, сплотился, получил дополнительную поддержку как раз в народе, волю которого стремились выражать народовольцы. Были созданы массовые антиреволюционные организации «Священная дружина» (инициатором ее создания был будущий видный государственный деятель С. Витте), «Добровольная охрана» и др.
6 марта 1881 г. обер-прокурор К. Победоносцев писал новому императору Александру III: «час страшный и время не терпит. Или теперь спасать Россию и Себя, или никогда. Если будут Вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надобно уступать так называемому общественному мнению, - о, ради Бога, не верьте, Ваше Величество, не слушайте». Победоносцев обвинил Лорис-Меликова в том, что он «фокусник и может ещё играть в двойную игру». Намекая на армянское происхождение графа, Победоносцев писал, что «он – не патриот русский». 21 апреля министры М. Лорис-Меликов, А. Абаза и Д. Милютин пытались убедить Александра III, что настало время продолжить реформы вплоть до создания представительного органа власти. Александр III отверг эти идеи. Он поручил Победоносцеву составить проект Манифеста, который должен был анонсировать курс нового царствования.
Отдав должное заслугам Александра II – отмене крепостного права, судебной и земской реформе, похвалив и дворян-владельцев, «всегда послушных гласу двора и чести», Манифест чётко объявил о незыблемости самодержавия. Распространившейся в России «гнусной крамоле» Манифест противопоставляет веру, нравственность, «доброе» (хорошее) воспитание детей, борьбу с «неправдой и хищением», водворение порядка и правды в действии учреждений, дарованных Александром II.
Текст Манифеста обсуждался министрами 28 апреля. Лорис-Меликов и Абаза были возмущены его содержанием, которое перечёркивало надежды на дальнейшие реформы. После принятия Манифеста, 30 апреля Лорис-Меликов подал в отставку. Ушли в отставку и другие реформаторы.
4 мая 1881 г. К. Победоносцев писал императору: «В среде здешнего чиновничества манифест встречен унынием и каким-то раздражением: не мог и я ожидать такого безумного ослепления. Зато все здравые и простые люди несказанно радуются. В Москве ликование, – вчера там читали его в соборах и было благодарственное молебствие с торжеством». Эпоха реформ закончилась, начался длительный период укрепления самодержавия, который продолжился и после смерти Александра III в 1894 г.

О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому Величеству и Государству, к искоренению гнусной крамолы, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений России
Объявляем всем верным Нашим подданным:
Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученической кончиной, а на Нас возложить Священный долг Самодержавного Правления.
Повинуясь воле Провидения и Закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, пред Лицем Всевышнего Бога, веруя, что, предопределив Нам дело Власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит Нас Своею Всесильной помощью. Веруем также, что горячия молитвы благочестиваго народа, во всем свете известнаго любовию и преданностью своим Государям, привлекут благословение Божие на Нас и на предлежащий Нам труд Правления.
В Бозе почивший Родитель Наш, прияв от Бога Самодержавную власть на благо ввереннаго Ему народа, пребыл верен до смерти принятому Им обету и кровию запечатлел великое Свое служение. Не столько строгими велениями власти, сколько благостью ея и кротостью совершил Он величайшее дело Своего Царствования – освобождение крепостных крестьян, успев привлечь к содействию в том и дворян-владельцев, всегда послушных гласу добра и чести; утвердил в Царстве Суд и подданных Своих, коих всех без различия соделал навсегда свободными, призвал к распоряжению делами
местнаго управления и общественнаго хозяйства. Да будет память Его благословенна вовеки!
Низкое и злодейское убийство Русского Государя, посреди вернаго народа, готоваго положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, – есть дело страшное, позорное, неслыханное в России и омрачило всю землю нашу скорбию и ужасом.
Но посреди великой Нашей скорби Глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело Правления в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину Самодержавной Власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений.
Да ободрятся же пораженныя смущением и ужасом сердца верных Наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род Наследственной Царской Власти. Под сению Ея и в неразрывном с Нею союзе земля наша переживала не раз великия смуты и приходила в силу и в славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы ея.
Посвящая Себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и Государству верой и правдой к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, – к утверждению веры и нравственности, – к доброму воспитанию детей, – к истреблению неправды и хищения, – к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ея, Возлюбленным Нашим Родителем.
Дан в С.-Петербурге, в 29-й день Апреля, в лето от Рождества 235 Христова тысяча восемьсот восемьдесят первое, Царствования же Нашего в первое.

Боханов А. Н. Император Александр III. М., 2001.

Письма Победоносцева к Александру III. М., 1925, Т. I.

Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX - н. XX вв.) Сборник документов и материалов. М., 2000 г.

Тайная полиция при Александре III (Нормативные документы) // Отечественные архивы. 1998. № 4. С. 88-91.

Троицкий Н.А. Крестоносцы социализма. Саратов, 2002.

Почему этот Манифест получил неофициальное название «О незыблемости самодержавия»? Какие положения текста подтверждают это наименование?

Какие предложения выдвигались весной 1881 г. по поводу государственного устройства России?

Какую позицию занял по этому поводу император Александр III? Кто советовал ему занять такую позицию?

Какие средства предлагал Манифест для преодоления возникшего политического кризиса? Ценностям какой идеологии соответствуют эти предложения?

Александр III (1881 – 1894).

Вступив на престол после гибели своего отца от бомбы террориста, Александр III взял курс на искоренение либерализма и укрепление самодержавия.

Политику реформ Александра II иногда называют «революцией сверху». Политику Александра III вполне можно назвать «контрреформами сверху».

Это подразумевает, что проводившиеся преобразования имели целью повернуть жизнь вспять, отказаться от многого, сделанного в прежнее царствование.

И министры, и сам Александр III весьма критически оценивали опыт преобразований Александра II.

Концепция перехода с пути реформ на путь контрреформ была разработана главным ее идеологом К.П. Победоносцевым.

«Манифест о незыблемости самодержавия».

Политическая программа Александра III изложена в составленном К.П. Победоносцевым и подписанном императором 29 апреля 1881 г. документе, известном в истории как «Манифест о незыблемости самодержавия». Основные его положения: поддержание порядка и укрепление самодержавной власти, введение режима строжайшей экономии, возвращение к исконным русским началам и обеспечение приоритета русских интересов во всех делах.

Манифест утверждал «силу и истинность» самодержавной власти и готовность охранять ее «от всяких на нее поползновений». Манифест, не оставлявший надежд на мирное, «сверху», преобразование изжившей себя системы, в обществе прозвали «ананасным» из-за неловкой фразы: «А на нас возложить священный долг самодержавного правления».

«Положение об охране».

В сентябре 1881 г. вступило в силу «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» («Положение об охране»).

На территориях, объявленных на исключительном положении, вводились чрезвычайные меры.

Местные власти могли действовать по законам военного времени: прибегать к административным высылкам без суда, военным судам, закрытым процессам. Губернаторам и градоначальникам предоставлялось право приостанавливать деятельность городских дум и земских собраний, запрещать органы печати, запрещать учебные заведения.

Изданное как временное (на 3 года) «Положение об охране» постоянно продлевалось, просуществовав до 1917 г. «Положение об охране» остановило движение страны к законности и правопорядку, начатое судебной реформой. Университетская контрреформа.

Женское высшее образование.

Особое внимание было уделено системе образования, т.к. властям казалось, что гимназии и университеты были рассадниками революционных идей в России.

В 1884 г. был опубликован новый университетский устав, вновь отменивший автономию высших учебных заведений. Все кандидатуры преподавателей должны были строго согласовываться с попечителями учебных округов и чиновниками Министерства народного просвещения. Ректор университета, деканы, профессора теперь не избирались, а назначались Министерством народного просвещения. Для поступления в университет от студентов требовалась представить справку о политической благонадежности. Плата за обучение существенно увеличилась, было введено обязательное ношение формы студентами.

«Вдохновил» правительство на издание нового устава М.Н. Катков. По его мнению, основной целью университетской реформы было введение государственного экзамена, который у студентов принимали бы не преподававшие у них профессора, а представители других учебных заведений. Это обеспечило бы контроль над учебным процессом. В итоге профессура перестала бы внушать студентам оппозиционные идеи, обращая их в свою веру.

Государственный экзамен был действительно введен. Председательствовал в экзаменационной комиссии приглашенный из другого университета профессор. Но все остальные ее члены – преподаватели того учебного заведения, в котором студент и проходил испытание.

Университет, где под контролем государства находилось бы не только качество преподавания, но и сама благонадежность профессуры и студентов, должен был способствовать формированию казенной интеллигенции. Ей, обслуживающей самодержавие, надлежало руководствоваться интересами власти. В 1886 г. развернулось наступление на высшее женское образование.

Специальным указом Министерство просвещения запретило прием на все высшие женские курсы, в результате чего в ближайшие годы оказались приостановлены на 15-20 лет курсы в Казани, Киеве, Москве, Петербурге. Такая деятельность правительства мотивировалась тем, что высшее женское образование дало негативный опыт, т.к. создало переизбыток «слишком» образованных женщин и сделало их проводницами разрушительных революционных идей.

Лишь одни курсы – Бестужевские в Петербурге – возобновили работу в 1889 г., но без автономии, с повышенной платой за обучение и под жестким контролем учебного округа.

Среднее и начальное образование.

Принципом политики в области образования становится ограничение доступа к нему для непривилегированных слоев, особенно для трудовых «низов».

В 1880 гг. существенно выросла плата за обучение (в 2 – 5 раз). Ярким подтверждением стремления монархии сохранить жесткие сословные рамки общества стал так называемый «Циркуляр о кухаркиных детях» 1887 года, изданный ревностным последователем ретрограда, министра внутренних дел Д.А. Толстого министром просвещения И.Д. Деляновым.

Это был фактический запрет принимать на учебу в гимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей коих… вовсе не следует стремиться к среднему образованию». Необходимо подчеркнуть, что это был скорее совет, чем директива руководству учебных заведений, которые далеко не всегда ему следовали. К 1895 г. общее число гимназистов не только перестало расти, но и стало снижаться. Но одновременно начался рост численности учащихся реальных училищ.

Ограничивая доступ простонародья в среднюю и тем более высшую школу, правительство Александра III предприняло попытку расширения начального образования. Сил и средств земств было для этого недостаточно, и упор был сделан на развитие церковно-приходских школ. В этих школах, давно существовавших при приходах церквей (отсюда и название) сами священники не только знакомили крестьянских детей с основами христианского учения, но и учили читать, писать, считать.

Закон 1884 г. предусматривал учреждение при церквах начальных – двух и четырехгодичных - церковно-приходских школ, подчиняющихся Синоду. В 1891 г. Синоду были подчинены народные школы (учреждавшиеся за счет сельских общин, там, где не было земских или церковно-приходских школ).

Число церковно-приходских школ с нескольких тысяч в начале царствования Александра III к его концу выросло до 30 тысяч. Но на народное образование у правительства всегда не хватало средств. Общество в отличие от государства и церкви средства на народное образование находило, умножая число земских школ. Земская контрреформа.

Сильное неприятие у ближайших сотрудников Александра III вызывали земские учреждения, не подчинявшиеся губернатору и вместе с тем обладавшие властными полномочиями. Нередко они вступали в конфликт с местной администрацией и далеко не всегда справлялись с возложенными на них обязанностями.

По мысли Победоносцева, следовало «изменить нынешний характер земских учреждений, безответственных, отрешенных от центральной администрации и предоставленных всем случайностям выбора».

Важным шагом в этом явилось «Положение о земских начальниках» (1889 г.). Назначавшиеся губернаторами из среды местного дворянства, они сосредоточили всю полноту власти на местах.

К земским начальникам перешли и функции мирового суда, по «Положению» 1889 г. упраздненного. Им подчинялись сельское и волостное управления. Земские начальники могли приостанавливать и отменять решения сельских сходов. Крестьянство, по сути, попадало в личную зависимость от земских начальников: они могли без суда подвергать крестьян штрафам и арестам. «Положение о земских начальниках» решало ряд важных для верховной власти задач. Оно укрепляло ее позиции на местах, подчинив ей крестьянское самоуправление.

Одновременно закон 1889 г. обеспечивал условия для престижной службы дворян на местах.

В 1890 г. было введено «Положение о земских учреждениях», утверждавшее фактически сословный принцип выборов в земские органы. Вводилось отдельное представительство от дворянства, чего не было в Положении

1864 г. Крестьянство выбирало только кандидатов в гласные, которые утверждал в должности губернатор. Их численность в земских собраниях существенно сократилась.

Губернатор теперь мог в значительно большей мере контролировать деятельность земств: отменять их решения, утверждать в должности руководителей органов местного самоуправления. Это преобразование не принесло ожидавшихся результатов. Новое земство стало даже оппозиционнее по отношению к действующей власти. Поместное дворянство, теперь преобладавшее в земских собраниях, не могло быть надежным партнером для правительства. Оно было слишком обижено на петербургскую бюрократию, не очень-то считавшуюся с его интересами еще в ходе крестьянской реформы 1861 г.

К тому же жесткие правовые рамки, установленные для земства, провоцировали новые конфликты органов местного самоуправления с губернской администрацией. Городская контрреформа. В городах вводилось подобное земскому Городовое положение 1892 г. Оно также ослабляло принцип самоуправления, т.к. право участвовать в выборах осталось только за состоятельными горожанами: крупными домовладельцами и богатыми купцами. В итоге лишь около 1 % горожан могли участвовать в выборах органов городского самоуправления, что, правда, повысило их эффективность.

Губернаторы получили дополнительные возможности контролировать городское руководство: весь руководящий состав городских управ теперь утверждался администрацией. Городские власти могли контролировать не только «законность», но и «целесообразность» наиболее важных решений Думы, т.е. отменять те, акоторые им не нравились.

Судебная контрреформа.

Судебная реформа вызывала неприятие и Александра III, и многих его ближайших сотрудников. По их мнению, новый суд не соответствовал российским реалиям и дискредитировал правительство в глазах населения. Обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев доказывал императору, что несменяемость судей приводила к злоупотреблению ими своими полномочиями. Они небрежно относились к своим обязанностям, чувствуя свою полную безнаказанность.

По мысли Победоносцева, существование суда присяжных свидетельствовало о торжестве дилетантизма в суде. Темные обыватели не были способны выносить компетентные решения. Вдобавок ко всему гласность судопроизводства превращала его в своего рода представление, на которое собирались женщины и дети. В ходе такого спектакля сложно было установить истину. Победоносцев считал, что этот суд нуждался в коренной перестройке.

По словам князя В.П. Мещерского, «вся Россия горьким 20-летним опытом дознала, что суд присяжных – это безобразие и мерзость, что гласность суда есть яд, что несменяемость судей есть абсурд и т.д.». Но у суда были не только противники, но и защитники. Прежде всего, это было Министерство юстиции, которое всячески препятствовало всем попыткам провести существенные преобразования в этой сфере. Эта тактика принесла свои плоды.

Судебные уставы 1864 г. в основном уцелели.

Суд в большинстве случаев оставался гласным, дела разбирались при участии адвокатов и присяжных заседателей. Но все же некоторые судебные преобразования были проведены в царствование Александра III.

В 1885 г. было преобразовано Высшее дисциплинарное присутствие, получившее право сменять судей. В соответствии с Положением о мерах к охранению государственного порядка суд мог объявляться закрытым, из ведения суда присяжных были изъяты дела по политическим преступлениям.

В 1889 г. был повышен имущественный ценз для присяжных заседателей. Незадолго до смерти Александр III назначил министром юстиции Н.В. Муравьева: он должен был не просто продолжить наступление на судебные установления 1864 г., но и завершить его полным и коренным и коренным их пересмотром. Кончина императора заставила отложить этот пересмотр. Независимый суд присяжных просуществовал в России до 1917 г. Политика в отношении печати. При Александре III ужесточилась политика в отношении печати. В 1880-е гг. стала строже цензура.

В 1882 г. появились «Временные меры относительно периодической печати», дополнительно стеснявшие издателей газет и журналов и усиливающие их зависимость от властей. «Временные правила» предусматривали «карательную цензуру», которая крайне затрудняла возобновление приостановленных изданий. Помимо этих правил издаются десятки ведомственных циркуляров, запрещающих помещать в периодике определенную информацию (о земствах, об эпидемиях, волнениях рабочих, некоторые международные проблемы.

Накануне 25-летия отмены крепостного права было запрещено упоминать в газетах и журналах об этом событии). Были закрыты многие печатные органы: «Голос», «Молва», «Страна», «Отечественные записки» и др. Всего за годы царствования Александра III было закрыто 15 газет и журналов, запрещено 72 книги (в том числе произведения В.А. Гиляровского, В. Гюго, Н.С. Лескова, Л.Н. Толстого и др.). «Однако закрывались не только «левые» издания. Например, газета «Восток», закрытая в 1886 г., считалась изданием «правым», даже националистическим.

Упростился сам порядок прекращения издания газет и журналов. Теперь для этого достаточно было решения четырех министров (внутренних дел, народного просвещения, юстиции и обер-прокурора Святейшего Синода).

Цензуре подлежали библиотечные собрания, откуда изымались книги, содержание которых могло поколебать верноподданнические чувства в стране. Тем не менее, цензурная политика самодержавия так и не смогла осуществить поставленных перед ней целей: установить контроль над интеллектуальной жизнью общества, водворить в ней казенное единомыслие.

Контрреформы Александра III увенчались весьма противоречивыми результатами, чреватыми новыми потрясениями: стране удалось добиться небывалого для нее промышленного подъёма, удержаться от участия в войнах, но при этом усилились социальные волнения и напряженность. В этом, собственно, и заключается главный итог царствования предпоследнего русского императора Александра III. Как ни парадоксально, дворянский царь крестьянской страны, больше всего опасавшийся усиления революционных проявлений, сделал все, чтобы приблизить Россию к революции.