Е.М. Смирнова

В течение всего XVIII в. потребность в квалифицированных меди­цинских кадрах Россия в значительной мере удовлетворяла за счет пригла­шения на русскую службу специалистов из-за рубежа. Поэтому вплоть до середины 1830-х гг. в составе «медицинского факультета», как именова­лось тогда медицинское сообщество, лекари (официальное название до 1917 г.) «из иностранцев» количественно преобладали над русскими. Так, в 1807-1811 гг. в составе врачей, направляемых на службу в граждан­ские учреждения, иностранцы численно превосходили русских в 4 раза 1 .

Для получения права на «медическую практику» иностранцы сда­вали экзамен в Медицинской канцелярии, ведавшей медицинским делом в России в 1721-1763 гг, потом — в Медицинской коллегии (1763-1803 гг.), а с 1803 г. — в Медицинском департаменте Министерства внутренних дел (в 1811-1819 гг. Медицинский департамент входил в состав Министерства полиции).

Врачи-иностранцы служили по контрактам, который заключался на срок от четырех лет. Многие продлевали контракт, принимали «вечное российское подданство» и продолжали службу по военному или граждан­скому ведомству на общих с русскими врачами основаниях. Родившиеся в России считались уже «природными россиянами», и их иностранное про­исхождение выдавала только фамилия.

С начала XIX в. правительство взяло курс на ликвидацию дефицита врачей за счет интенсификации подготовки национальных медицинских кадров. Министерство внутренних дел стало ограничивать прием иностран­ных медиков на русскую службу, так как многие из них имели низкий уровень профессиональной подготовки, не знали русского языка 2 . Сенатский указ от 29 декабря 1827 г. по рапорту управляющего Министерством внутренних дел

В.С. Ланского запретил приглашать медиков из-за рубежа для работы в граж­данских ведомствах, а 22 октября 1828 г. вышел именной указ «О невызове на службу иностранных врачей» 3 . Так правительство окончательно отказалось от рекрутирования иностранных специалистов. Это положение, однако, не распространялось на тех, кто принимал российское подданство.

В XVIII в. лекарей готовили Московская, С.-Петербургская и Кронш­тадтская медико-хирургические (госпитальные) школы, преобразованные в 1786 г. в медико-хирургические училища. В 1798 г. на базе этих училищ были созданы Московская и С.-Петербургская медико-хирургические ака­демии. Наряду с ними врачей готовил медицинский факультет Московско­го университета. Кроме того, велась подготовка врачей в Елизаветградс- кой госпитальной школе и при других крупных госпиталях. В начале XIX в. открылись университеты в Дерите (1802 г.), Казани (1804 г.), Харькове (1804 г.), Вильно (1804 — 1832 гг., в 1832-1840 гг. — Виленская медико-хирургическая академия) с медицинскими факультетами и позднее, в 1834 г., — Универси­тет Св. Владимира в Киеве.

В XVIII в. предметом первостепенной заботы правительства было обеспечение врачами армии и флота, но начала складываться и гражданс­кая отрасль медицины. В 1737 г. Анна Иоанновна подписала указ о назна­чении лекарей в города, расположенные поблизости от Москвы и С.-Пе­тербурга, и в «прочие знатные города империи» «для пользования обыва­телей в их болезнях», причем содержание лекарей возлагалось на городские общества 4 . Так в России был введен институт городовых врачей. Вслед­ствие дефицита специалистов и нежелания городов тратиться на медици­ну, указ 1737 г. плохо исполнялся. В 1737 г., например, лекарей назначили только в два города — Новгород и Ярославль 5 . Поэтому сенатский указ 1756 г потребовал: «…В показанных городах, ежели где лекарей не опреде­лено или хотя и были определены, да выбыли, то… определить оных немед­ленно и содержать всегда…» 6 .

В течение второй половине XVIII в. количество гражданских врачей росло. В рамках административной реформы Екатерины II (7 ноября 1775 г.) в губерниях создавались Приказы общественного призрения, на которые, в числе прочих, возлагалась обязанность устраивать и содержать больни­цы и приюты 7 . В каждом уезде вводились должности , лекаря, 2-х подлекарей (помощников лекарей, до 1799 г.) и 2-х лекарских учеников 8 . Дефицит кадров, однако, не позволял заполнить эти вакансии. Так, в Ярос­лавской губернии «медицинские чины» были назначены только в губерн­ский город, да и там штаты удалось заполнить лишь наполовину: лекарь, 1 подлекарь, 1 лекарский ученик 9 . В 1786 г. Екатерина II разрешила Ярос­лавскому и Вологодскому генерал-губернатору А.П. Мельгунову: «Опре­делять на Докторские места лекарей, а знающих подлекарей на лекарские, в прочем Мы не оставим изыскать средства по снабдению Губернии вра­чебными чинами» 10 .

19 января 1797 г. Павел I утвердил доклад Медицинской коллегии «Об учреждении Медицинских Управ» (врачебных управ) для управления здравоохранением в губерниях 11 и новое штатное расписание — «Пример­ные штаты Медицинским чинам, определяемых по губерниям» 12 . Штаты медиков состояли из двух членов врачебной управы — оператора (в XVIII- XIX вв. так называли ), и инспектора, возглавлявшего это учреждение. В каждый уездный центр, в том числе и в уезд губернско­го города, определялся лекарь, два лекарских ученика (старший и млад­ший) и одна повивальная бабка (в губернском городе 2 — старшая и млад­шая, в уездном — младшая). Лекари исполняли обязанности по городу и уезду. Законодатель именует их уездными лекарями, но в документах неко­торое время как равнозначные употреблялись термины «городовой лекарь» и «уездный лекарь»; последний окончательно утверждается в 1820-е гг.

В XVIII — первой половине XIX вв. специализация врачей отсутство­вала. Уездный лекарь являлся одновременно , оператором (но без права производить «важные »), эпидемиологом, санитар­ным врачом, судебно-медицинским экспертом, ветеринаром и предста­вителем губернской медицинской администрации. Оператор и акушер, помимо исполнения своих чиновничьих обязанностей как членов врачеб­ной управы, должны были, по возможности, оказывать специализирован­ную медицинскую помощь.

Таким образом, с конца XVIII в. в губерниях постепенно начинает формироваться корпус медиков — государственных чиновников, обслужи­вавших гражданские ведомства (если не было военных госпиталей, то и низших воинских чинов), а также лиц, имевших право на общественное призрение (неимущих, сирот, инвалидов и других).

Типичной в этом отношении для российской провинции была Ярос­лавская губерния.

«Медицинские чины» определялись на должность Медицинской кол­легией (с 1803г. — Министерством внутренних дел) и числились на государ­ственной службе. Семь из десяти лекарей, получивших назначение в Ярос­лавскую губернию (по числу уездов), — иностранцы, преимущественно выходцы из Германии. Всего с 1790 по 1810 гг., по нашим подсчетам, в губернии служили 22 врача «из иностранцев» и 9 русских, 3 русских пови­вальных бабки и 3 немки. Социальное происхождение лекарей «из иност­ранцев» было пестрым: выходцы из семей военных, купечества, чиновни­чества, небогатого дворянства, а также потомственные врачи. Русские ле­кари, служившие в Ярославской губернии, в конце XVIII — начале XIX вв., как правило, принадлежали к духовному сословию.

В соответствии с сенатским указом от 14 марта 1754 г. 13 , Медицинс­кая коллегия проводила отбор в медицинские учебные заведения — меди­ко-хирургические училища (позднее — в С.-Петербургскую и Московскую медико-хирургические академии), главным образом, из числа семинарис­тов: те имели достаточную общеобразовательную подготовку, в том числе по латинскому языку. Открытые в начале XIX в. новые медицинские факуль­теты заполнялись, в основном, представителями средних слоев общества. По-прежнему преобладали выходцы из среды духовенства 14 . Дворяне неча­сто шли в медицину: врачевание, как всякое «рукоделие», считалось недо­стойным «благородного». Со временем это предубеждение исчезло.

Служебная карьера врача начиналась либо с должности лекарского ученика в военном госпитале с последующей сдачей квалификационных экзаменов, либо с медицинского учебного заведения. Окончившие курс медицинского учебного заведения после сдачи выпускных экзаменов и (с 1810 г.) годичной практики получали диплом лекаря с правом на само­стоятельную медицинскую деятельность и направлялись на службу в ар­мию или на флот, где занимали штатную должность лекаря. Служили дол­го, иногда до 20-ти лет и более, обычно увольнялись «за болезнью». В 1808 г. для врачей установили срок обязательной военной службы — не менее 6-ти лет. Уволившись из армии (флота), врач продолжал службу по гражданско­му ведомству или выходил в отставку и занимался вольной практикой. Гражданская служба, как более легкая, служила своеобразной заменой пенсии, которая в XVIII — начале XIX вв. врачам назначалась нечасто.

За научные достижения — например, представление в Медицинскую коллегию собственных «примечаний» из практики или публикации статей в периодических изданиях — лекарь, выслуживший не менее 6-ти лет, мог быть «пожалован в штаб-лекари» 15 . И.М. Бурхарт (в 1797-1806 гг. — акушер Ярославской врачебной управы) был в 1794 г пожалован в штаб-лекари за изобретение хирургического инструмента 16 . Штаб-лекарское звание дава­ло право занимать ответственные административные должности. В част­ности, членами врачебной управы назначались «медицинские чины, имеющие звание Доктора [Медицины. — Е. С. ] или штаб-лекаря» 17 . В тот пери­од термин «звание» использовался и в смысле «ученая степень» (И.В. Зимин ввел термин «степень-звание» 18).

Вообще, в то время штаб-лекари ценились высоко. Так, в середине XVIII в. в Тайной канцелярии в С.-Петербурге служил штаб-лекарь Хрис­тофор Геннер, а в ее московской конторе — лекарь Кондратий Юлиус. Жа­лованье того и другого превосходило жалованье канцелярских служите­лей, уступая только жалованью секретарей — фактических руководителей этих центральных учреждений тайного политического сыска 19 .

В XIX в. условиями пожалования в штаб-лекари стали определенная выслуга и «способность к исправлению должности». В соответствии с «Положением о классах медиков, ветеринаров и фармацевтиков и о про­изводстве их в чины», утвержденным Николаем I 24 мая 1834 г, на получе­ние «штаб-лекарского звания» мог претендовать лекарь с 4-7-летним ста­жем «беспорочной службы», представивший «достойное внимания на­блюдение или рассуждение по части Медицинской» 20 . Минимальный стаж для получения «штаб-лекарского звания» определялся в соответствии с отделением, к которым причислялись лекари при выпуске из учебного заведения в зависимости от их успехов (I, II, III отделения).

Возникновение института присуждения ученых степеней в России относится к 1764 г. Указом Екатерины II от 9 июля Медицинская коллегия получила разрешение принимать экзамены и «всех обучившихся сей на­уке производить в Докторы медицины» 21 . 29 сентября 1791 г. по именному указу императрицы Московский университет получил право присуждать докторскую степень «обучившимся в оном врачебной науке» 22 . Однако на рубеже XVIII-XIX вв. многие выпускники Московского университета,

С.-Петербургской и Московской медико-хирургических академий выезжа­ли в Европу для «усовершенствования в науке», защищали докторскую диссертацию в каком-либо европейском университете, а последующий экзамен в Медицинской коллегии подтверждал их право пользоваться докторским дипломом. Так, за границей получили докторские дипломы М.И. Багрянский и К.Н. Клейгельс — первые доктора медицины, служив­шие в Ярославской губернии.

В первой половине XIX в. нормативная база присуждения ученых степеней медикам менялась. Соответственно менялась и «номенклатура» ученых степеней. «Правила об экзаменах медицинских чиновников», раз­работанные совместно Министерством народного просвещения и Мини­стерством внутренних дел и высочайше утвержденные 15 июля 1810 г., определяли следующие ученые степени: лекарь, доктор медицины, меди- ко-хирург, доктор медицины и хирургии (высшая медицинская степень) 23 . «Правила испытания врачей, ветеринаров, дантистов и повивальных ба­бок» от 18 декабря 1845 г. упразднили степень медико-хирурга 24 и более она не присуждалась. Поскольку степень доктора медицины и хирургии присуждалась редко, то основными степенями в этот период были степе­ни лекаря и доктора медицины 25 .

Статус врача в служебной иерархии определялся его чином. 28 фев­раля 1762 г. Петр III утвердил доклад главного директора Медицинской канцелярии и архиатра Я. Монсея «О рангах для Медицинского факульте­та». Для врачей, служивших по гражданскому ведомству, были определе­ны классные чины согласно Табели о рангах в соответствии с их ученой степенью и должностью (ранее медикам определялись чины по «армейс­кому и флотскому штатам»). Доктора, штаб-лекари и лекари могли быть произведены в чин коллежского асессора (VIII класс) 26 .

«Правила производства в статские чины» от 16 декабря 1790 г. 27 вне­сли некоторые изменения: доктора медицины, прослужившие не менее 10-ти лет, могли быть произведены в чин надворного советника (VII класс).

24 мая 1834 г. Николай I утвердил представленное Министерством внутренних дел «Положение о классах медиков, ветеринаров и фарма- цевтиков и о производстве их в чины». Все медики, состоявшие на службе, получили возможность быть «утверждаемы в чинах, присвоенных ученых их степеням». Доктора медицины и хирургии могли получить чин надворного советника по выслуге 10-ти лет. Доктора медицины, медико-хирурги, штаб- лекари по выслуге 8-ми лет — чин коллежского асессора. Обладатели этих ученых степеней и чинов могли дослужиться до чина статского советника (V класс). Лекари через 3-6 лет «ревностного и беспорочного служения» (в зависимости от отделения, к которому причислены) могли быть представ­лены к чину титулярного советника (IX класс). Лекарь мог дослужиться до надворного советника, но не выше, если он не был пожалован в штаб-лекари 28 .

Производство в классные чины повышало престиж профессии вра­ча и социальный статус врачей. Чиновники первых восьми классов имели право быть «причисленными» к потомственному дворянству. IX класс давал права личного «дворянского достоинства». Естественно, что полу­чить потомственное дворянство и войти в высшее привилегированное сословие российского общества было и заветной мечтой, и труднодости­жимой целью служащего.

Производство в чины зависело прежде всего от выслуги и в меньшей степени — от заслуг. Но все жг в Ярославской губернии случалось, когда в следующий чин врачей производили именно за заслуги. Так, инспектор врачебной управы К.Н. Клейгельс «за отлично ревностную службу и осо­бенные труды» в 1816 г. по высочайшему повелению был «награжден коллежским советником» (VI класс) 29 .

Чин надворного советника — «потолок» для уездного врача. Более высоких чинов могли достичь инспектора, возглавлявшие врачебные уп­равы. Для иностранца обязательным условием производства в классный чин было российское подданство. За производство в чин и получение соответствующего патента с медиков вычиталось месячное жалованье в пользу госпиталей 30 .

Тогда же, в 1834 г., были введены форменная одежда и знаки разли­чия для гражданских служащих, в том числе и для медиков 31 . Образцы форменной одежды рассылались уездным врачам. В 1837 г. министр внут­ренних дел Д.Н. Блудов потребовал от Медицинского департамента МВД также «непременного и точного» исполнения высочайшего повеления Николая I о том, чтобы гражданские чиновники не носили ни усов, ни бороды, так как «это принадлежит одному военному мундиру» 32 .

В Ярославской губернии в течение первой половины XIX в. лишь четыре врача получили чин статского советника: инспектора врачебной управы доктора медицины К.Н. Клейгельс и П.А. Доброславин, штаб- лекарь А.И. Подгаевский и пошехонский уездный врач доктор медицины А.М. Критский.

Права и привилегии потомственных дворян с занесением в родос­ловные Ярославской губернии с конца XVIII до середины XIX вв. получили врачи П.А. Гове, Н.Н. Беттингер, Ф.И. Вебер, К.Н. Клейгельс, И.И. Миллер, Ф.А. Петерсон, П.И. Рель, А.М. Черноглазов и А.М. Критский.

Новые «Правила испытания врачей, фармацевтов, ветеринаров, дантистов и повивальных бабок», высочайше утвержденные 18 декабря 1845 г. 33 , упорядочили ученые степени и звания врачей. Согласно «Прави­лам», «Ученые степени и звания… суть троякого рода»: 1) «учено-практи­ческие» — лекарь, доктор медицины, доктор медицины и хирургии; 2) «уче­но-служебные» — уездный врач, член врачебной управы (оператор и аку­шер), инспектор; 3) «специально-практические» — дантист, повивальная

Для соискателей медицинских степеней и званий предусматривались особые экзамены. Среди новшеств было такое: введение испытаний на звание уездного врача и члена врачебной управы (экзамены для инспекто­ров введены еще в 1810 г.). Это объяснялось тем, что медицинскому чи­новнику были необходимы знания медицинского законодательства, делоп­роизводства, широкого круга медицинских и смежных дисциплин, в том числе судебной медицины, эпидемиологии, социальной гигиены, ветери­нарии, токсикологии и других. Только успешно сдавшие экзамены могли получить соответствующую званию должность — при наличии вакансии, которую иногда приходилось ждать годами. Лекарь И.И. Татаринов, на­пример, в бытность свою ассистентом Казанского университета сдал экзамены и был утвержден в звании уездного врача в 1854 г., в звании акушера — в 1855 г., в звании оператора — в 1856 г. Лишь в 1859 г. он получил должность акушера Одесской врачебной управы, а в 1860 г. его перевели на ту же должность в Ярославль 35 .

Возможности восхождения врачей по бюрократической и социаль­ной лестнице постепенно ограничивались. Согласно высочайше утверж­денному «Положению о гражданских и служебных преимуществах, со­единяемых с медицинскими, фармацевтическими и ветеринарными сте­пенями» от 16 февраля 1849 г., доктора медицины и хирургии и доктора медицины, а также приравненные в правах к последним медико-хирурги, пос­ле 4-х лет «одобрительной службы» могли быть произведены в чин VIII класса (ранее — VII класса). Лекари после 4-х лет службы — в чин IX класса (ранее минимально необходимый стаж — 3 года) 36 .

При этом самодержавная власть серьезно затруднила получение дво­рянства: с 1845 г. чиновники гражданских ведомств получали потомствен­ное дворянство при достижении чина V класса (ранее — VIII класса), а с 1856 г. — IV класса. Права личного дворянства получали чиновники УТ-К клас­сов. Чиновники X-XIУ классов входили в группу потомственных и личных «почетных граждан». К этой группе причислялись и дантисты: они могли быть произведены в чин XIV класса после 12-летней выслуги 37 . Их невысо­кий статус определялся тем обстоятельством, что государственной систе­мы подготовки стоматологических кадров вплоть до конца XIX в. не суще­ствовало, общеобразовательный ценз и уровень профессиональной под­готовки дантистов был низким 38 .

В первые два десятилетия XIX в. из служивших в Ярославской губер­нии 19-ти врачей (членов врачебной управы и уездных лекарей) 11 были иностранцами, принявшими «вечное российское подданство». Из 8-ми русских врачей пятеро происходили «из духовного звания», двое — из дво­рян (Г.Ф. Мостовецкий и Д.В. Волченецкий), один (Ф.Ф. Житников) — «из солдатских детей». Высшие медицинские учебные заведения окончили пятеро: К.Н. Клейгельс — С.-Петербургскую медико-хирургическую акаде­мию и Йенский университет; М.И. Багрянский — Мо сковский университет, после чего «упражнялся в теории и практике» в Лейдене, Париже и Берли­не; Ф.А. Петерсон — университет в Кёнигсберге, затем совершенствовался в других европейских научных центрах; Ф.И. Вебер и Вишняков (его имя неизвестно) — С.-Петербургскую медико-хирургическую академию. Пер­вые трое имели ученую степень доктора медицины. Остальные обучались лекарскому искусству в сухопутных и военно-морских (генеральных) гос­питалях, сдавали экзамены на степень лекаря экстерном. Все прошли служ­бу в армии или во флоте, участвовали в войнах с Турцией и Персией. Штаб-лекарями они были пожалованы, как правило, «за верность и усер­дие, оказанные в пользовании больных ратников».

Типична биография лекаря «из немецкой нации» российского под­данного Петра Ивановича Реля (1767- после 1823), дающая представление о ступенях карьерного роста провинциального врача 39 .

Поступив на русскую службу в 1779 г. аптекарским учеником в Глав­ную аптеку С.-Петербурга, Рель в течение трех лет «упражнялся в практи­ческой и теоретической химии». В 1782 г. его перевели на должность лекар­ского ученика в Главный сухопутный военный госпиталь, где он обучался медицинским наукам, и в 1784 г был произведен в подлекари. В 1784-1790 гг. служил в Екатерининской больнице в Москве, в Артиллерийском и Инже­нерном шляхетском кадетском корпусе в С.-Петербурге, в Херсонском пехотном полку. В 1790 г получил степень лекаря и назначение в гребной флот на Балтику. Успел принять участие в войне со Швецией 1788-1790 гг. В 1792 г был пожалован в штаб-лекари и направлен Медицинской коллеги­ей на вакансию уездного врача в Ростов (Ярославской губернии). В Росто­ве он проработал 20 лет. В 1802 г. Петра Ивановича произвели в чин кол­лежского асессора, в 1808 г — в чин надворного советника. За отличие по службе в 1810 г. он был переведен на старший оклад, в 1811 г. получил ученую степень медико-хирурга и в следующем году назначен операто­ром Ярославской врачебной управы, каковую должность исполнял до 1823 г В 1816 г Рель по высочайшему повелению «в воздаяние отлично ревност­ной службы и особенных трудов» был произведен в коллежские советники (VI класс) и «сопричислен» к потомственному российскому дворянству. По выходе в отставку Рель «во уважение» к 43-летней службе получил «полный пенсион» 40 .

Другой пример — карьера Дениса Васильевича Волченецкого (1749 — после 1811), известного в свое время хирурга. Учебу он начал в Киевской духовной академии, в 1770 г поступил лекарским учеником в Московскую медико-хирургическую школу при Московском генеральном сухопутном госпитале. В 1772 г. после сдачи экзамена был направлен подлекарем в

С.-Петербургский морской госпиталь. В 1776 г получил степень лекаря и назначение на должность военного врача. Участвовал в Русско-турецкой войне 1787-1791 гг.: в штурме Очакова, в боях под Бендерами. После окон­чания войны работал в организованном им Елизаветградском военном госпитале и читал лекарским ученикам курс хирургии. В этот период Вол- ченецким были написаны сочинения «О некрозе», «Об опухолях» и наи­более значительная работа — записка на латинском языке “Observatio practica medico-chiruigica”, за что Медицинская коллегия пожаловала его в штаб-лекари. В 1797 г. он получил назначение на должность оператора сначала в Минскую, а затем в Киевскую врачебную управу. В 1802-1811 гг. Волченецкий возглавлял Ярославскую врачебную управу 41 .

В течение 1810-х — 1820-х гг. число лекарей в Ярославской губернии сократилось с 19-ти до 15-ти, обострился дефицит медицинских кадров. Первое поколение врачей сменили «природные россияне». Происходили они в подавляющем большинстве «из духовного звания» (8 из 11-ти, нахо­дившихся на государственной службе), дворяне по-прежнему составляли исключение: доктор медицины А. Махцевич. В составе «медицинского факультета» губернии осталось только четверо иностранцев: врачи стар­шего поколения И.И. Миллер, Ф.И. Вебер, К.Н. Клейгельс и П.И. Рель. Они начали службу в губернии еще в 1790-е гг. и, приняв российское поддан­ство, вполне интегрировались в новую социокультурную среду, выслужи­ли потомственное дворянство.

В 1820-е гг. среди врачей, служивших в Ярославской губернии, значи­тельно возросло число выпускников высших медицинских учебных заве­дений: 40 % против 15,7 % в начале века. Пятеро окончили С.-Петербургс­кую медико-хирургическую академию или ее Московское отделение (в 1808-1837 гг. в таком статусе существовала Московская медико-хирур­гическая академия).

Самое блестящее и престижное образование получил мышкинский уездный лекарь А. Махцевич. Окончив медицинский факультет Виленско­го университета, он продолжил учебу в Лейпциге, Геттингене, Флорен­ции. В Берлине совершенствовался в хирургии, повивальном искусстве, судебной медицине и других областях медицины. В С.-Петербургской ме­дико-хирургической академии слушал курс хирургии и совершенствовал­ся в практической медицине. Получил ученые степени доктора филосо­фии и доктора медицины, затем — доктора медицины и хирургии 42 .

Поколение врачей 1820-х гг. имело еще одну отличительную черту: многие из них прошли дорогами Отечественной войны 1812 г., были в заграничном походе русской армии 1814 г., работали в госпиталях при­фронтовой полосы и в тылу. П. Ловцов служил в госпитале под Вязьмой. И. Попов участвовал в сражениях под Смоленском и под Тарутино, в Бо­родинской битве, во взятии Парижа. П. Красотин участвовал во всех кам­паниях против Наполеона 1806-1814 гг.

В 1830-е — 1840-е гг. происходили серьезные качественные изменения в составе «медицинского факультета». Теперь он пополнялся только вы­пускниками высших учебных заведений: Московского и Дерптского уни­верситетов, Медико-хирургических академий С.-Петербурга, Москвы и Вильно. Получение диплома об окончании высшего учебного заведения отвечало духу времени. После реформы системы государственного уп­равления (1809-1811 гг.) к уровню общего образования государственных служащих стали предъявляться высокие требования. В частности, необхо­димым считалось знание иностранных языков. В формулярный список (послужной список врача) начали заносить соответствующие сведения, благодаря чему стало известно, например, что штаб-лекарь И.Е. Попов изучал словесность, историю, географию, математику, хорошо знал ла­тынь и немецкий 43 . А штаб-лекарь П. Беликов не только «очень хорошо» знал латынь, но греческий и французский языки, а также историю, фило­софию, словесные и другие науки 44 . А. Махцевич владел немецким, анг­лийским, итальянским, польским языками и латынью 45 . Латинский — язык медицины — многие врачи знали в совершенстве.

Начиная с 1830-1840-х гг., врачи стали чаще определяться в граждан­скую службу непосредственно со студенческой скамьи, минуя армию и флот, поэтому «медицинский факультет» значительно помолодел. Если в 1800-1820-е гг средний возраст врачей составлял 41-46 лет, то в 1840-е гг. — 36-37 лет.

Число медиков в провинции постепенно увеличивалось: в Ярославс­кой губернии до 32-х в 1850 г. 46 К началу 1860-х гг в губернии по гражданс­кому ведомству работали 31 врач и 5 ветеринарных врачей, вольной прак­тикой занимались 10 человек (без учета врачей, работавших по частному найму: данные об их числе пока не обнаружены) 47 . В 1830-е гг. Комитет министров принял ряд положений, разрешавших учебным заведениям, фабрикам и мануфактурам, а также помещикам в имения принимать на службу врачей 48 .

Появились «особые» городовые врачи. Положение Комитета мини­стров от 1840 г. разрешало городам иметь врача на своем иждивении 49 . Города это положение применяли редко, поэтому в 1843 г., по распоряже­нию министра внутренних дел Л.А. Перовского, во все города, помимо уездных врачей, назначались городовые с жалованием из городских дохо­дов, а при их недостатке — из капитала Приказа общественного призрения. Эти врачи «сверх занятий по городу врачебно-полицейских [Санитарных. — Е.С.] и судебно-полицейских, обязаны исполнять должность медика в градских и тюремных больницах» 50 .

Врачи, работавшие по найму частных лиц, городских обществ и уч­реждений, пользовались правами государственной службы, в частности, им присваивались классные чины.

С образованием Министерства государственных имуществ (1837 г) в губерниях стали создаваться новые должности в сфере «народного здра­вия». В соответствии с высочайше утвержденным «Положением о меди­цинской части Министерства государственных имуществ» от 26 декабря 1851 г. 51 учреждались должности губернского врача и губернского ветери­нарного врача при палатах государственных имуществ (осуществляли об­щий надзор) и должности окружных врачей. Последние выполняли, в ос­новном, функции санитарных врачей и эпидемиологов в «казенных» волос­тях, заведовали больницами, если таковые имелись. Для оказания медицинской помощи крестьянам «казенных» волостей назначались фельдшера.

К середине XIX в. заметно расширился спектр социальных групп, из которых выходили в медики: духовенство, купечество, мещане, военнос­лужащие. Увеличилась доля дворян. В 1850/51 уч. г. на медицинском фа­культете Московского университета дворяне составляли 43,1 %, в 1859 г. — 66,6 %, в 1865 г. — 60,1 % 52 . В Ярославской губернии в 1850 г из 24-х служив­ших врачей 9 уже были дворянского происхождения 53 . Отношение беднею­щего, но образованного дворянства к профессии врача быстро менялось.

Итак, с развитием в XVIII — первой половине XIX вв. гражданской отрасли здравоохранения, с включением в сферу медицинского обслу­живания населения провинции формировались кадры гражданских вра­чей. В 1810 г. в России насчитывалось 1 500 гражданских медиков, в 1839 г. — около 2 тыс. 54 Медицинское сообщество привлекало в свои ряды выходцев из различных социальных слоев, значительную группу составляли врачи «из иностранцев».

Одновременно определился статус провинциальных медиков — прак­тикующих врачей — в российской бюрократической системе. В XVIII — начале XIX вв. продвижению врачей по чиновной лестнице способствова­ло покровительство монаршей власти, которым пользовалась медицина. Успешная карьера открывала перспективу повышения социального стату­са — «причисления» к потомственному дворянству. К середине XIX в. си­туация заметно изменилась. Медики становились все более востребован­ными, повысился их образовательный уровень. Но в то же время рост численности врачей делал эту профессию все менее уникальной. «Встра­иваясь» в иерархию российской бюрократии, они растворялись в общей массе среднего чиновничества, лишь в редких случаях достигая ее высо­ких ступеней.

Примечания

1 Астахова Е.Ю., Жмуркин В.П., Сточик A.A. Мероприятия Российского пра­вительства по ликвидации дефицита медицинских кадров на государственной службе в конце 18 — начале 19 веков // Развитие государственной медицины в России. М., 2003. С. 34.

Astakhova E.Yu., Zhmurkin V.P., Stochik A.A. Meropriyatiya Rossiyskogo pravitelstva po likvidatsii defitsita meditsinskikh kadrov na gosudarstvennoy sluzhbe v kontse 18 — nachale 19 vekov // Razvitie gosudarstvennoy meditsiny v Rossii.

Moscow, 2003. P. 34.

2 Зимин И.В. Подготовка медицинских кадров в России (XIX — начало XX вв.). СПб., 2004. С. 44.

Zimin I.V. Podgotovka meditsinskikh kadrov v Rossii (XIX — nachalo XX vv.). St. Petersburg, 2004. P. 44.

3 Полное собрание законов Российской империи: Собрание 2-е. (ПСЗРИ-2). Т. II. № 1664; Т. III. № 1828.

Polnoe sobranie zakonov Rossiyskoy imperii: Sobranie 2-e (PSZRI-2). Vol. II.

# 1664; Vol. III. # 1828.

4 Полное собрание законов Российской империи: Собрание 1-е. (ПСЗРИ-1). Т. X. № 7245.

Polnoe sobranie zakonov Rossiyskoy imperii: Sobranie 1-e. (PSZRI-1). Vol. X.

5 РГАДА. Ф. 346. Оп. 1, ч. 1. Кн. 41. Д. 312. Л. 560.

Russian State Archive of Ancient Acts (RGADA). F. 346. Op. 1, ch. 1. Kn. 41. D. 312. L. 560.

6 ПСЗРИ-1. Т. XIV. № 10527.

PSZRI-1. Vol. XIV. # 10527.

7 ПСЗРИ-1. Т. XX. №. 14392.

PSZRI-1. Vol. XX. # 14392.

9 Серебреников С. Об открытии Ярославского наместничества в 1777 году: Исследования и описания по предметам истории, этнографии, статистики и топогра­фии // Ярославские губернские ведомости. 1861. № 7. С. 49.

Serebrenikov S. Ob otkrytii Yaroslavskogo namestnichestva v 1777 godu: Issledovaniya i opisaniya po predmetam istorii, etnografii, statistiki i topografii // Yaroslavskie gubernskie vedomosti. 1861. No. 7. P. 49.

10 ПСЗРИ-1. Т. XXII. № 16331.

PSZRI-1. Vol. XXII. # 16331.

“ПСЗРИ-1. Т. XXIV. № 17743.

PSZRI-1. Vol. XXIV. # 17743.

12 ПСЗРИ-1. Т. XXXXIV. Книга штатов, ч. 2. С. 403.

PSZRI-1. Vol. XXXXIV Kniga shtatov, ch. 2. P. 403.

13 ПСЗРИ-1. Т. XIV № 10196.

PSZRI-1. Vol. XIV. # 10196.

14 Зимин И.В. Медицинская интеллигенция в сословной структуре Российской империи XIX века // Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2003. № 6. С. 49.

Zimin I.V Meditsinskaya intelligentsiya v soslovnoy strukture Rossiyskoy imperii XIX veka // Problemy sotsialnoy gigieny, zdravookhraneniya i istorii meditsiny. 2003. No. 6. P. 49.

15 Чистович Я.А. История первых медицинских школ в России. СПб., 1883. С. 636. Chistovich Ya.A. Istoriya pervykh meditsinskikh shkol v Rossii. St. Petersburg,

16 Государственный Архив Ярославской области (ГАЯО). Ф. 213. Оп. 1. Д. 891. Л. 2. State Archive of Yaroslavl oblast (GAYaO). F. 213. Op. 1. D. 891. L .2.

17 ПСЗРИ-1. Т. XXIV. № 17743.

PSZRI-1. Vol. XXIV. # 17743.

18 Зимин И.В. Подготовка медицинских кадров в России (XIX — начало XX вв.). С. 332.

Zimin I.V Podgotovka meditsinskikh kadrov v Rossii (XIX — nachalo XX vv.). P. 332.

19 Карпенко С.В. Михаил Xрущов, Степан Шешковский и «преображенье» Тай­ной канцелярии в Тайную экспедицию // Новый исторический вестник. 2010. № 2 (24). С. 92, 96.

Karpenko S.V Mikhail Khrushchov, Stepan Sheshkovsky i “preobrazhene” Taynoy kantselyarii v Taynuyu ekspeditsiyu // Novy istorichesky vestnik. 2010. No 2 (24). P. 92, 96.

20 ПСЗРИ-2. Т. IX, ч. 1. № 7118.

21 ПСЗРИ-1. Т. XVI. № 12179.

PSZRI-1. Vol. XVI. # 12179.

22 ПСЗРИ-1. Т. XXIII. № 16988.

PSZRI-1. Vol. XXIII. # 16988.

23 ПСЗРИ-1. Т. XXXI. № 24298.

PSZRI-1. Vol. XXXI. # 24298.

24 ПСЗРИ-2. Т. XX, ч. 2. № 19529.

25 Зимин И.В. Подготовка медицинских кадров в России (XIX — начало XX вв.). С. 329-330.

Zimin I.V. Podgotovka meditsinskikh kadrov v Rossii (XIX — nachalo XX vv.). P. 329-330.

26 ПСЗРИ-1. Т. XLIV. Книга штатов, ч. 2. 2. C. 57-58.

PSZRI-1. Vol. XLIV. Kniga shtatov, ch.2. P. 57 -58.

27 ПСЗРИ-1. Т. XXIII. № 1б930.

PSZRI-1. Vol. XXIII. # 1б930.

28 ПСЗРИ-2. Т. IX, ч. 1. № 7118.

PSZRI-2. Vol. IX, ch. 1. # 7118.

29 ГAЯO. Ф. 213. Оп. 1. Д. 1827. Л. 5об.

GAYaO. F. 213. Op. 1. D. 1827. L. 5v.

30 ПСЗРИ-1. Т. XII. № 9357; ПСЗРИ-2. Т. III. № 23б0.

PSZRI-1. Vol. XII. # 9357; PSZRI-2. Vol. III. # 23б0.

31 ПСЗРИ-2. Т. IX, ч. 1. № б8б0.

PSZRI-2. Vol. IX, ch. 1. # 6860.

32 РГИA. Ф. 1297. Оп. 1029. Д. 79. Л. 1-3.

RGIA. F. 1297. Op. 1029. D. 79. L. 1-3.

33 ПСЗРИ-2. Т. XX, ч. 2. № 19529.

PSZRI-2. Vol. XX, ch. 2. # 19529.

35 ^ЯО. Оп. 1. Д. 2101. Л. 28об.-44.

GAYaO. Op. 1. D. 2101. L. 28v.-44.

36 ПСЗРИ-2. Т. XXIV, ч. 1. № 23022.

PSZRI-2. Vol. XXIV, ch. 1. # 23022.

38 Зимин И.В. Подготовка медицинских кадров в России (XIX — начало XX вв.). С. 191-192.

Zimin I.V. Podgotovka meditsinskikh kadrov v Rossii (XIX — nachalo XX vv.). P. 191-192.

39 РГИA. Ф. 1299. Оп. 1. Д. 359. Л. 2об.-3; ГAЯO. Ф. 213. Оп. 1. Д. 2494. Л. 2-2об.

RGIA. F. 1299. Op. 1. D. 359. L. 2v.-3; GAYO. F. 213. Op. 1. D. 2494. L. 2-2v.

40 rAHO. Ф. 213. Оп. 1. Д. 2494. Л. 2-2об.

GAYaO. F. 213. Op. 1. D. 2494. L. 2-2v.

41 РГИA. Ф. 1294. Оп. 1 (св. 5). Д. 9. Л. 17боб.-177; Ф. 1297. Оп. 1. Кн. 39. Д. б7. Л. 17боб.-177; Оп. 1. Кн. 95. Д. 4б. Л. 1б1об.-1б2.

RGIA. F. 1294. Op. 1 (sv. 5). D. 9. L. 176v.-177; F. 1297. Op. 1. Кп. 39. D. б7. L. 176v.-177; Op. 1. Кп. 95. D. 4б. L. 161v.-162.

42 ГAЯO. Ф. 86. Оп. 1. Д. 271. Л. 37об.-38; Д. 283. Л. 4об.

GAYaO. F. 86. Op. 1. D. 271. L. 37v.-38; D. 283. L. 4v.

43 Там же. Л. 12об.-14.

Ibidem. L. 12v.-14.

44 РГИA. Ф. 1299. Оп. 6. Д. 329. Л. 12.

RGIA. F. 1299. Op. б. D. 329. L. 12.

45 РГИA. Ф. 1299. Оп. 10 (св. 20). Д. 394. Л. 9об.-10.

RGIA. F. 1299. Op. 10 (sv. 20). D. 394. L. 9v. -10.

46 ГAЯO. Ф. 86. Оп. 1. Д. 1154. Л. 26, 46.

GAYaO. F. 86. Op. 1. D. 1154. L. 26, 46.

47 ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 2241. Л. 69об.; Д. 2363. Л. 359-360.

GAYaO. F. 86. Op. 1. D. 2241. Л. 69v.; D. 2363. L. 359-360.

48 ПСЗРИ-2. Т. VII. № 5324; Т. IX, ч. 1. № 7693; Т. XI, ч. 1. № 9169.

PSZRI-2. Vol. VII. # 5324; Vol. IX, ch. 1. # 7693; Vol. XI, ch. 1. # 9169.

49 ПСЗРИ-2. Т. XV, ч. 1. № 13796.

PSZRI-2. Vol. XV, ch. 1. # 13796.

50 Сборник циркуляров и инструкций Министерства внутренних дел с учреж­дения министерства по 1 октября 1858 г. Т. 7. Часть врачебная. СПб., 1858. С. 28-29.

Sbornik tsirkulyarov i instruktsy Ministerstva vnutrennikh del s uchrezhdenya ministerstva po 1 oktyabrya 1858 g. Vol. 7. Chast vrachebnaya.

St. Petersburg, 1858. P. 28-29.

51 ПСЗРИ-2. Т. XXVI, ч. 2. № 25850.

PSZRI-2. Vol. XXVI, ch. 2. # 25850.

52 Зимин И.В. Медицинская интеллигенция в сословной структуре Российской империи XIX века. С. 50.

Zimin I.V Meditsinskaya intelligentsiya v soslovnoy strukture Rossiyskoy imperii XIX veka. P. 50.

Meditsinskaya intelligentsiya v soslovnoy strukture Rossiyskoy imperii XIX veka

53 ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 1154. Л. 26-27.

GAYaO. F. 86. Op. 1. D. 1154. L. 26 -27.

54 Ханыков Я.В. Очерк истории Медицинской полиции в России. СПб., 1851. С. 85. Khanykov Ya.V Ocherk istorii Meditsinskoy politsii v Rossii. St. Petersburg, 1851.

Статью подготовил и отредактировал: врач-хирург

Международно-правовой статус духовного персонала воюющих держав (Овчаров О.А.)

Дата размещения статьи: 30.03.2013

Помимо самого права на религию, международное законодательство прописывает и статус лиц, реализующих данное право граждан в условиях вооруженных конфликтов, берет под международно-правовую защиту духовный персонал воюющих сторон. Рассмотрим некоторые из этих международных правовых документов, ратифицированных СССР или Россией.
Первым из них является Женевская конвенция об обращении с военнопленными (Женева, 12 августа 1949 г.), ратифицированная Указом Президиума Верховного Совета СССР 17 апреля 1954 г., которая, в частности, содержит две главы: гл. IV "Медицинский и духовный персонал, задержанный для оказания помощи военнопленным" и гл. V "Религия, интеллектуальная и физическая деятельность". В них закрепляется право военнопленных на свободу вероисповедания и обязанность воюющих государств по реализации этих прав, по созданию духовному персоналу благоприятных условий по удовлетворению духовных нужд лиц, находящихся в плену.
Так, ст. 33 Конвенции устанавливает, что медико-санитарный состав и духовный персонал, задержанные держащей в плену державой с целью оказания помощи военнопленным, не должны считаться военнопленными. Они будут пользоваться по меньшей мере преимуществами и покровительством указанной Конвенции, и им будут также предоставлены все возможности, необходимые для оказания медицинской и духовной помощи военнопленным. Они будут продолжать выполнять свои медицинские и духовные обязанности в интересах военнопленных, по преимуществу принадлежащих к вооруженным силам, за которыми они числятся, в рамках военных законов и уставов держащей в плену державы и под руководством ее компетентных органов, а также в соответствии с их профессиональной этикой. При выполнении своих медицинских и духовных обязанностей они будут также пользоваться следующими льготами:
a) им будет разрешено периодически посещать военнопленных, находящихся в рабочих командах или в госпиталях, расположенных вне лагеря. Держащая в плену держава предоставит им с этой целью необходимые средства транспорта;
b) врач и, равным образом, священнослужители будут иметь право обращаться к соответствующим властям лагеря по всем вопросам, касающимся их профессиональной деятельности. Эти власти предоставят им необходимые возможности для ведения корреспонденции по этим вопросам;
c) хотя задержанный персонал будет подчиняться внутренней дисциплине лагеря, в котором он находится, однако его нельзя принуждать выполнять работу, не связанную с его медицинскими или религиозными обязанностями.
Во время военных действий стороны, находящиеся в конфликте, договорятся по поводу возможной смены задержанного персонала и установят порядок этой смены. Ни одно из предшествующих положений не освобождает держащую в плену державу от обязательств, лежащих на ней в области удовлетворения медицинских и духовных нужд военнопленных.
Как видно, международное законодательство достаточно детально регламентирует порядок реализации обязательства держащей в плену державы по удовлетворению не только медицинских, но и духовных нужд пленных, для чего привлекается не начальник клуба или заместитель по воспитательной работе, а священники, духовный персонал, на который Конвенция возлагает определенные религиозные обязанности по удовлетворению этих нужд и предоставляет им определенные правомочия по реализации указанных духовных обязанностей.
Примечательно также и то, что духовный персонал помещен вместе с медико-санитарным в одной статье, врачи со священниками наделяются примерно равными правомочиями по удовлетворению нужд пленных, как медицинских, так и духовных. Из этого можно сделать важный вывод о том, что не только врачи, но и священнослужители жизненно необходимы человеку во время войны и международное право это признает и закрепляет, налагая соответствующие обязательства на стороны вооруженного конфликта. Ведь человек - это не только тело, но и дух, душа, которые, также как и тело, могут нуждаться в лечении, но особыми - духовными - средствами.
В ст. 34 Конвенции предусматривается, что военнопленным будет предоставлена полная свобода для выполнения обрядов их религии, включая посещение богослужений, при условии соблюдения ими дисциплинарного порядка, предписанного военными властями. Для религиозных служб будут отведены надлежащие помещения.
Порядку реализации указанной в ст. 34 Конвенции свободы посвящены ст. ст. 35 - 37 Конвенции, устанавливающие, что служителям культа, входившим в состав военного духовенства, попавшим во власть неприятельской державы и оставшимся или задержанным для оказания помощи военнопленным, будет разрешено обслуживать их духовные нужды и свободно отправлять свои обязанности среди своих единоверцев в соответствии со своей религиозной совестью. Они будут распределены между различными лагерями и рабочими командами, в которых находятся военнопленные, принадлежащие к тем же вооруженным силам, говорящие на том же языке или принадлежащие к той же религии. Им будут предоставляться необходимые возможности, в том числе транспортные средства, предусмотренные в ст. 33, для посещения военнопленных, находящихся за пределами их лагеря. Они будут пользоваться свободой переписки, подлежащей цензуре, по религиозным делам их культа с духовными властями страны, в которой они задержаны, и с международными религиозными организациями.
Военнопленные, которые являются служителями культа, но которые не входили в состав военного духовенства в своей собственной армии, получат разрешение, каково бы ни было их вероисповедание, свободно отправлять свои обязанности среди своих единоверцев. В этом отношении с ними будут обращаться как с представителями военного духовенства, задержанными держащей в плену державой. Они не будут принуждаться ни к какой другой работе.
В тех случаях, когда военнопленные не располагают духовной помощью представителя военного духовенства из числа задержанных лиц или военнопленного - служителя их культа, по просьбе заинтересованных военнопленных для отправления этих обязанностей будет назначен служитель культа, принадлежащий к вероисповеданию этих военнопленных или к аналогичному вероисповеданию, или за отсутствием такового будет назначено сведущее светское лицо, если это допустимо с религиозной точки зрения. Это назначение, которое должно быть одобрено держащей в плену державой, будет производиться с согласия общины заинтересованных военнопленных и там, где это необходимо, с согласия местных духовных властей того же вероисповедания. Назначенное таким образом лицо должно будет действовать в соответствии со всеми правилами, установленными держащей в плену державой для поддержания дисциплины и обеспечения военной безопасности.
Как видно, указанные международные правовые нормы, имеющие обязательную юридическую силу и для России, достаточно подробно регламентируют порядок реализации религиозных прав военнопленных, обязанности по их реализации должностных лиц держащей в плену державы, а также статус и полномочия военного духовенства.
Вторым заслуживающим внимания международным правовым актом, имеющим отношение к военному духовенству, является Женевская конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море (Женева, 12 августа 1949 г.), также ратифицированная Указом Президиума Верховного Совета СССР 17 апреля 1954 г. Эта Конвенция тоже содержит в ст. 37 ряд важных положений, касающихся духовного персонала. Так, медицинский, госпитальный и духовный персонал, предназначаемый для медицинского и духовного обслуживания, в случае, если он попадет в руки неприятеля, будет пользоваться уважением и покровительством; он сможет продолжать выполнение своих профессиональных обязанностей до тех пор, пока это будет необходимо для ухода за больными и ранеными. Затем он должен быть отправлен обратно, как только главнокомандующий, во власти которого он находится, сочтет это возможным. Оставляя корабль, он сможет взять с собой вещи, являющиеся его личной собственностью. Однако если окажется необходимым задержать часть этого персонала в связи с санитарными и духовными потребностями военнопленных, то будут приняты все меры для того, чтобы в кратчайший срок высадить его на берег. После высадки на берег задержанный персонал попадет под действие положений Женевской конвенции от 12 августа 1949 года об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях.
Третьим международным правовым актом, содержащим большое количество норм, касающихся духовного персонала, является Женевская конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях (Женева, 12 августа 1949 г.), также ратифицированная Указом Президиума Верховного Совета СССР 17 апреля 1954 г. Рассмотрим лишь некоторые, наиболее важные из этих норм.
В ст. 7 Конвенция предусматривает, что больные и раненые, а также санитарный и духовный персонал ни в коем случае не смогут отказываться, частично или полностью, от прав, которые им обеспечивают Конвенция и специальные соглашения, а ст. 24 Конвенции устанавливает, что священнослужители, состоящие при вооруженных силах, будут пользоваться уважением и покровительством при всех обстоятельствах.
В силу ст. 28 персонал, попавший во власть противной стороны, будет задерживаться лишь в той мере, в какой этого будет требовать санитарное состояние, духовные потребности и количество военнопленных. Лица, принадлежащие к персоналу, задержанному таким образом, не будут считаться военнопленными. Однако они будут пользоваться по меньшей мере преимуществами всех положений Женевской конвенции от 12 августа 1949 года об обращении с военнопленными. В рамках военных законов и распоряжений задержавшей их державы и под руководством ее компетентной службы, а также в соответствии с их профессиональной этикой они будут продолжать осуществлять свои медицинские и духовные обязанности на пользу военнопленных предпочтительно из состава тех вооруженных сил, к которым они сами принадлежат.
Согласно ст. 47 Конвенции Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются как в мирное, так и в военное время распространять возможно шире текст настоящей Конвенции в своих странах и, в частности, включить ее изучение в учебные программы военного и, если возможно, гражданского образования, с тем чтобы с ее принципами было ознакомлено все население в целом и, в частности, сражающиеся вооруженные силы, санитарный персонал и священнослужители.
Таким образом, и приведенные международно-правовые нормы не только предусматривают создание благоприятных условий для деятельности духовного персонала, но и устанавливают обязательства по распространению и изучению этих норм в войсках.
Четвертым международным правовым актом, затрагивающим деятельность военного духовенства, является Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся защиты жертв международных вооруженных конфликтов (Протокол I), от 8 июня 1977 г., подписанный от имени СССР в Берне 12 декабря 1977 г. и ратифицированный Постановлением ВС СССР от 4 августа 1989 г. N 330-I с заявлением. Протокол вступил в силу для СССР 29 марта 1990 г.
Этот Протокол в ст. 8 определяет содержание терминологии, используемой в Женевских конвенциях. В частности, там определяется, что духовный персонал означает лиц, как военных, так и гражданских, как, например, священников, которые заняты исключительно выполнением своих духовных функций и приданы:
1) вооруженным силам стороны, находящейся в конфликте;
2) медицинским формированиям или санитарно-транспортным средствам стороны, находящейся в конфликте;
3) медицинским формированиям или санитарно-транспортным средствам;
4) организациям гражданской обороны стороны, находящейся в конфликте.
Духовный персонал может быть придан постоянно или временно.
В той же статье Протокола указывается, что отличительная эмблема означает отличительную эмблему красного креста, красного полумесяца или красного льва и солнца на белом фоне, когда она используется для защиты медицинских формирований и санитарно-транспортных средств, медицинского и духовного персонала и оборудования или запасов.
В ст. 15 Протокола предусмотрена защита граждан медицинского и духовного персонала, в том числе указывается, что гражданский духовный персонал пользуется уважением и защитой. Положения Женевских конвенций и указанного Протокола, касающиеся защиты и опознавания медицинского персонала, в равной степени применимы к этим лицам.
Требования к опознаванию духовного персонала содержатся в ст. 18 Протокола и устанавливают, что каждая сторона, находящаяся в конфликте, стремится обеспечить опознавание медицинского и духовного персонала. На оккупированной территории и в районах, где идут или могут идти бои, гражданский медицинский персонал и гражданский духовный персонал опознаются по отличительной эмблеме и по удостоверению личности, подтверждающему их статус. Статья 20 Протокола предписывает, что репрессалии против лиц и объектов, которым предоставляется защита, запрещаются.
Статья 43 Протокола исключает духовный персонал из числа комбатантов, указывая, что лица, входящие в состав вооруженных сил стороны, находящейся в конфликте (кроме медицинского и духовного персонала, о котором говорится в статье 33 третьей Конвенции), являются комбатантами, то есть они имеют право принимать непосредственное участие в военных действиях. В ст. 33 третьей Конвенции (об обращении с военнопленными) речь идет о медико-санитарном составе и духовном персонале, задержанном держащей в плену державой.
Таким образом, не являясь комбатантом, участником боевых действий, но находясь с личным составом в гуще военных событий, военное духовенство пользуется покровительством и защитой международного права.
В частности, в ст. 85, предусматривающей пресечение нарушений указанного Протокола, указывается, что действия, характеризуемые в Конвенциях как серьезные нарушения, являются серьезными нарушениями Протокола, если они совершаются против медицинского или духовного персонала, медицинских формирований или санитарно-транспортных средств, находящихся под контролем противной стороны и пользующихся защитой Протокола.
В приложении I к Дополнительному протоколу к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающемуся защиты жертв международных вооруженных конфликтов (Протокол I), изложены Правила, касающиеся опознавания, в которых излагаются требования к удостоверениям личности и отличительным эмблемам.
Когда обстоятельства мешают выдаче временному гражданскому медицинскому и духовному персоналу удостоверений личности, аналогичных удостоверению личности, описание которых дается в статье 1 Правил, такому персоналу может выдаваться справка, подписанная компетентным органом власти, удостоверяющая, что лицу, которому она выдана, поручено выполнять обязанности в составе временного персонала, и указывающая, если это возможно, срок такого назначения и право ее владельца носить отличительную эмблему. В справке должны быть указаны фамилия и дата рождения владельца (или, если эту дату невозможно установить, возраст к моменту выдачи справки), выполняемые им функции и личный номер, если такой имеется. Справка должна иметь его подпись или отпечаток его большого пальца либо то и другое.
В зависимости от указаний, полученных от компетентных властей, медицинский персонал и духовный персонал, выполняющий свои обязанности на поле боя, должен по возможности носить головной убор и одежду с отличительной эмблемой. Отличительная эмблема (красная на белом фоне) должна быть настолько большой, насколько это оправданно в данных обстоятельствах. В ночное время или при ограниченной видимости отличительная эмблема может освещаться или быть светящейся; она может быть также сделана из материалов, позволяющих различать ее с помощью технических средств обнаружения. Отличительная эмблема, когда это возможно, наносится на плоскую поверхность или на флаги, видимые со всех возможных направлений и с возможно большего расстояния.
Как видно из изложенного, международное право уделяет большое внимание духовным нуждам личного состава воюющих сторон и детально регламентирует обязанности как воюющих держав, так и духовного персонала - военного духовенства - по реализации вероисповедных прав лиц, участвующих в вооруженном конфликте. Кроме того, международное законодательство предписывает в том числе и обязанность государств как в мирное, так и в военное время обучать данным международным нормам духовный персонал, то есть военное духовенство. Более того, на территории ведения боевых действий и в расположении противника военное духовенство наделяется особым правовым положением, защитой, обусловленной необходимостью и важностью выполнения своей миссии, своих профессиональных обязанностей по отношению к личному составу, его духовным потребностям, необходимости реализации прав и свобод в религиозной сфере.
В заключение следует отметить, что в ст. 22 Устава внутренней службы Вооруженных Сил Российской Федерации, утвержденного Указом Президента РФ от 10 ноября 2007 г. N 1495, установлено, что военнослужащий обязан знать и соблюдать нормы международного гуманитарного права, правила обращения с ранеными, больными, лицами, потерпевшими кораблекрушение, медицинским персоналом, духовными лицами, гражданским населением в районе боевых действий, а также с военнопленными.
Вместе с тем ничего не говорит Устав о том, как реализовать военнослужащему свое право на вероисповедание в условиях военной службы, в боевой обстановке, когда штатного военного духовенства нет, а доступ к светскому духовенству невозможен в силу специфики военной службы.
Подведя итог всему вышесказанному, следует отметить:
1. Международное право предполагает наличие в войсках военного духовенства (духовного персонала) для удовлетворения религиозных потребностей личного состава и обеспечения психического здоровья войск (снятия обусловленного боевыми действиями эмоционального напряжения, психической нагрузки).
2. Международное право имеет приоритет перед Конституцией и национальным законодательством России, в связи с чем Россия должна обеспечить наличие в войсках на регулярной основе военно-религиозной службы (духовного персонала в лице священнослужителей).
3. Российское законодательство идет вразрез с международным в части отсутствия в войсках единой стройной системы военного духовенства, вместо которого в войсках лишь Минобороны России введены должности специалистов по работе с верующими военнослужащими, да и те не предполагают наличие обязательного духовного сана у лиц, замещающих эти должности.

В истории человечества в процессе ведения войны люди неоднократно пытались смягчить ее ужасы и уменьшить разрушительный характер. Длительное время зги попытки не давали ощутимых результатов.

Перелом наступил в XIX веке. Общество, наконец, осознало, что на войне большинство личного состава армии гибнет не от оружия противника, а от оставления раненых без всякой помощи, от болезней. Так, начиная в 1854 г. Крымскую войну, франко-английские войска вообще не имели военно-медицинской службы. В итоге из 300 тысяч человек этой армии 83 тысячи умерли от болезней. В среднем в военных кампаниях того времени убитые на поле боя составляли около одной четверти от общего числа погибших. Остальные умирали от ран, болезней, отсутствия ухода.1 Один из таких эпизодов, на этот раз франко-итало-австрийской войны, произвел неизгладимое впечатление на швейцарца Анри Дюнана: он увидел поле сражения при местечке Сольферино (1859 г.). К концу сражения на ночном поле осталось 6000 убитых и 36 000 раненых. Многие из раненых могли быть спасены, если бы им оказали квалифицированную помощь. Но их просто бросили в поле. Потрясенный Дюнан написал книгу «Воспоминания о Сольферино», в которой, в частности, содержалось предложение созвать международную конференцию государств для обсуждения вопроса о создании обществ помощи раненым. Книга Дюнана вызвала широкий резонанс. В 1863 г. Дюнан, Дюфур, Муанье, Аппиа и Монуар основали Международный комитет помощи раненым, более известный как «Комитет пяти», который явился предшественником Международного Комитета Красного Креста.

1 См.: Пустогаров В.В. Международное гуманитарное право. Учебное пособие. -М.: Институт государства и права РАН, 1997. -С. 5

Международный комитет признавал необходимым добиваться предоставления нейтрального статуса как раненым - жертвам военных

действий, которые больше не участвуют в сражении (и поэтому больше не могут рассматриваться как «противники»), так и персоналу, который оказывает им помощь, с тем чтобы дать ему возможность выполнять свою гуманную задачу. Рожденная на поле боя идея, вдохновлявшая основателей Движения Красного Креста, была вызвана к жизни стремлением облегчить человеческие страдания путем оказания помощи и обеспечения ухода за ранеными и больными, в чем, собственно, и состоит задача врача.

Роль, которую выполняют медицинские работники, всегда признавалась Красным Крестом в высшей степени важной, и с самого начала он позаботился о том, чтобы такие лица, призванные оказывать помощь раненым и больным на поле боя, пользовались тем же покровительством и защитой, что и священнослужители. Задачу, которую выполняют последние, можно считать дополнительной по отношению к задачам медицинского персонала, ведь священнослужители дают последнее напутствие умирающим.

Положения МГП защищают медицинских работников, чьи услуги необходимы во время вооруженных конфликтов, если: на территории их страны идет внутренний конфликт; их страна вовлечена в вооруженный конфликт с другой страной; их страна частично или полностью оккупирована другой страной или же их Национальное общество Красного Креста или Красного Полумесяца, или их страна, сохраняя нейтралитет, принимают решение предоставить медицинский персонал в распоряжение одной из воюющих сторон или МККК.1

См.: Баччино-Астрада А. Права и обязанности медицинского персонала в вооруженных конфликтах (Руководство). -М.: МККК, 1995. -С. 14 2 См.: Конвенция об облегчении участи раненых во время войны, заключенная в Женеве 10 августа 1864 г. См.: Гефтер А.В. Указ. сочинение. -С. 98-100 Приложений

В 1864 г. в Женеве была подписана Конвенция об улучшении участи раненых на поле боя2, которую принято считать началом становления МГП.

Российский юрист Ф.Ф. Мартене, анализируя нормы Женевской конвенции 1864 г., особо выделял в них те, которые касались медицинского персонала. По его словам, именно медицинский персонал занимает особое положение и охраняется Женевской конвенцией 1864 года.1

Женевская конвенция 1864 г., впервые закрепившая особый правовой статус медицинского персонала, устанавливала, что походные лазареты и постоянные военные госпитали, учрежденные правительством, обществом или частными лицами, считаются неприкосновенными и пользуются уважением и покровительством со стороны воюющих, пока в них находятся раненые и больные. Неприкосновенность распространялась также на весь медицинский персонал этих учреждений, включая сестер милосердия, священников и прислугу, в течение всего времени исполнения ими своих обязанностей, и даже когда место их нахождения переходило во власть неприятеля. В последнем случае время и способ их возвращения в армию, при которой они состояли, зависел от решения главнокомандующего. Неприятель должен был равным образом возвращать имущество походных лазаретов, однако захваченное им имущество постоянных военных госпиталей оставалось в его пользу. От насилия охранялись, кроме того, все жители неприятельской страны, оказывавшие помощь раненым и больным. В то время действовало правило, согласно которому дом, в который принимался раненый или больной, был свободен от постоя, а хозяин - от военной контрибуции.

Мартене Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. -С. 545

См.: Пустогароа В.В. Проблемы международного гуманитарного права // Государство и право. -1997. -№ 9. -С. 70

Женевская конвенция 1864 г. быстро показала свою эффективность. Первым вооруженным конфликтом, в котором обе стороны придерживались ее положений, была сербско-болгарская война 1885 г. Смертность в ней от ран и болезней составила 2%.2

С другой стороны, постановления Женевской конвенции 1864 г. очень скоро вызвали различные недоразумения, объясняющиеся недостатками ее редакции. Ф.Ф. Мартене писал по этому поводу: «Согласно Конвенции, те лазареты и госпитали, которые охраняются военною силою, не пользуются неприкосновенностью... Но, очевидно, ни один лазарет не может обойтись в военное время без стражи».1

С целью совершенствования Женевской конвенции 1864 г. в 1868 г. в Женеве собралась новая конференция, которая выработала проект дополнительных постановлений из 15 статей, 10 из которых касались ухода за ранеными на море.2 В этих статьях признавалась неприкосновенность тех мелких судов, которые во время сражения и после должны были спасать погибающих и раненых; равным образом - медицинского персонала на взятых неприятельских военных кораблях и торговых судов, эвакуирующих раненых. Однако вышеуказанные «дополнительные постановления» не были подписаны державами и обязательной силы не имели. Более того, состоявшиеся в 1884 г. в Женеве, в 1887 г. в Карлсруэ и в 1892 г. в Риме конференции Красного Креста ничем не дополнили Женевскую конвенцию 1864 г. Лишь в 1899 и 1907 гг. Первая, а затем Вторая Гаагские конференции мира смогли реализовать небольшую часть этих положений в принятых конвенциях.

Мартене Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. -С. 546

Проект дополнительных статей к Женевской конвенции 10 августа 1864 г. для облегчения участи раненых во время войны, составленный в Женеве 8 октября 1868 г. См.: Гефтер А.В. Указ. сочинение. -С. 101-104 Приложений

В упоминавшемся Проекте международной конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, подготовленном Ф.Ф. Мартенсом после Брюссельской конференции 1874 г. отмечалось, что «духовные лица, врачи, аптекари и фельдшеры, а также весь вообще личный врачебный и вспомогательный состав военных госпиталей и походных лазаретов, не подлежат военному плену и пользуются правом нейтральности, если не принимают активного участия в военных действиях» (ст. 38)."

Необходимо особо отметить появление в 1906 г. Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, нормы которой знаменовали собой значительный шаг в развитии МГП. Так, ст. IX данной Конвенции, говорившая о защите медицинского персонала и духовенства, постановила, что данные лица должны пользоваться покровительством и не могут считаться военнопленными.2 По какой-то причине принятая в следующем году Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны не закрепила в своих нормах эту новеллу (напомним, что ст. Ш Положения о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. гласит о том, что как сражающиеся, так и несражающиеся пользуются правом военного плена).

1 Проект международной конвенции о законах и обычаях сухопутной войны. См.: Мартене Ф.Ф. Восточная война и Брюссельская конференция 1874-1878 гг. -С. 1112 Приложений

2 Женевская конвенция для улучшения участи раненых и больных в действующих армиях от 23 июня 1906 г. См.: Лист Ф. Указ. сочинение. -С. LXXXV7I-XCIV Приложений

Следующий существенный шаг в развитии норм МГП о статусе медицинского персонала был сделан Женевскими конвенциями 1949 г., которые расширили пределы защиты медицинского персонала. Они распространили ее на административный персонал, специально подготовленных санитаров из воинских подразделений, предназначенных для подбирания, транспортировки или лечения раненых (ст.ст. 24-25 Первой конвенции). В Конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях повторяется положение о том, что постоянные санитарные учреждения и подвижные санитарные формирования не могут ни при каких обстоятельствах быть подвергнуты нападению. В то же время данная Конвенция устанавливает, что личный персонал санитарных учреждений может быть вооружен для самообороны и защиты раненых и больных (ст. 22). Конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море призвана учесть специфику войны на море. Ст. 33 закрепляет, что госпитальные суда пользуются таким же покровительством и "* защитой, как и наземные санитарные учреждения, а торговые суда,

превращенные в госпитальные, остаются таковыми до конца военных действий. Еще более важно, что Конвенция о защите гражданского населения во время войны установила покровительство над гражданскими больницами, включая весь их персонал (ст. 20).

Очередным этапом развития норм МГП о статусе медицинского персонала стало принятие в 1977 г. Дополнительного протокола I, призванного подтвердить и развить положения Женевских конвенций 1949 г.

Одной из основных новелл Протокола I стало распространение особой защиты на гражданский медицинский персонал, гражданские санитарно-транспортные средства и гражданские медицинские объекты, в результате чего медицинская помощь жертвам войны значительно улучшилась. Это, по мнению Р. Козирника, служит хорошей иллюстрацией значительного шага вперед, сделанного благодаря Протоколу I, ибо он предусматривает расширение общей категории лиц и имущества, находившихся под покровительством Женевской конвенции 1864 г.1

Дополнительный протокол I довольно подробно регламентирует правовое положение медицинского персонала в период вооруженных конфликтов. Прежде всего, в ст. 8 Протокола впервые дается определение «медицинский & персонал», под которым понимаются лица, назначенные стороной,

находящейся в конфликте, исключительно для медицинских целей (розыск, подбирание, транспортировка, установление диагноза или лечения, включая оказание первой помощи, а также профилактика заболеваний), для административно-хозяйственного обеспечения медицинских формирований или для работы на санитарно-транспортных средствах и для их административно-технического обеспечения. Данный термин включает в себя: 1) военный и гражданский медицинский персонал стороны, находящейся в конфликте, а также персонал, приданный организациям гражданской обороны; 2) медицинский персонал национальных обществ Красного Креста и других национальных добровольных обществ помощи, должным образом признанных и уполномоченных стороной, находящейся в конфликте; 3) медицинский персонал нейтрального государства или государства, не являющегося стороной в конфликте; медицинский персонал признанного и уполномоченного общества помощи такого государства; медицинский персонал беспристрастной международной гуманитарной организации.

Как закреплено ст. 8 Дополнительного протокола I, медицинский персонал может быть гражданским или военным, но гражданский персонал пользуется защитой, предоставляемой МГП медицинскому персоналу только в том случае, если он получил назначение от находящейся в конфликте стороны, к которой он принадлежит. Таким образом, гражданский врач, продолжающий практиковать в ходе вооруженного конфликта и не получивший конкретного назначения от своей страны, не включается в состав медицинского персонала по смыслу МГП. Это ограничение объясняется тем, что медицинский персонал пользуется особыми привилегиями и, поскольку воюющая держава несет ответственность за любые возможные злоупотребления, она должна осуществлять четкий контроль за лицами, которым предоставлены эти привилегии.

Весь персонал, чья работа необходима для обеспечения эффективной помощи раненым и больным, пользуется защитой как медицинский персонал все то время, пока он находится в составе медицинской службы. Таким образом, эта категория может включать, например, госпитального повара, администратора или механика, обслуживающего медицинский транспорт. Вместе с тем многие из прав, которые предоставлены медицинскому персоналу, и возложенных на него обязанностей относятся непосредственно к медицинским работникам в прямом смысле слова.

Назначение медицинского персонала может быть как постоянным, так и временным.

Постоянными являются медицинские формирования, медицинский персонал и санитарно-транспортные средства, которые предназначаются исключительно для медицинских целей на неопределенный период времени.

Временными являются медицинские формирования, медицинский персонал и санитарно-транспортные средства, которые привлекаются исключительно для медицинских целей на ограниченные периоды времени в течение всего срока таких периодов.

Важно иметь в виду, что как при определенной, так и при неопределенной продолжительности назначения медицинский персонал, чтобы пользоваться предусмотренной для него защитой, должен быть назначен исключительно для медицинских целей. При этом категорически запрещается пользоваться указанной защитой в целях, например, коммерции и тем более для участия в боевых действиях

К личному составу медицинских формирований приравнивается в своих правах личный состав добровольческих обществ помощи, специально обученный контингент для использования его при необходимости в качестве вспомогательных санитаров или носильщиков для поиска, подбирания, перевозки или лечения раненых, больных, потерпевших кораблекрушение, уполномоченный своим правительством, а также национальные общества Красного Креста и соответствующие им другие добровольные общества. Как отмечает А. Баччино-Астрада, на практике наиболее часто встречается именно эта категория медицинского персонала.1

Лицами медицинского персонала могут быть и граждане иностранных государств, не являющихся сторонами в конфликте. Они выполняют свои профессиональные обязанности по распоряжению своего правительства. Кроме того, в состав медицинского персонала могут быть включены представители

"См.: Баччино-Астрада А. Указ. сочинение. -С. 26

национальных обществ Красного Креста или Красного Полумесяца невоюющих государств. Они, как правило, работают под руководством МККК.1

Правовой статус медицинского персонала включает права, обязанности, предусмотренные МГП, и их ответственность за нарушение его норм. Основная цель установления правового статуса сводится к тому, чтобы медицинский персонал мог выполнять возложенные на него гуманные задачи в период вооруженного конфликта.

Как граждане государства, связанного Конвенциями и Дополнительными протоколами, медицинские работники обязаны подчиняться требованиям этих документов вне зависимости от того, включены или нет указанные нормы во внутригосударственное законодательство их страны. Чрезвычайно важно, чтобы медицинский персонал хорошо знал свои обязанности и права, предусмотренные МГП, и понимал, что он может, совершенно неожиданно и в любой момент, оказаться в ситуации, которая потребует от него осуществления этих прав и выполнения обязанностей.

Обязанности, возложенные на медицинский персонал, прямо связаны с правами покровительствуемых лиц, вверенных его заботам. Так, обязанность гуманно обращаться с ранеными связана с правом этого раненого на гуманное обращение; обязанность не подвергать ни одного военнопленного медицинским процедурам, противопоказанным ему по состоянию здоровья, а также медицинским опытам, связана с правом военнослужащего на уважение его физической и психической неприкосновенности.

Права медицинского персонала непосредственно связаны с соответствующими обязанностями государства, к которому принадлежит медицинский персонал, а также сторон в конфликте. Так, право медицинского персонала на защиту (Дополнительный протокол I, ст. 15) связано, например, с обязанностью противника уважать этот персонал; подобным же образом право

См.: Хасан М. Защита медицинского персонала в условиях вооруженных конфликтов // Московский журнал международного права. -1999. -№ 3. -С. 157 доступа медицинского персонала к местам, где требуется его помощь, связано с обязанностью сторон в конфликте разрешать ему доступ в такие места.

Среди обязанностей, возложенных на медицинский персонал, следует, на наш взгляд, выделить такие, которые требуют действия, и требующие воздерживаться от действий. Например, медицинский работник обязан действовать, когда больной или раненый нуждаются в помощи; однако медицинский работник обязан также воздерживаться от некоторых действий, а именно от таких, которые могут нанести вред здоровью пациента. С другой стороны, бездействие, то есть неоказание должной помощи больному, может представлять собой невыполнение медицинским персоналом своих обязанностей.

Среди признанных прав медицинского персонала могут быть выделены права, предполагающие определенные действия сторон в конфликте, такие, как оказание всевозможного содействия медицинскому персоналу для того, чтобы он мог как можно лучше выполнить свои задачи, и права, предполагающие обязанность сторон в конфликте воздерживаться от определенных действий, например, от применения репрессалий к медицинскому персоналу.

Раненые, больные и потерпевшие кораблекрушение, военнопленные и гражданское население, страдающие от последствий вооруженного конфликта, то есть все лица, которые непосредственно не принимают участия в военных действиях, должны при всех обстоятельствах пользоваться гуманным обращением (Первая конвенция, ст.ст. 3, 12; Вторая конвенция, ст.ст. 3, 12; Третья конвенция, ст.ст. 3, 12; Четвертая конвенция, ст. 3, 27; Дополнительный протокол I, ст. 10). Все перечисленные категории лиц пользуются защитой МГП. Медицинские работники, призванные оказывать этим людям помощь, должны в любых обстоятельствах действовать гуманно, как можно более ответственно выполняя свой долг.

Медицинский персонал, состоящий при вооруженных силах, находится под защитой МГП.

Защита медицинского персонала - не личная привилегия его членов, она естественно вытекает из положений, разработанных для того, чтобы обеспечить покровительство и защиту жертвам вооруженных конфликтов. Защита предоставляется медицинскому персоналу, с тем чтобы облегчить выполнение поставленных перед ним гуманных задач, и только при том условии, что он занимается исключительно выполнением этих задач и лишь на время их выполнения. Например, совершенно ясно, что вспомогательный медицинский персонал, упомянутый в ст. 25 Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, не пользуется защитой тогда, когда он осуществляет свои вспомогательные функции.

Важным аспектом защиты медицинского персонала является соблюдение участниками вооруженных конфликтов норм МГП, согласно которым медицинский персонал не может быть подвергнут наказанию или преследованиям за выполнение им медицинских обязанностей в соответствии с нормами медицинской этики (Первая конвенция, ст. 18; Дополнительный протокол I, ст. 16). Данное положение появилось как следствие насилия, угроз, преследований и наказаний, которым медицинский персонал подвергался в прошлом, когда он ухаживал за ранеными и больными противника. Суть его в том, что медицинская деятельность ни при каких обстоятельствах и вне зависимости от того, в интересах какого лица она проводится (то есть к какой из сторон в конфликте принадлежит раненый или больной), не может служить поводом для насилия, угроз, преследований и наказаний, если она осуществляется в соответствии с медицинской этикой.

С этим положением тесно связано другое, согласно которому не допускается принуждение медицинского персонала к совершению действий, несовместимых с медицинской этикой (Дополнительный протокол I, ст.ст. 15, 16).

Лица, выполняющие медицинские функции, не могут принуждаться к совершению действий или выполнению работ, несовместимых с их гуманными обязанностями и в нарушение норм медицинской этики или других медицинских норм, которые защищают интересы раненых и больных, или в нарушение положений Женевских конвенций и Дополнительного протокола I.

Например, если власти стороны в конфликте принуждают медицинский персонал проводить медицинские опыты на военнопленных, они тем самым совершают двойное нарушение МГП: во-первых - по отношению к пленным, во-вторых - по отношению к медицинскому персоналу.

Наконец, не допускается принуждение медицинского персонала к предоставлению информации о раненых и больных (Дополнительный протокол I, ст. 16). В данном случае речь идет об информации, которая, как полагает медицинский персонал, может причинить вред раненым или больным, либо их семьям. Это право, как справедливо отметил А. Баччино-Астрада, позволяет установить доверительные отношения между пациентами и медицинским персоналом.1

Впрочем, из этого правила есть исключение. Оно установлено в общих интересах и потому оправданно: неукоснительно должны соблюдаться правила обязательного извещения о заразных болезнях.

Иммунитетом от взятия в плен и задержания пользуются строго определенные категории медицинского персонала: 1) медицинский персонал нейтрального государства или общества помощи такого государства, предоставленный в распоряжение одной из воюющих сторон в конфликте; 2) медицинский персонал, направленный МККК; 3) медицинский персонал госпитальных судов и самолетов санитарной авиации (ст. 32 Первой конвенции; ст. 36 Второй конвенции).

1 См.: Baccino-Astrada A. Manuel des droits et devoirs du personnel sanitaire lors des conflits armes. -Oeneve: CIRC, La Ligue des societes de la Croix-Rouge et du Croissant-Rouge, 1982.-P. 152

При этом персоналу первой категории при попадании во власть противника должно быть разрешено вернуться в свою страну, как только откроется путь для его возвращения и как только военные соображения это позволят. Медицинский персонал второй категории в такой ситуации должен быть немедленно репатриирован или направлен в распоряжение одной из сторон в конфликте в соответствии с соглашениями МККК и стороной (сторонами) в конфликте.

Не подлежат взятию в плен, но могут быть задержаны при соблюдении определенных условий: 1) постоянный военный медицинский персонал; 2) медицинский персонал национальных добровольных обществ помощи, национальных обществ Красного Креста или Красного Полумесяца стороны в конфликте, приданный военно-медицинской службе; 3) гражданский медицинский персонал стороны в конфликте (ст. 28 Первой конвенции; ст. 37 Второй конвенции).

Не предоставляется иммунитет от взятия в плен членам временного военного медицинского персонала, которые, попав в руки противника, имеют статус военнопленных и удерживаются в плену до конца боевых действий (ст. 29 Первой конвенции).

Медицинский персонал должен воздерживаться от каких бы то ни было враждебных действий. Медицинский персонал находится под защитой, потому что он обязан соблюдать нейтралитет в вооруженном конфликте, в ходе которого он занимается оказанием помощи. Если медицинский персонал перестает быть нейтральным, он теряет право на защиту. «Нейтралитет» в данном случае означает требование к медицинскому персоналу воздерживаться от каких бы то ни было враждебных действий или, в более широком смысле, от любого вмешательства в военные действия. Именно на этом условии ему предоставляется особая зашита.1

Медицинскому персоналу разрешено иметь только личное оружие и использовать его только для самообороны и защиты своих раненых и больных (Первая конвенция, ст, 22; Вторая конвенция, ст. 35; Дополнительный протокол I, ст.ст. 13, 28, 63, 65, 67). В данном случае учитываются те непредвиденные обстоятельства, в которых может оказаться медицинский персонал, работающий в зоне международного вооруженного конфликта. Такой конфликт зачастую порождает состояние хаоса, которое само по себе способствует совершению актов насилия, например, изнасилований, грабежей или разбойных нападений. Необходимо защищать раненых и больных от действий такого рода. Кроме того, раненые солдаты далеко не всегда бывают совершенно беспомощными, а это вызывает потребность поддерживать порядок среди раненых и во всех медицинских учреждениях. Главным образом по этим двум причинам государства не исключают полностью возможность для медицинского персонала иметь оружие. В действительности МГП, не разрешая этого в прямой форме, молчаливо позволяет медицинскому персоналу иметь оружие. Вместе с тем медицинский персонал может иметь только личное стрелковое оружие и использовать его исключительно в целях, указанных выше. Таким образом, если бы медицинский персонал попытался силой оружия воспрепятствовать наступательным операциям, он потерял бы свой «нейтралитет» в конфликте и, соответственно, право на защиту, исключая, разумеется, те случаи, когда противник умышленно пытается убить раненых, больных или членов медицинского персонала.

Медицинский персонал должен располагать опознавательными знаками и документами (Первая конвенция, ст.ст. 40, 41; Вторая конвенция, ст. 42; Четвертая конвенция, ст. 20; Дополнительный протокол I, ст.ст. 18, 66, 67, Приложение I). С момента принятия Дополнительного протокола I особое значение придается тому, чтобы отличительный знак был ясно виден издалека. Все члены медицинского персонала, которые пользуются защитой, на оккупированных территориях или территориях, где идут или могут идти бои, должны носить как можно более ясно видимый отличительный знак (например, большой красный крест на груди и спине). Кроме того, они должны иметь удостоверения личности, требования к которым изложены в ст. 1 Приложения Протокола I.

Медицинский персонал, совершающий нарушения МГП, подлежит наказанию (Первая конвенция, ст.ст. 3, 44, 49-54; Вторая конвенция, ст.ст. 3,44, 45, 50-53; Третья конвенция, ст.ст. 3, 13, 129-132; Четвертая конвенция, ст.ст. 3, 146-149; Дополнительный протокол I, ст.ст. 11, 18, 85, 86).

С целью оказания медицинской помощи, для доставки медикаментов или эвакуации раненых и больных, а также гражданских лиц из числа инвалидов, престарелых, детей и рожениц медицинский персонал может быть направлен в осажденную или окруженную зону. В мирное время допускается создание на своей или оккупированной территории санитарных зон и местностей (ст. 23 Первой конвенции; ст.ст. 14, 15 Четвертой конвенции) как убежища для всего находящегося в них населения либо с более узкой целью эвакуации лиц, нуждающихся в особом уходе (раненых, больных, престарелых, беременных, матерей с малолетними детьми, инвалидов, детей), - в границах которых запрещены всякие военные действия.

Права медицинского персонала неотчуждаемы. !>го значит, что персонал не может отказываться от прав, которые обеспечивают Женевские конвенции. Данная запретительная норма была установлена для исключения возможного давления и принуждения отказаться от своих прав, а также чтобы не допустить попыток оправдать правонарушения якобы полученным согласием жертв.1

1 См.: Правовая защита жертв вооруженных конфликтов. -С. 43

Можно было бы выделить такие обязанности медицинского персонала, как: строгое соблюдение норм МГП; гуманное обращение с жертвами войны (не подвергать лиц, относящихся к этим категориям, никаким опасным для их здоровья процедурам, опытам, экспериментам, уважать их физическую и психическую неприкосновенность); оказание раненым, больным, военнопленным, лицам, потерпевшим кораблекрушение, медицинской помощи (неоказание такой помощи является нарушением лицами медицинского персонала норм Mill); неукоснительное соблюдение принципов медицинской этики, то есть своих врачебных обязанностей (ст. 16 Дополнительного протокола I) в соответствии с «клятвой Гиппократа», положений, которые развиты «Женевской клятвой» и «Международным кодексом медицинской этики», разработанных Всемирной медицинской ассоциацией (то есть добросовестно выполнять профессиональные обязанности; своей главной заботой считать здоровье больного, раненого; не разглашать тайн, доверенных ему покровительствуемыми лицами; уважать ценность человеческой жизни; не использовать медицинские знания против законов человечности; не допускать никакой религиозной, национальной, расовой, политической или социальной дискриминации при выполнении своего долга; даже под угрозой жизни не использовать медицинские знания против законов человечности); выполнение Правил медицинской этики для военного времени и Правил предоставления помощи раненым и больным в вооруженных конфликтах (одобрены в 1957 г. МККК, Международным комитетом военной медицины и фармации и Всемирной организацией здравоохранения и утверждены Всемирной медицинской ассоциацией. Основные положения этих документов сводятся к тому, что защита жизни и здоровья человека является главной задачей медицинского персонала; запрещается проведение на людях медицинских экспериментов; оказывать медицинскую помощь без различий расы, пола, вероисповедания, национальности и т.п.)1; гуманное и человеколюбивое обращение без каких-либо различий с лицами, которые непосредственно не принимают участие в военных действиях или вышли из строя; недопущение какой бы то ни было медицинской процедуры, не требующейся по состоянию здоровья покровительствуемых лиц, а также медицинских, научных или других опытов в их отношении; получение согласия пациента (если он в состоянии это сделать) на лечение, хирургическое вмешательство, связанные с риском для его жизни.

Анализ норм МГП позволяет сделать вывод, что медицинский персонал в период вооруженных конфликтов обладает особым статусом. Стороны, участвующие в вооруженных конфликтах, должны добиваться неукоснительного соблюдения норм МГП, что, на наш взгляд, приведет к реальной защите медицинского персонала во время вооруженных конфликтов.

Под духовным персоналом МГП понимает лиц, как военных, так и гражданских, как, например, священники всех религий, которые заняты исключительно выполнением своих духовных функций и приданы: 1.

Вооруженным силам стороны, находящейся в конфликте; 2.

Медицинским формированиям или санитарно-транспортным средствам стороны, находящейся в конфликте; 3.

Организациям гражданской обороны стороны, находящейся в конфликте (Дополнительный протокол I, ст. 8, п. «d»).

Священнослужители признаются некомбатантами всеми без исключения исследователями.

Еще Гуго Гроций, считавший, что все подданные государства могут находиться в рядах сражающихся, говорил о возможности существования особых законов, освобождающих священников от воинской обязанности.1

В России начало истории военного и флотского духовенства относится к периоду царствования Петра Великого. В частности, в апреле 1717 г. последовало высочайшее повеление государя: «В Российском флоте содержать на кораблях и других военных судах 39 священников».2

См. об этом: Саунина Е.В. Определение права войны, воюющих сторон, справедливых причин войны в трактате Гуго Гроция «О праве войны и мира» // Российский ежегодник международного права. -СПб., 2002. -С. 239 2 См.: История флотского духовенства: сборник / Сост. А.Б. Григорьев. -М.: Андреевский флаг, 1993.-С. 19

Правила относительно исполнения религиозных обязанностей для служащих на военных кораблях впервые были изложены в краткой форме в Инструкции, или Артикуле Военных, Российскому флоту, высочайше утвержденной в апреле 1710 г. Однако о флотских священниках здесь не упоминается.1

Права и обязанности флотского духовенства, а также религиозно-нравственная жизнь служивших на военных судах были более или менее точно определены в Уставе Морском, получившем высочайшее утверждение 13 января 1720 г. Здесь довольно подробно говорится о полномочиях начального священника, о круге обязанностей судового священника, о наказаниях за преступления против веры, о совершении на судах ежедневных молитв и праздничного богослужения, об отношении офицеров и рядовых к священнику и т.д.2

1 См.: Барсов Т.В. Об управлении русским военным духовенством. -СПб.: Тип. О.Г. Елеонского и Ко., 1879. -С. 7

2 Там же. -С. 11

Нормы МГП (ст. 24, 28 Конвенции I; ст. 36 Конвенции П; ст. 33 Конвенции III; ст. 8 Дополнительного протокола I) обеспечивают защиту духовного персонала. Духовный персонал выполняет исключительно духовные функции и может быть постоянным (находиться в составе вооруженных сил) или временным, то есть придаваться вооруженным силам, медицинским формированиям, транспортам или организациям гражданской обороны. Если он попадает под контроль противной стороны, то может задерживаться лишь в той мере, в какой этого требуют духовные потребности и численность военнопленных. Лица духовного персонала при задержании не могут рассматриваться как военнопленные, но пользуются, по меньшей мере, преимуществами, предоставляемыми Женевской конвенцией об обращении с военнопленными 1949 г. Им оказывается возможная помощь при осуществлении духовных обязанностей, и они не должны принуждаться к выполнению задач, не совместимых с их гуманитарной миссией. Воюющие державы, под контролем которых находятся указанные лица, разрешают им посещать военнопленных в рабочих командах и госпиталях, находящихся вне лагеря.

Одной из важнейших обязанностей, свидетельствующих о необходимости духовного персонала в период вооруженных конфликтов, является обязанность военных священников сотрудничать с юридическими советниками. Цель такого сотрудничества - борьба за «очеловечивание» противника, выработка в сознании военнослужащих баланса между требованиями военной необходимости и эмпатией (сопереживанием) противнику. Священнослужитель, не будучи комбатантом и не обладая властью отдавать приказы, возможно, будет вызывать к себе больше доверия благодаря своему призванию и сможет легче найти общий язык с военнослужащими.

Анализ правового статуса командиров, юридических советников, медицинского персонала и духовенства позволяет судить о том, что правовое регулирование их деятельности находится на довольно высоком уровне. Об этом свидетельствует и тот факт, что в последние десятилетия процесс имплементации международно-правовых норм, касающихся деятельности законных участников вооруженных конфликтов, значительно ускорился. Нормы МГП, закрепляющие правовой статус указанных категорий законных участников вооруженных конфликтов, отражены в Наставлении по международному гуманитарному праву для Вооруженных Сил Российской Федерации 2001 г., Положении о юридической службе Вооруженных Сил Российской Федерации 1998 г. и других нормативных актах и документах.

С другой стороны, нам удалось выявить ряд проблем, связанных с деятельностью рассмотренных категорий законных участников вооруженных конфликтов.

1. Недостаток знаний командиров (начальников) всех уровней норм МГП, обусловленный рядом объективных и субъективных факторов (таких, как несовершенство механизма имплементации норм МГП в национальное законодательство; отсутствие действенной системы обучения командиров положениям МГП и его практического применения в деятельности войск (сил); нежелание самих командиров знать и умело применять нормы МГП и т.п.) и способствующий нарушению этих норм как самими командирами, так и их подчиненными. Для устранения данной проблемы необходимо добиться реального исполнения требований ст. 83 Дополнительного протокола I, которая гласит, что «Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются... распространять возможно шире Конвенции и настоящий Протокол в своих странах и, в частности, включать их изучение в программы военной подготовки...». 2.

Непосредственная подчиненность в Вооруженных Силах РФ юридических советников командирам (начальникам), которая может привести к тому, что рекомендации советников могут быть отклонены командирами. На наш взгляд, следовало бы нормативно установить процедуру обжалования явно незаконных приказов командиров (начальников) в целях уменьшения количества случаев совершения серьезных нарушений МГП со ссылкой на приказ командира. Для объективного рассмотрения жалоб со стороны юридических советников можно было бы учредить в Вооруженных Силах РФ институт независимых военных экспертов для рассмотрения наиболее сложных вопросов применения МГП в период вооруженных конфликтов. 3.

На фоне активного процесса имплементации норм МГП во внутригосударственное законодательство отмечается недостаточное национально-правовое регулирование статуса медицинского персонала и духовенства в составе Вооруженных Сил РФ. Наставление по международному гуманитарному праву для Вооруженных Сил РФ раскрывает правовой статус медицинского персонала неполно, поэтому необходимо, на наш взгляд, в законодательном порядке принять соответствующие нормативные акты, касающиеся правового положения медицинского и духовного персонала во время международных и внутренних вооруженных конфликтов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Деятельность и статус подразделений Вооруженных сил и МВД Украины во время вооруженного конфликта на территории востока Украины

2.3. Содержание под стражей по соображениям безопасности как актуальное явление в современном международном гуманитарном праве

• Международное гуманитарное право, применяемое в период вооруженных конфликтов
  • Понятие, источники и принципы международного гуманитарного права
  • Отличие международного гуманитарного права от стандартов в области прав человека
  • Субъекты международного гуманитарного права
  • Понятие и виды вооруженных конфликтов в международном гуманитарном праве
  • Правовые последствия начала войны
• Участники вооруженных конфликтов
  • Театр военных действий государств
  • Понятия «вооруженные силы» и «комбатант» в международном гуманитарном праве
  • Обязанности командиров (начальников) в свете требований международного гуманитарного права
  • Роль юридических советников в период вооруженных конфликтов
  • Правовое положение медицинского персонала и духовенства
  • Применение норм международного гуманитарного права внутренними войсками МВД России и органами внутренних дел в период вооруженных конфликтов
• Международно-правовая защита жертв войны
  • Понятие «жертвы войны» в международном гуманитарном праве
  • Правовое положение раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение. Пропавшие без вести
  • Правовой статус военнопленных
  • Правовое положение лиц, задержанных или лишенных свободы по причинам, связанным с вооруженным конфликтом немеждународного характера
  • Защита гражданского населения в период вооруженных конфликтов
  • Правовой статус журналистов
• Международно-правовая защита гражданских объектов в период вооруженных конфликтов
  • Понятие гражданского объекта. Разграничение гражданских и военных объектов в международном гуманитарном праве
  • Классификация гражданских объектов в международном гуманитарном праве
  • Защита культурных ценностей в период вооруженных конфликтов
  • Защита объектов, необходимых для выживания гражданского населения
  • Защита установок и сооружений, содержащих опасные силы
  • Правовое регулирование положения местностей и зон, находящихся под специальной защитой международного гуманитарного права
• Охрана окружающей среды в период вооруженных конфликтов
  • Понятие международно-правовой охраны окружающей среды
  • Правовое регулирование охраны окружающей среды в период вооруженных конфликтов
  • Международно-правовые меры борьбы с применением экологического оружия
• Ограничение воюющих в выборе методов и средств ведения войны
  • Запрещенные методы ведения войны
  • Запрещенные средства ведения войны
  • Ядерное оружие в свете принципов и норм международного гуманитарного права
• Защита интересов нейтральных государств в период вооруженного конфликта
  • Понятие нейтралитета
  • Нейтралитет в сухопутной, морской и воздушной войне
• Обязательства государств по выполнению норм международного гуманитарного права
  • Меры по выполнению норм международного гуманитарного права
  • Имплементация международного гуманитарного права в Содружестве Независимых Государств
  • Законодательство России в свете принципов и норм международного гуманитарного права
  • Распространение международного гуманитарного права в России
• Международный контроль за соблюдением государствами обязательств по международному гуманитарному праву
  • Понятие и принципы международного контроля
  • Осуществление международного контроля за соблюдением норм международного гуманитарного права
• Ответственность государств и физических лиц за нарушение норм международного гуманитарного права
  • Правовые последствия окончания войны
  • Понятие и основания ответственности государств и физических лиц за нарушения норм международного гуманитарного права
  • Политическая и материальная ответственность государств
  • Уголовная ответственность физических лиц за совершение международных преступлений
• Международный уголовный суд и его роль в обеспечении выполнения норм международного гуманитарного права
  • Цели и принципы Международного уголовного суда. Ассамблея государств - участников Римского статута МУС
  • Преступления, подпадающие под юрисдикцию Международного уголовного суда
  • Концепция дополнительной юрисдикции Международного уголовного суда и другие юрисдикционные основы
  • Применимое Международным уголовным судом право
  • Состав и управление делами Международного уголовного суда
  • Расследование, уголовное преследование и судопроизводство по Римскому статуту Международного уголовного суда
  • Практическая деятельность Международного уголовного суда
• Роль Международного Комитета Красного Креста в становлении, развитии и распространении международного гуманитарного права
  • История создания Международного Комитета Красного Креста
  • Правотворческая роль МККК
  • Деятельность региональной делегации МККК в России по распространению знаний о международном гуманитарном праве
• Международное гуманитарное право – заключение

Правовое положение медицинского персонала и духовенства

Понятием «медицинский персонал» охватываются лица, которые входят в состав медицинских формирований и назначены воюющей стороной для выполнения исключительно медицинских целей: розыска раненых, больных, лиц, потерпевших кораблекрушение, их эвакуации, установления диагноза, оказания медицинской помощи, проведения мер по профилактике заболеваний, а также для административно-хозяйственного обеспечения медицинских формирований, санитарно-транспортных средств и их технического обслуживания (ст. 8 Дополнительного протокола I).

Под термином «медицинский персонал» в широком смысле этого слова понимаются: как профессиональные врачи, медицинские сестры, так и административные и хозяйственные работники, водители и др. Лица медицинского персонала назначаются сторонами, находящимися в конфликте, на постоянной или временной основе. Временный медицинский персонал осуществляет свою деятельность только на время назначения, в отличие от постоянного персонала, входящего в структуру вооруженных сил.

Медицинский персонал может быть военным или гражданским . Но именно назначенный гражданский персонал воюющей стороны пользуется защитой международного гуманитарного права в течение определенного периода его работы. Так, например, гражданский врач, выполняющий свои профессиональные обязанности в период вооруженного конфликта и не имеющий назначения своего государства на такую деятельность, не подпадает под понятие «медицинского персонала» по смыслу международного гуманитарного права.

Разумеется, что порядок назначения должен соответствовать внутреннему законодательству государства, осуществляющего такое назначение. Это объясняется тем, что медицинский персонал в период вооруженного конфликта пользуется особыми правами, и коль скоро воюющее государство несет ответственность за любые действия лиц, относящихся к этой категории, то оно и осуществляет надлежащий контроль за их деятельностью. Например, государственные органы не допускают того, чтобы медицинский персонал занимался коммерческой или иной деятельностью, несовместимой с его предназначением.

К личному составу медицинских формирований приравнивается в своих правах личный состав добровольческих обществ помощи, специально обученный контингент для использования его при необходимости в качестве вспомогательных санитаров или носильщиков для поиска, подбирания, перевозки или лечения раненых, больных, потерпевших кораблекрушение, уполномоченный своим правительством, а также национальные общества Красного Креста и соответствующие им другие добровольные общества.

Лицами медицинского персонала могут быть и граждане иностранных государств, не являющихся сторонами в конфликте. Они выполняют свои профессиональные обязанности по распоряжению своего правительства. Кроме того, в состав медицинского персонала могут быть включены представители национальных обществ Красного Креста или Красного Полумесяца невоюющих государств. Они, как правило, работают под руководством МККК.

Правовой статус медицинского персонала включает права, обязанности, предусмотренные международным гуманитарным правом, и ответственность за нарушение его норм. Основная цель установления правового статуса сводится к тому, чтобы медицинский персонал мог выполнять возложенные на него гуманные задачи в период вооруженного конфликта. Медицинский персонал, состоящий при вооруженных силах, находится под защитой международного гуманитарного права.

В рамках военных законов и распоряжений задержавшей их державы и под руководством ее компетентных органов, а также в соответствии с профессиональной этикой они продолжают осуществлять свои медицинские обязанности в интересах военнопленных предпочтительно из состава тех вооруженных сил, к которым они сами принадлежат.

Основными обязанностями медицинского персонала являются:

• строгое соблюдение норм международного гуманитарного права;
• гуманное обращение с жертвами войны (не подвергать лиц, относящихся к этим категориям, никаким опасным для их здоровья процедурам, опытам, экспериментам, уважать их физическую и психическую неприкосновенность);
• оказание раненым, больным, военнопленным, лицам, потерпевшим кораблекрушение, медицинской помощи (неоказание такой помощи является нарушением лицами медицинского персонала норм международного гуманитарного права);
• неукоснительное соблюдение принципов медицинской этики, т.е. своих врачебных обязанностей (ст. 16 Протокола I; ст. 10 Протокола II) в соответствии с «клятвой Гиппократа» (460-380 г. до н.э.), положений, которые развиты «Женевской клятвой» и «Международным кодексом медицинской этики», разработанных Всемирной медицинской ассоциацией (т.е. добросовестно выполнять профессиональные обязанности; своей главной заботой считать здоровье больного, раненого: не разглашать тайн, доверенных ему покровительствуемыми лицами; уважать ценность человеческой жизни; не использовать медицинские знания против законов человечности; не допускать никакой религиозной, национальной, расовой, политической или социальной дискриминации при выполнении своего долга; даже под угрозой жизни не использовать медицинские знания против законов человечности);
• выполнение Правил медицинской этики для военного времени и Правил предоставления помощи раненым и больным в вооруженных конфликтах (одобрены в 1957 г. МККК, Международным комитетом военной медицины и фармацеи и Всемирной организацией здравоохранения и утверждены Всемирной медицинской ассоциацией);
• гуманное и человеколюбивое обращение без каких-либо различий с лицами, которые непосредственно не принимают участие в военных действиях или вышли из строя;
• недопущение какой бы то ни было медицинской процедуры, не требующейся по состоянию здоровья покровительствуемых лиц, а также медицинских, научных или других опытов в их отношении;
• получение согласия пациента (если он в состоянии это сделать) на лечение, хирургическое вмешательство, связанные с риском для его жизни.

Нарушение лицами медицинского персонала своих профессиональных обязанностей, а также совершение ими серьезных или иных нарушений норм международного гуманитарного права влечет дисциплинарную или уголовную ответственность, о чем будет сказано ниже.

Нормы международного гуманитарного права (ст.ст. 24, 28 Конвенции I; ст. 36 Конвенции II; ст. 33 Конвенции III; ст. 9 Протокола II) обеспечивают защиту духовного персонала , к которому относятся как военные (военные священники), так и гражданские лица. Духовный персонал выполняет исключительно духовные функции и может быть постоянным (находиться в составе вооруженных сил) или временным, т.е. придаваться вооруженным силам, медицинским формированиям, транспортам или организациям гражданской обороны.

Если представители духовного персонала попадают под контроль противной стороны, то могут задерживаться лишь в той мере, в какой этого требуют духовные потребности и численность военнопленных. Лица духовного персонала при задержании не могут рассматриваться как военнопленные, но пользуются, по меньшей мере, преимуществами, предоставляемыми Конвенцией о военнопленных.

Им оказывается возможная помощь при осуществлении духовных обязанностей, и они не должны принуждаться к выполнению задач, не совместимых с их гуманитарной миссией. Воюющие державы, под контролем которых находятся указанные лица, разрешают им посещать военнопленных в рабочих командах, госпиталях, находящихся вне лагеря.

Понятием медицинский персонал охватываются лица, которые входят в состав медицинских формирований и назначены воюющей стороной для выполнения исключительно медицинских целей: розыска раненых, больных, лиц, потерпевших кораблекрушение, их эвакуации, установления диагноза, оказания медицинской помощи, проведения мер по профилактике заболеваний, а также для административно-хозяйственного обеспечения медицинских формирований, санитарно-транспортных средств и их технического обслуживания (ст. 8 Дополнительного протокола I) Как видим, под термином «медицинский персонал» понимаются не только профессиональные врачи, медицинские сестры, но и административные и хозяйственные работники, водители и тл. Ли ца медицинского персонала назначаются сторонами, находящимися в конфликте, на постоянной или временной иснове. Временный медицинский персонал осуществляет свою деятельность только на время назначения в отличие от постоянного персонала, входящего в структуру вооруженных сил. Медицинский персонал может быть военным ил и гражданским. Но именно назначенный гражданский персонал воюющей стороны пользуется зашитой международного гуманитарного права в течение определенного периода его работы. Так, например, гражданский врач, выполняющий свои профессиональные обязанности в период вооруженного конфликта и не имеющий назначения своего государства на такую деятельность, не подпадает под понятие «медицинского персонала» по смыслу международною гуманитарного права. Разумеется, порядок назначения должен соответствовать внутреннему законодательству государства, осуществляющего такое назначение. Это объясняется тем, что медицинский персонал в период вооруженного конфликта пользуется особыми правами, и коль скоро воюющее государство несет ответственность за любые действия лиц, относящихся к этой категории, то оно и осуществляет надлежащий контроль за их деятельностью. Например, государственные органы не допускают того, чтобы медицинский персонал занимался коммерческой или иной деятельностью, несовместимой с его предназначением. К личному составу медицинских формирований приравнивается в своих правах личный состав добровольческих обществ помощи, специально обученный контингент для использования его при необходимости в качестве вспомогательных санитаров или носильщиков для поиска, подбирания, перевозки или лечения раненых, больных, потерпевших кораблекрушение, уполномоченный своим правительством, а также национальные общества Красного Креста и соответствующие им другие добровольные общества. Лицами медицинского персонала могут быть и граждане иностранных государств, не являющихся сторонами в конфликте. Они выполняют свои профессиональные обязанности по распоряжению своего правительства. Кроме того, в состав медицинского персонала могут быть включены представители национальных обществ Красного Креста или Красного Полумесяца невоюющих государств. Они, как правило, работают под руководством МККК. Правовой статус медицинского персонала включает права, обязанности, предусмотренные международным гуманитарным правом, и ответственность за нарушение его норм. Основная цель установления правового статуса сводится к тому, чтобы медицинский персонал мог выполнять возложенные на него гуманные задачи в период вооруженного конфликта. Медицинский персонал, состоящий при вооруженных силах, находится под зашитой международного гуманитарного права В рамках военных законов и распоряжений заоержавшей их державы и под руководством ее компетентных органов, а также в соответствии с профессиональной этикой они продолжают осуществлять свои медицинские обязанности в интересах военнопленных предпочтительно из состава тех вооруженных сил, к которым они сами принадлежат. Основными обязанностями медицинского персонала являются: строгое соблюдение норм международного гуманитарного права, гуманное обращение с жертвами войны (не подвергать лиц, относящихся к этим категориям, никаким опасным для их здоровья процедурам, опытам, экспериментам, уважать их физическую и психическую неприкосновенность); оказание раненым, больным, военнопленным, лицам, потерпевшим кораблекрушение, медицинской помощи (неоказание такой помощи является нарушением лицами медицинского персонала норм международного гуманитарного права); неукоснительное соблюдение принципов медицинской этики, т.е. своих врачебных обязанностей (ст. 16 Протокола I; ст. 10 Протокола II) в соответствии с «клятвой Гиппократа» (460- 380 г. до н.э.), положений, которые развиты -Женевской клятвой» и «Международным кодексом медицинской этики», разработанных Всемирной медицинской ассоциацией (тл. добросовестно выполнять профессиональные обязанности; своей главной заботой считать здоровье больного, раненого; не разглашать тайн, доверенных ему покровительствуемыми лицами; уважать ценность человеческой жизни; не использовать медицинские знания против законов человечности; не допускать никакой религиозной, национальной, расовой, политической или социальной дискриминации при выполнении своего долга; даже под угрозой жизни не использовать медицинские знания против законов человечности); выполнение Правил медицинской этики для военного времени и Правил предоставления помощи раненым и больным в вооруженных конфликтах {одобрены в 1957 г МККК, Межцу- наршным комитетом военной медицины и фзрмацеи, Всемирной организацией здравоохранения и утверждены Всемирной медицинское! ассоциацией). гуманное и человеколюбивое обрашение без каких-либо различий с лицами, которые непосредственно не принимают участие в военных действиях или вышли из строя; недопущение какой бы то ни было медицинской процедуры, не требующейся по состоянию здоровья покровительствуемых лиц, а также медицинских, научных или других опытов в их отношении; получение согласия пациента (если он в состоянии это сделать) на лечение, хирургическое вмешательство, связанные с риском для его жизни. Нарушение лицами медицинского персонала своих профессиональных обязанностей, а также совершение ими серьезных или иных нарушений норм международного гуманитарного права влечет дисциплинарную или уголовную ответственность, о чем будет ска- Нормы международного туманитарного права (ст.ст. 24. 28 Конвенции I; ст. 36 Конвенции II. ст. 33 Конвенции III; сг. 9 Протокола II) обеспечивают защиту духовного персонала, к которому относятся как военные (военные священники), так и гражданские лица. Духовный персонал выполняет исключительно духовные функции и может быть постоянным (находиться в составе вооруженных сил) или временным, т.е. придаваться вооруженным силам, медицинским формированиям, транспортам или организациям гражданской обороны. Если представители духовного персонала попадают под контроль противной стороны, то могут задерживаться лишь в той мере, в какой этого требуют духовные потребности и численность военнопленных. Лица духовного персонала при задержании не мотуг рассматриваться как военнопленные, но пользуются, по меньшей мере, преимуществами, предоставляемыми Конвенцией о военнопленных. Им оказывается возможная помощь при осуществлении духовных обязанностей, и они не должны принуждаться к выполнению задач, не совместимых с их гуманитарной миссией. Воюющие державы, под контролем которых находятся указанные лица, разрешают им посещать военнопленных в рабочих командах, госпиталях, находящихся вне лагеря.

Еще по теме 2.5. Правовое положение медицинского персонала и духовенства:

1. 42. Действительны ли положения коллективного договора, по которым работодатель (городская больница -государственное учреждение субъекта РФ) при заключении коллективного договора принял на себя обязательства ежеквартально осуществлять индексацию заработной платы, предоставлять работникам дополнительный отпуск за длительный стаж работы на должностях медицинского персонала, компенсировать стоимость питания в рабочее время?
2. 4.4. Процессуальное положение лица, в отношении которого ведется производство по применению принудительных мер медицинского характера
3. Судебно-медицинская экспертиза по делам о профессиональных правонарушениях медицинских работников
4. § 1. ПОНЯТИЕ И ПРАВОВАЯ ПРИРОДА ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ МЕР МЕДИЦИНСКОГО ХАРАКТЕРА
5. СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА КАЧЕСТВА МЕДИЦИНСКОЙ ПОМОЩИ: ЗНАЧЕНИЕ И ОЦЕНКА В ГРАЖДАНСКОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ
6. 5. Социальная роль политической активности духовенства
7. 2. Правовые основы назначения мер медицинского характера и организация проведения принудительного лечения
8. Американская Медицинская Ассоциация Принципы медицинской этики Преамбула

- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Акционерное право - Бюджетная система - Горное право‎ - Гражданский процесс - Гражданское право - Гражданское право зарубежных стран - Договорное право - Европейское право‎ - Жилищное право - Законы и кодексы - Избирательное право - Информационное право - Исполнительное производство - История политических учений - Коммерческое право - Конкурсное право - Конституционное право зарубежных стран - Конституционное право России - Криминалистика - Криминалистическая методика -